Елена Прудникова - Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации
1919 год облегчения крестьянам не принес – впрочем, и не мог принести. Легче в стране не стало никому. Война разгоралась, фронты сделались более протяженными, увеличивалась армия. Из городов можно было взять какое-то количество людей, но все остальное – продовольствие, фураж, лошадей – могла поставить только деревня. Причем практически без отдачи, поскольку превращенная в военный лагерь Советская Россия все свои скудные ресурсы отдавала фронту.
В январе 1919 года была введена продовольственная разверстка. От прежних хлебозаготовок она отличалась тем, что Наркомпрод, исходя из общей потребности страны, определял для губерний твердые задания по всем видам сельхозпродукции, губернии передавали ниже – и так до волостей: как хочешь, так и выполняй. Теоретически по-прежнему около 60 % крестьян были освобождены от продразверстки. Реальность, как водится, теорию корректировала. С одной стороны, богатые крестьяне изыскивали множество способов распределить поставки на всю деревню; с другой – местные власти, попав в клещи – либо не выполнить задание, либо трясти всех, у кого хоть что-то есть, – сплошь и рядом забирали хлеб не только у середняков, но даже и у бедняков.
Вскоре государство объявило монополию на все продовольствие. Мобилизации в РККА шли одна за другой, увеличивались трудовые повинности. Для армии реквизировали лошадей. Правительство, как могло, защищало крестьян – мобилизации подлежали 3-я и далее лошадь в хозяйстве. Но практически это указание не выполнялось, ибо у каждого комэска[70] была своя экономическая политика, сплошь и рядом отличная от государственной. Кроме того, заменить непригодную для строевой службы лошадь на хорошую он имел право даже в однолошадном дворе, и в результате конское поголовье в деревне стремительно ухудшалось. А ведь лошадь в крестьянском дворе не для эстетики стоит, на ней работать надо. Но попробуй объяснить это означенному комэску!
У белых были те же проблемы – однако они контролировали более богатые области и получали поддержку извне. Красные же могли рассчитывать только на внутренние резервы.
В 1920-м к прочим «радостям» добавился неурожай, охвативший ряд губерний России. Например, в богатейшей Тамбовской губернии задание по продразверстке составило треть общего сбора хлеба, который, в свою очередь, покрывал внутренние потребности губернии лишь на 50 %. И к бабке-гадалке ходить не надо, чтобы понять, что чем больше хлеба вывезут по продразверстке, тем больше придется его ввезти в порядке помощи голодающим. А поскольку население губернии ту зиму пережило, стало быть, либо продразверстка не была выполнена, либо вагоны с хлебом гнали в обоих направлениях. Зато произошло обострение перманентного Тамбовского восстания, на ликвидацию коего пришлось потратить уйму сил и средств.
К счастью, как раз в это время к Советской России присоединились богатые губернии, отбитые у белых, в частности Сибирь. Основная тяжесть продразверстки легла на них. Тамошнему населению это, конечно же, не понравилось – стоит ли удивляться? Так что зима 1920–1921 годов отмечена еще и колоссальным западносибирским восстанием. Впрочем, об этом – чуть позже.
Что же такое была эта постоянно поминаемая большевистская продразверстка? Историческая мифология полагает ее полной реквизицией всего продовольствия у крестьян – как хочешь, так и выживай. На самом деле, конечно, все обстояло совсем не так.
Из постановления Тюменского губисполкома и коллегии губпродкома о разверстке хлебофуража и маслосемян[71]. 3 сентября 1920 года:
«1. Все количество хлебов, зернофуража и масличных семян подлежит, за исключением нормы, сдаче государству и разверстывается для отчуждения у населения между волостями согласно прилагаемым таблицам…
4. Все количество хлеба, зернофуража и масличных семян на волость по разверстке должно быть отчуждено у населения по установленным твердым ценам и сдано населением на ссыппункт в указанные ниже сроки…
11. К тем волостям, которые имеют излишки и упорно не сдают таковые, по целым волостям и отдельным селениям принимать репрессивные меры в виде ареста председателей, секретарей волисполкомов и сельсоветов за их содействие, и всех отдельных лиц, упорно не сдающих хлеб или укрывающих таковой, арестовывать и препровождать в выездную сессию продовольственного ревтрибунала»[72].
Как видим, здесь все то же самое – и нормы, и твердые цены. Линия фронта осталась на прежнем месте.
