Франсиско Луке - Луна доктора Фауста
Гуттен, вздрогнув от неожиданности, устремился к ней, а Бланка, глядя прямо ему в глаза и сохраняя полное самообладание, приказала дуэнье:
- Донья Ремедиос! Ступайте-ка в часовню да помолитесь, не особенно торопясь. И вы тоже,- обратилась она к карликам.
- Даже не подумаю,- твердо и не без злорадства ответила старуха.
- Донья Ремедиос! Или вы поступите, как я велю, или я скажу отцу, а карлики подтвердят, что вы у меня на глазах отдались здешнему капеллану.
- Матерь божья! - воскликнула та, осенив себя крестным знамением.- Как у вас язык поворачивается говорить такое, да еще при мужчине! Ну да ничего, я привыкла. Вы всегда грозите оклеветать меня, если я препятствую вашим шашням.
- На этот раз я свою угрозу исполню, если вы не оставите меня наедине с доном Филиппом. А они подтвердят мою правоту, так?
- Так, так! - закричали карлики, корча рожи и подпрыгивая на месте.
- Ну ладно, ладно,- заворчала дуэнья и, повернувшись, двинулась по обсаженной гвоздиками дорожке сада.
- Надеюсь, вы не поверили моим словам,- смеясь и обмахиваясь веером, заговорила Бланка,- донья Ремедиос - образец целомудрия и так трясется над ним, что одна лишь моя угроза ввергает ее в трепет. Филипп! Я люблю тебя! без всякого перехода воскликнула она.- Я люблю тебя с того самого дня, как впервые увидела в Риме, и не переставала любить ни на час, а теперь, когда ты стал победителем турнира, и совсем потеряла голову.
Онемевшему от неожиданности Филиппу казалось, что все это происходит во сне.
- Беда-то вся в том, что мой отец...- совсем другим тоном прибавила красавица.- Отец прочит меня за короля или владетельного принца. Но этого мало. Он возненавидел тебя, как только ты обмолвился, что был слугой императора. Ты ведь не знаешь, Филипп, какую лютую вражду питает род Медина-Сидония к роду Трастамаров, боковой ветвью которых считаются Габсбурги... Ах, проклятье! - перебила она себя.- Ползет, старая каракатица! Я не могу оставаться здесь дольше! Прошу тебя, Филипп, отыщи за морем Дом Солнца и возвращайся таким же богачом, как этот мужлан Писарро, за которым ехали два десятка всадников на конях с серебряной сбруей... Если ты найдешь Дом Солнца, мой отец до луны подскочит со злости, но должен будет согласиться на наш брак. Иду я, иду! Не кричите, донья Ремедиос. Три года я буду ждать тебя, любовь моя! Три года! Три года...- И, легко ступая, она обогнула водоем мавританских королей. Дуэнья и карлики поспешали следом.
9. КОЗНИ ВЕТРОВ
Зрелище было грандиозное: шестьсот участников предстоящей экспедиции, выстроившись в шеренги по пять, промаршировали по улицам Севильи. Впереди шли: новый губернатор Хорхе Спира, Николаус Федерман, дергавший головой сильней, чем обычно; Гольденфинген; Иероним Келлер и - верхом на гнедом жеребце - Филипп фон Гуттен, беспрестанно искавший герцогиню среди дам, заполнивший балконы. Мостовая сотрясалась от чеканной поступи, грохотали барабаны, развевались знамена: красно-сине-белое с бургундским крестом в середине - императорское; красно-белое - Вельзеров; бело-синее - Хорхе Спиры.
В первом ряду шагали шестеро музыкантов с флейтами и дудками; во втором шесть священников несли зажженные свечи; в третьем - еще шестеро трубачей и горнистов, за ними - шестеро монахов. Следом двигались барабанщики и литаврщики, и, наконец, замыкали шествие шестеро босоногих капуцинов, громко твердивших молитву. Перед фронтом вели целую свору собак; среди псарей был и чернокожий Доминго Итальяно, которого Гуттен любил за скромный нрав и чувство собственного достоинства.
За ними в одиннадцать рядов по шесть всадников в каждом шла кавалерия, которую, горделиво выпрямясь в седле, вел Лопе де Монтальво. Здесь были Франсиско Веласко, Хуан де Себальос, Франсиско Инфанте и доктор Перес де ла Муэла. За конницей шли шестьдесят пехотинцев, вооруженных топорами, и еще тридцать копейщиков с круглыми щитами. За ними - стрелки-арбалетчики в стеганых камзолах и в касках из оленьей кожи, сделанных наподобие римских шлемов. Копейщики тоже были в стеганых кафтанах, подбитых ватой, длинных полотняных штанах и в беретах с перьями. На ногах у всех были альпаргаты. Шествие замыкали три знаменщика в сопровождении пятерых алебардщиков и еще пять рядов копейщиков - по шести солдат в каждом ряду.
Последним шел обоз, при котором состояли лекари, цирюльники, сапожники, портные, каменщики и корабельные юнги.
Войско погрузилось, и караван судов вышел в Гвадалквивир.
