Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2
…Метод массовых чисток оказался обращенным своим острием, главным образом, против так называемых пассивных членов партии и приводил к исключению из партии честных и добросовестных членов партии по мотивам их, якобы, пассивности»[1086].
Наконец, высший форум партии дал сравнительно объективную оценку чисток, проводившихся на протяжении многих лет. Разумеется, он не дал надлежащей оценки всей суммы нарушений и прямого попрания уставных норм, практиковавшихся в самых широких масштабах. Но уже было для всех очевидно, что полоса репрессий и чисток как главный метод утверждения правильности генеральной линии, олицетворяемой Сталиным, уходит в прошлое. Немаловажное значение имело и замечание, сделанное в докладе А. Жданова: «Мы должны исходить из того положения, которое неоднократно развивалось и подчеркивалось товарищем Сталиным, что сын за отца не ответчик, что нужно судить о члене партии по его делам. У нас же на практике, к сожалению, распространенным явлением является определение делового и политического лица работника не по его собственной работе, а по физиономии его родственников и предков — ближних и дальних»[1087].
Съезд завершился триумфальными восхвалениями вождя. Пленум ЦК, избранный в составе 71 члена и 68 кандидатов в члены, на своем первом заседании избрал Политбюро в следующем составе: члены ПБ — А.А. Андреев, К.Е. Ворошилов, А.А. Жданов, Д.М. Каганович, М.И. Калинин, А.И. Микоян, В.М. Молотов, И.В. Сталин, Н.С. Хрущев. Кандидаты в члены: Л.П. Берия, Н.М. Шверник. В секретариат вошли А.А. Андреев, А.А. Жданов, Г.М. Маленков, И.В. Сталин. Оргбюро было составлено из 9 человек[1088]. Если характеризовать состав руководящих органов ЦК, прежде всего ПБ, то они полностью были заполнены людьми Сталина, своего рода его тенями в этих органах. Отныне лишь чисто условно и с большими оговорками можно говорить о Политбюро как о реальном высшем партийном органе. Оно превратилось в орган, одобряющий важнейшие решения вождя. Эволюция власти завершилась своим логическим концом. Конечно, внешняя видимость функционирования уставных норм еще сохранялась, но в реальной жизни они все более и более подменялись методами, присущими бюрократическим структурам управления. Пока оставим в стороне вопрос о постепенном возрастании роли и удельного веса чисто бюрократических структур в сталинской системе власти, начиная с конца 30-х годов. Это — предмет специального рассмотрения. Здесь же следует подчеркнуть, что к концу 30-х годов произошло не просто возрастание личной власти Сталина, которая становилась фактически чуть ли не абсолютной, но во многих отношениях изменились и формы проявления и функционирования самой этой системы власти.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
15-летний период политической деятельности Сталина, нашедший отражение в настоящем томе, конечно, был чрезвычайно важным и насыщенным отрезком его биографии. По многим параметрам он относится к разряду самых тяжелых политических и жизненных испытаний, выпавших на долю вождя. Вместе с тем этот исторический период с достаточным на то основанием можно причислить к наиболее значительным страницам всей его деятельности. По своему значению доя судеб самого Сталина и судеб нашей страны эта историческая полоса жизни страны была насыщена событиями всемирного значения. И не будет преувеличением сравнивать ее с великими победами в Отечественной войне, которые все считают звездным часом, окончательно закрепившим имя Сталина в ряду самых крупных государственных и политических фигур минувшего столетия. Благодаря победе в войне он вошел в историю, как говорится, с парадного входа, а не через заднюю дверь. И занял в пантеоне исторической памяти человечества свое достойное место.