Из инструкции Тюменского губпродкома о проведении хлебофуражной разверстки. 8 сентября 1920 года:
«4. Норма, которую необходимо оставлять при исчислении хлебной разверстки:
а) членам семьи – 13 пуд. 20 ф.[73], б) на посев – 12 пуд.[74], в) рабочим лошадям – 19 пуд., г) жеребятам – 5 пуд., д) коровам – 5 пуд., е) телятам – 5 пудов и т. д. (сибирская норма даже больше установленной в мае 1918 года. – Е.П.).
5. После определения по каждому селению в отдельности разверстки члены исполкома выезжают на места в общества и по подворным спискам производят государственную и внутреннюю разверстку на отдельных лиц.
По проведении разверстки составляют именные списки с указанием: какого общества, имя, фамилия, количество подлежащего сдаче хлеба, в чем отбирается подписка, которой определяется срок сдачи… Именной список представляется на ближайший ссыпной пункт, и копия оставляется волисполкому.
6. При исчислении на отдельных лиц допускается оставлять норму для прокормления скота в хозяйстве:
1) от одной до 3 десятин[75] – на одну лошадь, от 4 до 6 десятин – на одну лошадь и одного жеребенка, от 6 до 10 дес. – на 2 лошади и 2 жеребенка, от 11 до 15 дес. – на 3 лошади и 3 жеребенка и т. д.;
2) норма скоту при одном человеке не оставляется, при 2–3 человеках – на одного теленка, 4–5—6 и 7 – одна корова и один теленок, 8–9—10–11 человеках – на 2 коровы и 2 теленка, 12–13—14 и 15 человеках – 3 коровы и 3 теленка и т. д.»[76]
Процент бедняков в Тюменской губернии неизвестен. Но они имелись, естественно, и их надо было кормить. Поэтому, кроме государственной разверстки, производилась разверстка внутренняя.
Из инструкции Тюменского губпродкома о проведении внутренней хлебофуражной разверстки. 12 октября 1920 года:
«§ 2. По способу обеспечения хлебом население делится на группы:
а) производителей, обеспечиваемых оставлением у них собранных в их хозяйствах продуктов по норме наркомпрода… б) население, проживающее в сельских местностях, но не занимающееся земледелием, в) население, ведущее его в размерах, не обеспечивающих годичную продовольственную потребность хозяйств.
§ 3. Сельское население губернии, не имеющее собственных запасов или обеспеченное ими на срок менее одного года, снабжается… за счет излишков, оставшихся у производителей сверх количества, необходимого для выполнения государственной разверстки и собственного потребления…
§ 6. Параллельно с государственной разверсткой производится разверстка внутренняя, т. е. извлечение излишков, оставшихся у кулака, середняка и бедняка сверх количества по выполнении разверстки и удовлетворении своих нужд по норме.
§ 7. Весь хлеб (пшеница, рожь, овес, ячмень, горох и крупы), оказавшийся в излишках при проведении внутренней разверстки, поступает в волостной кооператив по объявленным твердым ценам на хлеб…
§ 15.Сельсоветы для получения пайка составляют именные списки хозяйств, действительно нуждающихся в хлебе, с указанием количества едоков и количества недостающего хлеба – продовольственного и посевного отдельно – и представляют таковые в волисполкомы…
§ 20. Впредь до организации карточной системы в уезде при каждой выдаче продуктов составляется волкооперативом особый именной список получающих паек, в котором расписываются все получающие продукты…
§ 21. Отпуск продуктов производить строго по установленным нормам – не выше 30 фунтов на едока в месяц – и по установленным губпродкомом твердым ценам»[77].
Так выглядела государственная политика по отношению к крестьянам образца 1920 года. Впрочем, какая, на фиг, политика! Это практика осажденной крепости: собрать все продовольствие и разделить на всех, чтобы хоть как-то дотянуть живыми до весны…
…Итак, сначала государственное задание, потом внутреннее перераспределение хлеба, чтобы уберечь от голода местное население. По твердым ценам положено сдавать, по ним же – продавать населению. Наверняка кому-то продразверстка была даже выгоднее полной сдачи излишков – если с заданием случился недолет и по его выполнении хлеба и других продуктов оставалось больше нормы. Случалось и обратное – задание бывало непосильным. Что чаще – неведомо, ибо крестьяне, естественно, всегда клялись-божились, что хлеб не уродился, не обмолочен, сдавать нечего и сами они непременно умрут с голоду. Для понимания ситуации: это утверждали все и всегда, вне зависимости от реального количества хлеба. Тем более что в этом был прямой резон: мало кричишь, быстро выполнил задание – того и гляди, еще разверстают за несдавших. Губпродкому так проще…
