Юрий Афанасьев - Историзм против эклектики. Французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной историографии
Уже в этой работе и самой этой работой Бродель вполне определенно заявил, каким традициям он намерен следовать и какую "форму истории" собирается развивать. В самом процессе создания книги наглядно отразились основные вехи истории "Анналов". Книга была задумана Броделем между 1923 и 1925 гг. в форме воссоздания средиземноморской политики Филиппа II [47]. Выбор сюжета для исследования—политическая история, методы исторического анализа—работа с архивными документами, критика источников в духе классической эрудиции (правилами которой, надо сказать, Бродель овладел в совершенстве), установление фактов — все это свидетельствовало, что он в то время в основном следовал традициям позитивистской историографии. Затем под влиянием ученых, с которыми Бродель работал в Сорбонне, характер его исследования изменился. Французская школа "географии человека", и прежде всего А.Деманжон, имеет прямое отношение к тому, что главным направлением научного поиска Броделя стала не средиземноморская политика Филиппа II, а весь мир Средиземноморья второй половины XVI в. Это огромный мир в 5 млн. кв. км земного пространства и моря, мир без административных делений и государственных границ, но с живыми очертаниями естественного пейзажа и климата, мир, в котором продолжается уходящая своими истоками в отдаленные столетия истории упорная борьба человека и вещей, его негромогласный диалог с природой. Этот новый ракурс заставил Броделя заглянуть в глубь веков, охватить взором почти четыре тысячелетия уже не столько истории, сколько геоистории с ее медленно текущим, почти неподвижным геологическим временем.
В 30-х годах произошел еще один, решающий поворот, целиком связанный с Блоком и Февром, с "Анналами", которым, - как отмечал Бродель, он "больше всего обязан"[48] и прямым продуктом которых является "Средиземноморье"[49]. В поле зрения Броделя оказался огромный пласт экономической и социальной истории. Существенно расширились целевые установки исследования: Бродель теперь усматривал их в воссоздании взаимосвязи различных уровней исторической действительности—материального, социально-экономического и политического. Кроме того, повышенный интерес историков 30-х годов к нервозной конъюнктурной динамике, обусловленный прежде всего жестокой реальностью мирового экономического кризиса и нашедший выражение, в частности, в работах Ф.Симиана и Э.Лабрусса, заставил Броделя обратить внимание и на сравнительно короткие периоды в истории, исчисляемые одним-двумя десятилетиями. Все это, вместе взятое, побудило его уже в предисловии к первому изданию своей книги написать: "Как было не обратиться к этой социально-экономической, революционизированной истории, которую во Франции небольшая группа тружеников пыталась утвердить? Понять историю Средиземноморья во всей ее сложности означало последовать их совету, полностью положиться на их опыт, бороться за новую форму истории, переосмысленную, разработанную у нас и заслуживающую более широкого распространения"[50]. В предисловии ко второму изданию книги (1966 г.) Бродель называет десятки имен историков, следующих в "фарватере" его "Средиземноморья", и говорит, что потребовались бы многие и многие страницы, чтобы рассказать о результатах огромной работы, проделанной после 1949 г. в самых различных областях научных исследований, которые тем не менее прямо касаются проблематики и основных задач его книги.
Книга Броделя с каждым годом увеличивала число его последователей. Вместе с тем имело место и обратное воздействие: учитель сам испытал на себе влияние учеников, точнее, благодаря им он лучше почувствовал новые веяния современной эпохи, очередную трансформацию исторического знания. Во втором издании "Средиземноморья" основная направленность этой работы осталась прежней, но во многом это издание существенно отличается от первого: текст дополнен новыми разделами, привлечен новый фактический материал, а главное, и прежние и новые данные подверглись более тщательной обработке с использованием тех методов научного анализа, которыми историческая наука 30-х годов еще не располагала. В результате второе издание "Средиземноморья" выглядит еще более внушительным; структура книги, расположение материала, схемы, географические карты, графики и т.п. сделали ее более современной, а многие выводы более доказательными. Все эти новшества вовсе не были данью моде, внешним антуражем. Скорее здесь более полно проявилось то, что всегда определяло направленность и стиль научного мышления Броделя. Очевидно, именно это он хотел выразить в последних строчках второго тома своей книги: "Я "структуралист" по темпераменту, меня мало влечет к событию, и я лишь частично испытываю влечение к конъюнктуре, к группе событий, имеющих общие признаки. Но "структурализм" историка не имеет ничего общего с проблематикой, которая, выступая под именем структурализма, волнует другие науки о человеке. Он ведет его не по направлению к математической абстракции отношений, которые соответственно находят свое выражение, а к самим источникам жизни со всем, что в ней есть наиболее конкретного, наиболее обыденного, нерушимого, наиболее человеческого в самом общем, анонимном смысле"[51]. От позитивизма эволюционистского толка начала XX в. с его приверженностью к политической истории-к позитивизму структуралистскому (правда, с существенными оговорками в пользу гуманизма) с его склонностью к тому, что меньше всего изменяется в ходе истории,-такова общая направленность развития научной рефлексии, просматривающаяся в процессе создания книги Броделя - одной из книг одного из историков.
