Константин Анисимов - В поисках Олеговой Руси
После катастрофы, которую потерпела Дунайская Русь в ходе византийско-венгерской войны, она надолго выпадает из поля зрения хронистов Византии. Лишь под 1207 г. у Георгия Акрополита (XIII в.) находим известие о том, что Иван-Асень Болгарский бежал «в страну русов, прожил здесь довольно долго и, собрав несколько русских дружин, начал добиваться отцовского наследия». Едва ли речь шла здесь о Киеве или Галиции.
Говоря о сообщениях о русских князьях в византийских источниках, никак нельзя обойти вниманием ряд известий о «странных князьях». Византийские хроники довольно редко сообщают о событиях в Киевской Руси, и обычно с некоторым опозданием. Так, в частности, Иоанн Скилица сообщает: «Скончались архонты росов Несислав и Иерослав, и был избран править росами родственник скончавшихся Зинислав». Обычно это сообщение объясняют так:
1. Иерослав – Ярослав Мудрый;
2. Нисислав – Мстислав Храбрый, который действительно был соправителем Ярослава, но умер значительно раньше Ярослава (тут у грека явная ошибка);
3. Зинислав – Изяслав Ярославич.
Тут, в общем-то, все приемлемо. Намного интереснее сообщение Иоанна Киннама о дипломатии в отношении русских князей, которых Комнины стремились привлечь на свою сторону против Венгрии. Во-первых, Киннам упоминает Ростислава, который клятвой подтвердил свое согласие оказать Византии помощь против Венгрии. Его обычно отождествляют с Ростиславом Мстиславичем, князем Киевским и Смоленским. Далее хронист называет галицкого князя Ярослава Осьмомысла, которого послу удалось отвратить от союза со Стефаном Венгерским. Наконец, упоминается несколько раз загадочный князь Примислав, у которого посол заручился согласием выставить вспомогательное войско, а потом упоминается (после переговоров с Ростиславом и Ярославом), что Примислав согласился отказаться от союза с Венгрией. Этого Примислава все время стремятся отождествить с кем-то из наиболее могущественных владетелей Киевской Руси, то с тем же Ярославом, то с Мстиславом Волынским, наследником Ростислава. Однако явно, что переговоры велись с независимыми правителями, которыми на тот момент были Киевский и Галицкий государи. В «табели о рангах» Мстислав был вассалом Ростислава – это раз. Два – имя «Примислав» широко распространенно у южных славян и было известно грекам, как и имя Ярослава. Сомнительно, что их могли перепутать. Более логично предположить, что Киннам сохранил для нас имя правителя Дунайской Руси, родичем которого был, очевидно, Владислав, перебравшийся около 1165 года в Византию. Весьма соблазнительно предположить, что Владиславу был отдан то же удел, который в 1162 году получил младший сын Юрия Долгорукого Василько, переселившийся в Византию с братом Мстиславом и матерью, о чем сообщает Ипатьевская летопись.
Возможно, Примислав нарушил свое обещание, изгнал Владислава, и именно за это Мануил наказал «Тавроскифию».
О дальнейшей судьбе Дунайской Руси у нас нет никаких известий, кроме краткого указания Хроники нотария короля Белы, из которой ясно, что в 1254 году Дунайская Русь еще существует и враждебна Венгрии. Вполне вероятно, что к этому времени Мунтения была значительно опустошена венграми, византийцами и татарами, прошедшими по этим землям в рамках Западного похода 1236–1241 гг. и опустевшие земли стали заселять влахи, переселявшиеся из Болгарии. Окончательно имя Дунайской Руси исчезает во время правления ордынского царевича Ногая, утвердившего свою ставку между Дунаем и Днестром и проводившего довольно агрессивную политику в отношении соседей – Византии, Болгарии, Польши. Весьма характерно, что убил Ногая именно русский воин. Быть может, это была месть за уничтожение русского государства в Мунтении?
К XIV веку относятся первые упоминания о валашских княжествах на Дунае. Первый достоверный правитель – господарь Валахии Басараб I Основатель правил приблизительно с 1310/19 года и был вассалом венгерского короля Карла Роберта. К числу валашских вождей более раннего времени – воевод в Арджеше и Олтении – относят упоминаемых в венгерских документах Миселава (Мстислав?) (около 1241 г.), Сенеслава (вспоминается Зинислав, которого отождествляют с Изяславом Первым!) (около 1247–1272/75 гг.), Литовоя (1272/75—1279) и его брата и наследника Бербата (1279 – около 1290). Бросаются в глаза их славянские княжеские имена, отличающиеся от именослова ранних валашских правителей последующего периода, но при этом ни один из валашских правителей никогда не носил титула КНЯЗЬ. Все это заставляет думать, что первые правители валахов в Мунтении и Олтении происходили из числа русской знати.
Дунайская Русь и «Русская марка» в венгерских источниках и в составе Великой Моравии
Ряд крайне интересных сведений о Руси в Нижнем Подунавье сохранили для нас венгерские источники. Эти сведения очень помогают нам в локализации Дунайского Русского княжества и его отношений с венграми, которые, как выясняется, играли важнейшую роль в его истории.
