Александр Никишин - Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина
«Что касается нас, членов ЦК, членов правительства, – писал Сталин, – то нет у нас другой жизни, чем жизнь для нашего великого дела, чем жизнь для борьбы за всеобщее благосостояние народа, за радость для всех трудящихся, для миллионных масс…»
Короче говоря: «Жить стало лучше, жить стало веселей, товарищи!»
А его ближайший соратник Анастас Микоян интерпретировал эти слова так: «Теперь веселее стало жить. От хорошей и сытой жизни пьяным не напьешься… Весело стало жить, значит, и выпить можно, но выпить так, чтобы рассудка не терять».
Как пишет историк Лев Мирошниченко, пытаясь обосновать сталинское пристрастие к банкетам, праздникам и обилию выпивки на столах, «большое значение Сталин придавал созданию видимости счастливой радостной жизни в стране…»
Для этого, по словам Мирошниченко, «он не жалел никаких средств на то, чтобы по многочисленным поводам, общим и частным, большие массы населения втягивались в организованные праздничные шествия, фестивали, торжественные митинги и собрания, банкеты с произнесением бесчетных тостов во славу великих компартии и ее вождя.
Партийные и государственные чиновники на всех уровнях власти и во всех регионах страны были хорошо вышколены для выполнения таких мероприятий. Банкеты могли быть весьма помпезными, в больших залах, в том числе кремлевских, с сотнями участников, с приглашением артистов, а также со щедрым угощением, включая хорошие вина…»
Был ли оригинален Сталин, устраивая в не самой сытой стране помпезные банкеты и широко о них оповещая? Думаю, что нет, и попытаюсь обосновать свою точку зрения.
В честь коронации Екатерины I, сообщают современники, «в Москве было дано несколько балов, сожжено несколько фейерверков… Не забыли и про средний и низший классы народа. В день коронации для простого народа приготовили подходящее к его вкусу праздничное угощение. Одновременно с парадным обедом, происходившим в Грановитой палате, на Кремлевской площади пред дворцом происходило другого рода празднество.
На площади возвышались два рундука, на которых уложены были два жареных быка колоссальных размеров, начиненных внутри разного рода птицею. Тут же устроены были два искусственных фонтана, извергавших один белое, другой красное вино…
Жаловали каждого и чаркой водки…»
В дохристианские времена, подчеркивая единение народа и власти, русские князья потчевали подданных, без разделения на чины и достаток. Пиры в Киевской Руси также славились своим демократизмом: «.. не было праздников для богатых без угощения для бедных. Сами великие князья потчевали гостей; ели и пили вместе с ними. Вельможные и знаменитые духовные особы мешались с толпами гостей различного сословия, дух братства сближал сердца. Это сближение поддерживалось благоразумно нашими государями долгое время – до угнетения России татарами. Азиатская гордость и недоступность испортили древние похвальные наши обычаи…»
На «испорченной» Московской Руси высокие пиры были уже только для избранных. Простой народ угощался лишь слухами, передавая из уст в уста, что «во дворец ежедневно исходило вина простого, и с маком, и двойного, и тройного блиско 100 ведер; пива и меда 400 и 500 ведер… Да пива ж подделные, и малиновые, и иные, и меды сыченые, и красные ягодные, и яблочные, и романея, и ренское, и францужское, и иные заморские питья исходят…»
А если простолюдинам повезет, могли угостить (если угощали) прямо на улице. Во время какого-нибудь праздника.
Зато сталинские застолья были мероприятиями сверхзакрытыми. На приглашенных сюда лежала печать высокой избранности, на них падал отблеск высокого кремлевского отличия. Это была своеобразная награда, знак элитарности.
Мысль о том, что и он когда-нибудь попадет на сталинское застолье, подстегивала многих, но о единении тут власти и народа говорить не приходится. Скорее, это было разъединение, и Сталина тут можно понять, ведь он, как и любимый и ценимый им царь Петр Великий (как и любимый и ценимый им Иван Грозный), сумел превратить застолье в орудие достижения своих политических целей и решал с помощью угощения, в том числе и алкогольными напитками, многие задачи.
Надо сказать, что ни тот, ни другой не были пионерами этого дела в застольной истории России. Пировали на Руси «со смыслом» всегда.
«Все, что в настоящее время выражается вечерами, театрами, пикниками и прочим, в старину выражалось пирами. Пиры были обыкновенною формою общественного сближения людей, – писал русский историк Н.И. Костомаров. – Праздновала ли церковь свое торжество, радовалась ли семья или провожала из земного мира своего сочлена, или же Русь разделяла царское веселье и славу побед – пир был выражением веселости».