А может быть, в этой интеллектуальной метаморфозе действительно просматривается, как об этом говорит один из учеников Броделя-П. Шоню, нечто большее, чем индивидуальная практика одного из историков?[52].
Многие из ученых, на которых ссылается Бродель и которым выражает признательность в своих работах, являются как бы олицетворением основополагающих методологических установок его общей историко-социологической концепции и ее инструментария (идея холизма, или целостности, понятие тотального социального феномена, модель, структура, синхрония, конъюнктура, событие, социальное время и др.). С некоторыми именами, называемыми в этой связи Броделем, мы уже встречались - это социолог М. Хальбвакс, антрополог и историк М. Мосс, психологи Ш.Блондель и А.Валлон, антрополог К. Леви-Стросс и др. Довольно часто Бродель упоминает еще одного ученогосоциолога Жоржа Гурвича[21]. О нем следует сказать несколько подробнее по ряду причин. Многие понятия, разработанные Гурвичем, например "глобальная структура общества" и ее "уровни в глубину" (paliers en profondeur), "социальные детерминизмы" и другие, нашли отражение в концепции Броделя, или, как говорил он сам, "кое-как акклиматизировались" в ней [54]. Концепцию Броделя нельзя представить без социологического ее содержания, а самой "близкой", "почти братской"[55] для него стала именно социология Гурвича. Наконец, в работах Гурвича проявились две тенденции, общие для буржуазной социологии и философии истории 40-60-х годов, без учета которых очень важные, а может быть, и самые главные аспекты концепции Броделя могли бы оказаться за рамками нашего исследования.
Одна из этих тенденций выразилась в попытках разработать в обществоведении некую цельную, всеохватывающую, комплексную теорию, которую можно было бы рассматривать как альтернативу марксизму. Известный французский социолог М.Дюверже, оценивая многие проблемы буржуазной социологии в начале 60-х годов как результат отсутствия противостоящей марксизму "общей западной теории социальных наук", видел в изобилии соперничающих между собой различных теорий состояние на грани анархии [56]. Уже известный нам историк А.-И.Марру на VI Международном конгрессе философских обществ заявил: "Хотелось бы поработать над приведением в порядок анархической мысли, беспорядочность которой может скомпрометировать ее плодотворность. Для переживаемого нами периода характерно отсутствие унифицирующего принципа, общего идеала; одни идеологии развиваются наряду с другими, совершенно отличными. Это как раз относится к истории"[57]. Философ Е.Калло, специализирующийся на проблемах философии истории, соглашаясь с точкой зрения Марру, добавлял: "Надо было бы радоваться тому обстоятельству, что историческая наука привлекает к себе столь повышенный интерес философов и историков, занимающихся вопросами теории. Можно восхищаться и свободным обменом мнениями, большим разнообразием точек зрения, поочередно поддерживаемых, опровергаемых, вновь высказываемых и вновь отбрасываемых. Но если обычно, как говорят, в спорах рождается истина, то результатом всех дискуссий в данном случае являются лишь мрак и путаница"[58]. Социологическая теория Ж. Гурвича — одна из попыток буржуазного обществоведения заполнить существующий пробел и разработать тотальную науку об обществе, которая бы превзошла по рациональности все ранее существовавшие. Наглядным подтверждением масштабности замысла Гурвича является осуществленное под его руководством двухтомное издание "Трактат о социологии", в котором дается критика всех социологических теорий, включая марксизм [59]. Один из разделов "Трактата", под названием "История и социология", написан Ф. Броделем.