Одним из важнейших таких известий, конечно, является знаменитый титул «русского герцога» Имре, сына Иштвана Первого. Этот титул закономерно связывают с известием о «Русской марке» в «Житии Конрада, архиепископа Зальцбургского» (XII в.)[30].
К сожалению, указанные источники не дают никаких намеков на локализацию интересующего нас княжества. В «Хронике нотария короля Белы» сообщается, что русские пришли в Паннонию вместе с венграми в конце IX века. Пришли они, надо полагать, из соседней Дакии, Дунайской Руси, лежащей на пути венгров к новой Родине. Действительно, «русская» топонимика в Венгрии распространена от Трансильвании вплоть до границ Австрии. Быть может, именно эти «русские села» и составляли «марку рутенов»? Как по этому поводу писал А. В. Назаренко, специально исследовавший вопрос о «Русской марке»[31]: «Таковыми вряд ли могут служить хорошо известные сведения о русских поселениях на венгерской территории еще с Х в., ибо эти поселения не группируются вокруг одного центра, а разбросаны по всей Венгрии от австрийской границы до Трансильвании, так что нет причин предпочитать одно другому и ставить какое-нибудь одно из них в связь с «русской маркой»». Несмотря на весьма важные выводы, к которым пришел в своей работе А. В. Назаренко, мы не можем согласиться с его главным выводом о локализации «Русской марки» в междуречье Дравы и Савы («Marhia»). Возразить ему нам позволяет еще одно сообщение, которое многие исследователи упускают из виду по причине неверного его толкования.
В «Деяниях венгров» мы читаем: «О замке Комаром (De Camaro castro)»: «король Эндре выменял это место по двум причинам: во-первых, оно было удобно королям для охоты; во-вторых, в этих местах любила жить его жена, поскольку здесь она была ближе к своей родине, так как она была дочерью вождя русов и боялась прихода императора немцев, который вторгался в Венгрию ради мести за кровь короля Петера…» (Цит. по М. К. Юрасов. «Русско-венгерские отношения второй трети XI в.» («Мир истории», 2002, № 3). Женой «короля Эндре» (Андрея I, 1046–1061) была Анастасия – Агмунда, дочь «герцога Руси». Этого «герцога» принято отождествлять с Ярославом Мудрым, однако предположение это не имеет под собой оснований. Дело в том, что Ярослав в латинских источниках неизменно титулуется «королем», как и все прочие князья Киевской Руси. По этому поводу встречалось специальное уточнение, что «на Руси много королей». Этот факт заставляет вновь вспомнить о «русском герцоге» Имре. Собственно, помимо отца венгерской королевы, Имре – единственный известный источникам IX–XIII вв. русский герцог! «Эндре же и Левенте не понравилось, что они были у князя Польши как приложения (appendices) к Беле и несправедливо считалось, что они могут находиться при дворе лишь из-за его имени. И, получив разрешение князя, оставив там же своего брата Белу и уйдя, они пришли к князю Владимира[-Волынского], который их не принял. И, поскольку им негде было приклонить свою голову, они пошли оттуда к куманам. А куманы, видя, что они знатные люди, заподозрили, что те пришли разведать их землю, и если бы один венгерский пленник не предупредил их, они непременно были бы убиты. А так в течение некоторого времени [куманы] их удерживали. Затем они пошли отсюда на Русь», – сообщает о приключениях Эндре и его братьев Белы и Левенте, изгнанных из Венгрии их двоюродным дядей Иштваном, «Композиция венгерских хроник XIV в.»[32]. Собственно, именно это сообщение и послужило причиной отождествления «герцога Руси» с Ярославом. Обычно оно толкуется таким образом, что, покинув Польшу, венгерские княжичи попытались найти приют во Владимире-Волынском, не встретив там теплого приема, отправились к «куманам» (в ту эпоху в причерноморских степях кочевали печенеги, а не куманы – половцы, очевидно, о них и шла речь в источнике позднейших хронистов), а оттуда к Ярославу, «на Русь». Характерно, что русское Волынское княжество, которым правит «князь», «Русью» в источнике не названо, что заставляет думать, что речь шла о какой-то Руси, к Киеву отношения не имевшей, то есть речь снова о Дунайской Руси. Это предположение подтверждается приведенным выше сообщением о замке Комаром. А. В. Назаренко утверждает, что Венгерский Аноним плохо разбирался в географии своей родины: «Комаром (современный словацкий город Комарно – М. Ю.) находился на Дунае, близ устья реки Ваг, т. е. заметно ближе к немецкой границе, чем к русской», а Юрасов ссылается на Я. И. Штернберга, который, ссылаясь на те же «Деяния венгров», заменяет Комаром на замок Кетельпатак: «на тракте из Эстергома через Токай и Дукельский перевал на Киев, на берегу р. Бодрог невдалеке от Токая, Андреем была возведена крепость Кетелпатак (совр. Шарошпатак). По свидетельству «Хроники» Анонима, черпавшего сведения из не дошедших до нас хроник ХI в., там часто жила Анастасия, «которая была дочерью князя Руси, и ей полюбилось это место как близкое к своей родине…»[33]. Однако обвинять венгерского хрониста в незнании географии и заменять названия, даже не похожие друг на друга, нет нужды, если предположить, что речь идет о владениях «герцога Руси» на территории совр. Румынии!