Конечно, в историю входят не только безупречные личности, поскольку история — это не мемориал добродетелей и человеческого благородства. В истории, как и в жизни, есть место всему — как проявлениям добра, так и проявлениям зла. В работе многократно подчеркивался исключительно противоречивый характер как самой личности Сталина, так и эпохи, главные черты которой он отразил в своей деятельности. В своих оценках и выводах я оставлял большое поле для сомнений и размышлений — как для читателя, так и для себя. Это продиктовано самой личностью нашего главного персонажа, но в еще большей степени характером и особенностями описываемой эпохи. Конечно, можно было бы сослаться на слова французского моралиста Ларошфуко — «только у великих людей бывают великие пороки»[1089]. Однако в данном случае эти, может быть, вообще справедливые слова, могут быть восприняты как попытка своеобразного оправдания массового террора и иных мер репрессий, связанных с именем Сталина. Но оправдать все это не под силу ни историкам, ни самой истории. Все мрачные страницы сталинских репрессий навечно запечатлелись в памяти многих поколений нашей страны. И пытаться задним числом найти им какое-либо оправдание — занятие не только обреченное на провал, но и с морально-этической точки зрения малопочтенное.
По этому вопросу позиция автора определена вполне ясно и недвусмысленно. Эта позиция нашла свое отражение и во втором томе. Насколько это удалось сделать убедительно, судить, конечно, не мне, а читателю. По крайней мере, я стремился смотреть фактам в глаза и делал на их базе соответствующие выводы. Старался также соблюдать объективность и в подборе самих фактов, чтобы не складывалась заведомо односторонняя картина. Ибо, как известно, если сами факты не лгут, то путем соответствующего их подбора можно серьезно сфальсифицировать любую историческую картину, любое крупное событий. Что же касается политических фигур, особенно противоречивых по самой своей природе и по своей объективной роли в историческом процессе, то сделать это с ними путем соответствующего подбора и фильтрации фактов еще проще.
Отрадным явлением последних лет, безусловно, является то, что в нашей стране все больше стали появляться книги о Сталине, написанные не на основе заранее запрограммированных установок, а на базе более или менее объективного анализа фактов и учета особенностей исторических условий. Один из авторов, который пытался именно с этих позиций проанализировать политические реформы в СССР в 1933–1937 гг Ю. Жуков, высказал вполне справедливую мысль о том, что «теперь имя Сталина служит своеобразным символом одной из эпох нашей истории, для оценок ее, сегодняшних представлений о том, в чем же должны заключаться национальные интересы страны, какой она должна быть, как развиваться, каким курсом следовать. И потому-то имя Сталина столь широко используется в политической борьбе как приверженцами правящего ныне режима, так и оппозицией»[1090].
Но все-таки историческая наука не должна быть инструментом в политической и идеологической борьбе. Ее смысл и назначение совсем в ином — она должна служить своеобразным мостом между прошлым и настоящим, она призвана сохранять связь времен, без которой история любой страны лишается самого своего содержания, становится обедненной и обкарнатой. При таком подходе можно утратить не только непреходящие исторические традиции, но и нанести серьезный ущерб будущему страны. Вот почему правда, настоящая историческая правда, нужна нашему обществу, всем народам нашей страны. Сейчас потребность в такой правде особенно велика, поскольку страна находится в таком состоянии, которое трудно даже четко определить.
В свете сказанного актуально звучит мысль, высказанная русским историком-патриотом В. Кожиновым. Позволю себе процитировать ее, поскольку она, как мне кажется, довольно четко определяет суть проблемы: «Мы должны принимать наследие нашей истории. Все почему-то заклинились на Сталине, забывая о том, что была могучая героическая история. Да, она была трагической. Но вместе с тем и героической. У нас внушают людям, что трагическая история — это нечто принижающее и даже позорящее страну. Это неверно. Трагедии — совершенно неотвратимый феномен человеческого бытия, никуда от этого не денешься. В богословских и философских учениях трагедия отнюдь не признается чем-то принижающим и позорящим. Скорее, наоборот. Гегель утверждал, что трагическое — форма проявления прекрасного.
Невероятные трагические страницы были в истории других стран. И поэтому я глубоко убежден в том, что мы никуда не двинемся по-настоящему, если не перестанем обрезать корни, связывающие нас с той эпохой. Нам нужно укорениться в ней, но не ради наследия Сталина, а ради наследия истории народа. Часто говорят, что в 1917 году Россия взошла на Голгофу. Но в этой евангельской формуле заключен смысл не только унижения и смерти, но и величия и воскресения»[1091].
