Генрих Штоль - Пещера у Мертвого моря
Глава VII
Стоял ноябрь 1948 г., когда апрельский номер бюллетеня Американской школы восточных исследований попал в Иерусалим и очутился на столе Ланкестера Хардинга в Департаменте древностей Иордании.
Хардинг готов был рвать на себе волосы: прошло полтора года с тех пор, как была сделана сенсационная находка, а он только сегодня узнал о ней! Потеряно драгоценное время, большинство следов, которые вели в далекое прошлое, стерлись, пещера — а может быть, и пещеры — опустошена бедуинами или другими расхитителями. «Повесить следовало этих парней!» — вопил Хардинг. Не бедуинов, конечно, — что они понимали в археологической науке и ее требованиях, — и не митрополита Афанасия, — он также, вероятно, не предполагал, что для археолога, равно как для следователя уголовной полиции, необходимо, чтобы «место преступления» оставалось точно в таком виде, в каком оно было обнаружено, — но уж эти «братья» из Американской школы! Вот кто снова доказал, что их совесть ученых растяжима, как жевательная резинка! Сорвать добычу, это они умеют! Убраться, когда начинает пахнуть порохом, это они тоже могут, но не больше! Бандиты! Пираты от археологии! Хардинг нажал сразу все кнопки звонков у себя на столе.
Знал ли кто-нибудь об этих рукописях?
Конечно, некоторые знали о пресс-конференции Сукеника, но ведь там были совсем другие рукописи! Чепуха! Ну, да ладно, глупость, к сожалению, не наказуема, она от бога! Но ведь было официальное письмо американцев с кратким сообщением о рукописях, почему ему, Хардингу, не показали этого письма? Оно не представляет интереса? «Что представляет интерес, а что — нет, решаю я, и только я, имейте это в виду!» — кричал Хардинг.
Были и такие, кто, запинаясь и заикаясь, рассказал о визите митрополита Афанасия. Это была уже не просто глупость! Это было преступное легкомыслие!
— Вон, идиоты, чтобы я вас больше никогда не видел! — кричал Хардинг. — Отправляйтесь в Американскую школу, которой вы по сути дела так помогли! Да, да, я понимаю, вы не знали, вы не хотели, но это вас не оправдывает. Вон! Все вон!
— Вы, мисс, останьтесь! Немедленно соедините меня с министерством в Аммане и, пока я буду разговаривать, срочно пришлите ко мне Саада, Юсуфа Саада, нового сотрудника секретариата!
Срочно разыщите его. Он, наверное, где-нибудь в хранилище музея! Каждая минута дорога. Да, и сообщите в отдел личного состава, что эти ослы, которые позволили митрополиту уйти, уволены! Совершенно серьезно! Разговор еще не заказан? Ах, да, прошу прощения, но теперь идите и закажите его наконец!
Хардинг носился, как одержимый, по своему кабинету, но мало-помалу его шаги становились медленнее, гнев стихал. Он размышлял.
«Ситуация чертовски трудная. С юридической точки зрения все как нельзя более понятно и просто. Пещера, где были обнаружены свитки, расположена на территории, принадлежавшей в период находки Трансиордании, а в настоящее время Иордании. Следовательно, по праву и свитки принадлежат Иордании, то есть новому Палестинскому археологическому музею.
Но существует еще юридическое различие между собственником и владельцем. Собственник свитков — Иордания, а владельцы — профессор Сукеник, подданный государства Израиль, все еще находящегося в состоянии войны с Иорданией, и митрополит сирийско-якобитской церкви Афанасий Иошуа Самуил, который вместе с драгоценными рукописями покинул Иерусалим.
Можно, конечно, предпринять дипломатические шаги, но практическая польза от них будет такая же, как от 99,9 всех дипломатических шагов — т. е. 0,0.
Значительно важнее, как всегда в жизни, вернуться к первоисточнику, найти пещеру, из которой извлекли на свет рукописи, разбуженные от тысячелетнего сна (Сукеник и Олбрайт безупречные эксперты и их датировка не вызывает сомнений). Кто знает, может быть, пещера, несмотря на то, что столько времени упущено, в состоянии ответить на интересующие археологию вопросы. А может быть, там есть еще другие свитки? И уж, конечно, там остались фрагменты, так как, по первым сообщениям, некоторые свитки были сильно повреждены. Да, пещеру нужно найти. Вот это настоящее дело для патера де Во, неутомимого проницательного археолога, историка и толкователя Библии из Французской археологической школы. И…»
Зазвонил телефон.