Сперва на Руси веселились все или, скажем так, многие.
В Домосковской Руси, по словам историка И.Т. Рыжова, «пьянства не было, – не было его как порока, разъедающего народный организм. Питье составляло веселье, удовольствие, как это и видно из слов, вложенных древнерусским грамотником в уста Владимира: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти». Около питья братски сходился человек с человеком, сходились мужчины и женщины, и, скрепленная весельем и любовью, двигалась вперед социальная жизнь народа…»
О, это было поистине славное для нас время, так как хмельные питья, пиво, брагу и мед всякий варил про себя, сколько ему нужно было для обихода, в иных случаях варили питья семьями, миром, и то были мирская бражка, мирское пиво.
У людей зажиточных заведены были медуши (погреба), где стояли бочки медов, пив и иностранных вин. Представление о «сытой и счастливой жизни» русского человека XII века – это, в том числе, и «питие же многое, медъ и квасъ, вино, медъ чистый… питья обнощная съ гусльми и свирелями, веселие многое».
А путешественник Олеарий (был в России с 1639 по 1643 г. – Прим. А Н.) с превеликим удивлением описал порядок, царящий в русских пивных погребах: «в которых сначала кладут снег и лед, потом ряд бочек, потом опять лед и опять бочки, верх закрывается соломой и досками, так как подобные погреба открываются сверху. Устроив таким образом свои погреба, они опускают бочку за бочкою и пьют пиво ежедневно.
Сохраняясь в подобных погребах, пиво в продолжение целого года остается холодным и притом не теряет вкуса…»
Народная память бережно хранила картины пиров князя Владимира. Изяслав и сын его Ярослав осенью 1148 года давали пир Новгороду: «по улицам кликати, зовучи ко князю на обед от мала и до велика; и тако обедавшее, веселишася радостию великою и розъидошася в своя домы».
Всякое мирское дело непременно начиналось братской попойкой или пиром, на которых щедро выставлялись брага хмельная, меды стоялые, пива бархатные, квасы медвяные. Поставив церковь в местечке Василеве, Владимир «створи праздник велик, варя 300 провар меду, и съзываше боляры своя и посадныки, старейшины по всем градомъ и люди многы…»
Древние славяне придумали братчины, пиры. В складчину, по-братски, закупали продукты и напитки, – отсюда и название мероприятия? Это расхожая, но, увы, ошибочная версия.
Откуда пошло слово «братчина»? За победу в битве пили брагу и медовуху из больших деревянных посуд, которые назывались братины. Их пускали по кругу, и каждый выпивал глоток. Это у русских такая была традиция отмечать победу над врагом.
Для справки:
«Братина, как указывает само ее название, был сосуд, предназначенный для братской товарищеской попойки, наподобие горшка с покрышкою. Из них пили, черпая чумками, черпальцами и ковшами. Братины были разной величины, небольшие употреблялись даже прямо для питья из них и назывались братинками…» (Н.И. Костомаров. Русские нравы. Исторические монографии и исследования).
Когда пускали по братскому кругу общий ковш, братину, пили из них поочередно, то все были одинаково счастливы и довольны.
В такие минуты у наших предков зрело и осмыслялось понимание: только вместе, всем народом можно одолеть врага, выжить в тяжелых климатических условиях.
Надо сказать, что ненавистная Сталину крестьянская среда традиции братских попоек сохраняла очень долго. И даже по сей день деревня, чтя своих предков, демократично гуляет «всей улицей».
Братчины на Руси были неофициальной частью церковных праздников. Братчина-Николыцина, братчина-Покровщина, братчина-Успенщи-на – соответствовали святым датам.
Еще застолья называли «ссыпанными», а тех, кто в них участвовал, – «ссыпщиками», так как на приготовление выпивки обычно жертвовалось («ссыпалось» до кучи), обобществленное без принуждения зерно.
Братчины никогда не были коллективными пьянками в чистом виде. Братчинный стол для русских – некий ареопаг, где решались важные дела сельской общины, где старшие учили жизни молодых, мудро разбирали споры и тяжбы. «Это празднество, – писал историк С.В. Максимов о братчине, – всегда справляют в складчину, так как одному не по силам принимать всех соседей. В отличие от прочих, этот праздник стариковский, большаков семей и представителей деревенских и сельских родов. Общее веселье и охота на пиво длятся не менее трех и четырех дней, при съезде всех ближайших родственников… Неладно бывает тому, кто отказывается от складчины и уклоняется от празднования: такого хозяина изводят насмешками в течение круглого года…»