Когда и Хиральда скрылась из виду, Филипп достал из-за пазухи платок, брошенный ему Бланкой на турнире, вдохнул аромат надушенного батиста и воскликнул, к вящему восторгу Федермана:
- Я вернусь к тебе, моя владычица!
- Что ж, я доволен, и весьма. Войско прошло образцово,- сказал Хорхе Спира.- Если путь наш, боже избави, не пересечет какая-нибудь ведьма, мы обретем славу, богатство и удачу.
- Ведьма? - переспросил Федерман, презрительно скривив губы.
- Да, ведьма,- отвечал тот, как бы не заметив этой гримасы.- Нет ничего опасней 1ведьм. Они приносят поражение в битвах, насылают бури и шторма, топят целые армады судов. Всякую ведьму следует извести без жалости! - И при этих словах ярче засверкал тот его глаз, под которым тянулся шрам.
- Вот и Лютер так считает,- со скрытым ехидством заметил Федерман.
- Мои слова вовсе не значат, что я хоть в чем-то согласен с этим Антихристом во плоти. Я верный сын святой римской апостольской церкви,поспешил заявить Спира.
- Кто же в этом сомневается? - прикидываясь дурачком, спросил Федерман.
Гуттен беспокойно заерзал на стуле, благодаря судьбу, что Гольденфинген плывет на другом корабле.
- Да,- продолжал Спира,- я считаю, что всякая ведьма должна быть сожжена. В Швабии, в южногерманских землях, мы послали на костер больше двадцати тысяч этих тварей. Я самолично присутствовал при многих сотнях казней.
- Вам нравится, должно быть, глядеть на огонь? - с издевательским простодушием спросил Федерман.
- Нет! Это зрелище никому нравиться не может, но оно охраняет душевное здоровье народа. Я учился теологии в Гейдельбергском университете и...
- Кто знает, получи вы докторскую шапку, быть может, стали бы генералом Святейшей Инквизиции, а не плыли бы за тридевять земель во главе отряда проходимцев и бродяг.
- Ваша прозорливость, сударь, повергает меня в изумление,- с не меньшей язвительностью ответил Спира.- Как вы правы! Конечно, истинное мое призвание - вопросы веры и борьба с дьяволом. Я и впрямь мог бы сделаться Великим Инквизитором, если бы тем, кому я служу, не было угодно назначить меня начальником этой экспедиции - вашим, сударь, начальником.
Пять кораблей, отправляющиеся в Новый Свет, покачивались на рейде в бухте Санлукар-де-Баррамеда. Море было неспокойно; небо затянули грозовые тучи, и отплытие пришлось перенести еще на день.
Но вот наконец этот день настал, и флотилия под барабанный бой и гром артиллерийского салюта вышла в открытое море, взяв курс на Америку.
На каждом корабле было размещено по двадцать лошадей - десять с каждой стороны. Хорхе Спира устроился на полуюте флагманского судна, а остальные офицеры предпочли носовые каюты. Франсиско Веласко ворчал не переставая:
- Лошадям куда просторней, чем людям.
В эту минуту, словно отзываясь на слова хозяина, заржал его жеребец.
- А-а! Ты еще насмехаешься надо мной, негодная кляча?! Посмотрим, как ты запоешь, когда мы выберемся на сушу и я влезу к тебе на спину!
Слева и справа от лошадиных стойл для пятидесяти рядовых членов экипажа были в два яруса подвешены койки, причем так низко, что Себальос не удержался от язвительного замечания: "Бедный, бедный Инфанте! Ему даже на спину не лечь - нос пробьет доски палубы".
Провизия хранилась в кормовой части трюма под замком, а запасы вина и пресной воды - на носу. Все остальное пространство заняли подвесные койки их хватило на двадцать пять человек, а прочим пришлось довольствоваться охапками соломы.
- Что ж, по крайней мере тут теплее, чем в подвалах кадисской каталажки,- мрачно пошутил кто-то.
- А где же хранится оружие? - осведомился Франсиско Инфанте.
- Наверху, в каютах под замком,- отвечал тот, кто сравнивал трюм с тюрьмой в Кадисе.- Часто случается, что матросы захватывали его и поднимали пиратский флаг. Не так ли, Галеото? Ты, видать, знавал толк в таких делах, иначе не прилипла бы к тебе такая кличка, а?1
- Замолчи, язва! Что было, то сплыло, и нечего ворошить былое.
- О черт! - воскликнул вдруг доктор Муэла, поспешно поднимаясь с кучи соломы.- Да тут блохи!
- Вовсе это не блохи,- отозвался со своей койки Себальос,- а самые обыкновенные клещи.
Наступила ночь, и с кормы, покрывая все остальные звуки, запел, возвещая отбой, горн.
- Заткнитесь! - закричал Веласко.- Я спать хочу!
- Хочешь спать, так отправляйся в офицерскую каюту,- огрызнулся бывший галерник.- Счастливцы, дрыхнут в настоящих постелях, на полотняных простынях. А еще лучше - попросись к собачкам: у них и места вдосталь, и мясом их кормят дважды в день.