— Приветствую вас, Ваше превосходительство! Говорит Хардинг. Я только что напал на след невероятного свинства…
Министр обещал предпринять обычные дипломатические шаги.
Предвосхищая события, скажем, что, как и предполагал Хардинг, они не имели никакого результата. Между тем бедному митрополиту Афанасию так много наплели о фантастической ценности — а в его представлении ценность соответствовала продажной цене — его свитков, американские газеты называли такие астрономические цифры, что митрополит в интересах своей церкви и ее финансов счел за благо покинуть вверенную ему паству и просить подданства якобы свободнейшей в мире страны — США, чтобы иметь возможность не только сохранить свои рукописи, но и продать их[57]. Итак, эти свитки были потеряны для Иордании, но не для науки. Как ни подозрительно выглядело поведение Американской школы восточных исследований, по крайней мере в глазах иорданского государственного чиновника, публикация рукописей последовала удивительно быстро и выполнена была настолько безупречно, что наука должна быть благодарна институту. Так же обстояло дело со свитками, которые приобрел профессор Сукеник, с его точки зрения, совершенно правомерно.
В тот же день Саад — энергичный молодой человек, преисполненный любви к своей родине и профессии — начал действовать. Прежде всего он связался с директором Американской школы профессором Селлерсом. Справедливости ради нужно сказать, что Селлерс был готов оказать любую поддержку. Он сам пошел с Саадом к монастырю святого Марка. Дорога к нему вела через Старый город, который все время находился под огнем израильской артиллерии и израильских снайперов, точно так же как Новый город простреливался арабскими снайперами и арабской артиллерией. Прогулка по городу была равносильна попытке к самоубийству, и участие в ней Селлерса должно быть внесено в актив Американской школы. Саадом же руководили патриотизм и научное рвение. Перебираясь от укрытия к укрытию, они добрались, наконец, до монастыря, который стоял как раз на границе между Старым и Новым городом и находился поэтому под огнем обеих воюющих сторон. К тому времени как Селлерс и Саад переступили порог монастыря, древнее прекрасное здание уже сильно пострадало (позднее убытки были оценены в тридцать тысяч фунтов стерлингов). Саад и Селлерс спросили отца Бутроса, но он был убит во время обстрела. Гостей принял в бомбоубежище его брат Георгий Исайя.
Конечно, конечно, он знает о рукописях, об этом было в газетах, но больше он ничего сказать не может, он простой неученый монах…
— О рукописях мы и сами знаем достаточно, — дипломатично ответил Саад, — именно потому, что о них писали газеты. Нас интересует совсем другое. Это вас митрополит Афанасий посылал исследовать пещеру?
Случайно Саад попал в самую точку.
— Да, — ответил Георгий Исайя, застигнутый врасплох. Ему тут же захотелось взять это слово назад. Он почувствовал, что проболтался, что ему нельзя было говорить «да», тем более чиновнику Иорданского музея. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
Саад дружески кивнул головой.
— Да, почтенный отец, как вы понимаете, нас интересует, где находится пещера. К сожалению, сами рукописи для нас потеряны. Ну что ж, об этом больше не стоит говорить, они, конечно, принесут большую материальную выгоду вашей церкви. Мы от всего сердца рады за вас. Но у науки есть свои непреложные заповеди: необходимо зарегистрировать место находки, исследовать его, опубликовать данные, ибо только так может быть подтверждена подлинность рукописей, только так они могут сохранить свою ценность.
Долго еще Саад уговаривал монаха. Но с таким же успехом он мог бы уговаривать стену. Георгий Исайя в отчаянии изворачивался, но оставался тверд и ни звуком не обмолвился о местонахождении пещеры. Селлерс также не добился успеха, хотя долго распространялся о дружественных отношениях его института с митрополитом Афанасием и, вопреки здравому смыслу, передавал ему приветы. Тогда Саад попытался говорить официально, как представитель правительства его величества короля Иордании Абдуллы. Патер молчал. Саад перешел к угрозам. Патер молчал.
— Ну, хорошо, — произнес он, наконец, и сложил руки на груди, — если богу угодно, ведите меня в тюрьму. Но иначе я не могу. Архиепископ приказал мне молчать, и я буду молчать, даже если вы станете вверх ногами или наведете на меня пушки. Мне кажется, нам больше не о чем разговаривать.
Саад и Селлерс переглянулись. Случай был безнадежный, им ничего не оставалось, как попрощаться и уйти не солоно хлебавши. В этот момент по двору, едва передвигая ноги, проходил дряхлый монах. Лишь позднее они узнали, что это был патер Иосиф, слывший святым.
