Проспер Оливье Лиссагарэ - История Парижской Коммуны 1871 года
До тех пор раздавались только восклицания и приглушенные оскорбления Парижа, но никакого официального обвинения не выдвигалось. На вечернем заседании один из депутатов восполнил этот пробел. Вылазку совершил Трошю. Разыграв ужасную сцену, достойную пера Шекспира, этот мрачный деятель, благополучно ускользнувший из великого города, переложил свою собственную вину за измену на революционеров, обвиняя их в том, что они десять раз приводили пруссаков в Париж. И Ассамблея, благодарная за его услуги, за ненависть к парижанам, оценила его заслуги, вознаградила его бурными аплодисментами. Прибыл еще один деятель, чтобы раздуть ярость депутатов Ассамблеи. Вечером раньше национальные гвардейцы арестовали в поезде, прибывшем из Орлеана, двух генералов в соответствующих мундирах. Один из них был Шанзи, незнакомый толпе, принявшей его за Д’Ауреля. Генералов нельзя было отпустить, не поставив их жизнь под угрозу расправы толпы, но депутата Турке, сопровождавшего их, отпустили немедленно. Он ворвался в Палату и рассказал ее членам фантастическую историю. Его весьма ободрило сочувствие коллег. — Я надеюсь, — воскликнул лицемер, — что их не убьют. — Его выступление сопровождалось дикими воплями депутатов Ассамблеи (94).
С первого же заседания можно было видеть, какая борьба должна была развернуться между Версалем и Парижем. Заговорщики–монархисты, оставив на время мечты о реставрации, поспешили сделать наиболее срочное дело: спастись от революции. Они окружили господина Тьера и пообещали ему полную поддержку в подавлении Парижа. Таким образом, это министерство, которое бы осудила истинная Национальная Ассамблея, стало даже посредством своих преступлений всемогущим. Едва придя в себя от критики по поводу их панического бегства, господин Тьер и его министры осмелились демонстрировать свою чванливость. И, действительно, разве не спешили к ним на помощь провинции в 1848 году? А пролетарии без политического образования, без административного руководства, без денег, как бы они смогли вести государственный корабль?
В 1831 году эти пролетарии, мастера Лиона, потерпели провал в попытках организовать самоуправление. И насколько же труднее была эта задача для пролетариев Парижа! Все новые державы находили до сих пор административный аппарат в рабочем состоянии, в готовности для победившей силы. 20‑го марта ЦК нашел его разбитым вдребезги. По сигналу из Версаля, большинство функционеров покинуло свои посты. Налоги, охрана общественного порядка, освещение, рынки, общественная благотворительность, телеграфная связь, вся дыхательная и пищеварительная система города численностью в 1 600 000 душ, все предстояло сымпровизировать. Ряд мэров утащили свои печати, реестры и наличность своих мэрий. Военное интендантство оставило без единого гроша шесть тысяч больных в больницах и лечебницах (95). Господин Тьер постарался дезорганизовать даже управление кладбищами.
Несчастный человек! Он ничего не знал о нашем Париже, о его неистощимых силах, о его удивительной эластичности. ЦК ощущал поддержку со всех сторон. Комитеты округов обеспечили персонал для мэрий, часть нижнего слоя среднего класса поделилась своим опытом и наиболее важные службы были запущены в кратчайший срок людьми здравого смысла и энергии, которые быстро овладели рутиной. Предприниматели, оставшиеся на своих постах, чтобы передать свои фонды Версалю, были разоблачены и вынуждены бежать.
ЦК преодолел более серьезную трудность. Триста тысяч человек без работы, без каких–либо средств к существованию, ожидали тридцать су, на которые жили последние семь месяцев. 19 марта Варлен и Журд, делегированные в финансовое ведомство, взяли под контроль это министерство. Казна, согласно переданным им отчетам, составляла 4 600 000 франков. Но ключи от сейфов находились в Версале и в виду предпринимавшихся усилий в целях примирения, делегаты не осмелились взламывать замки. На следующий день они пошли упрашивать Ротшильда открыть им кредит в банке, и он дал слово авансировать фонды. В тот же день ЦК поставил вопрос более решительно и направил в банк трех делегатов потребовать необходимые ссуды. Им ответили, что миллион франков переведен на депозит Варлена и Журда, которых в шесть часов вечера принял управляющий, господин Рулан. — Я ожидал вашего визита, — сказал он. — В утро, последовавшее за сменой правительства, банку приходится постоянно находить деньги для новых пришельцев. Не мое дело давать оценку событиям, банк Франции не имеет ничего общего с политикой. Вы — де факто правительство, и банк выделяет вам сегодня миллион. Только будьте любезны упомянуть в вашей расписке, что эта сумма переведена на счет города Парижа (96). — Делегаты получили миллион франков в банкнотах. С утра все служащие банка не появлялись на своих местах, но, благодаря дружеской помощи, эта сумма была быстро распределена среди платежных учреждений. В 10 часов утра делегаты смогли сообщить ЦК, что деньги были переданы во все округа.
Банк поступил благоразумно: ЦК твердо контролировал город. Мэры и депутаты не смогли объединить более чем три–четыре сотни человек, хотя они и поручили организацию сопротивления адмиралу Сэссе. ЦК был настолько уверен в своих силах, что санкционировал ликвидацию баррикад. К нему тянулись все, перешел на его сторону гарнизон Винсенна вместе с фортом. Победа ЦК была слишком убедительной, чтобы не быть рискованной, вынуждающей его распылять войска с целью восстановления боеспособности оставленных фортов на юге. Лулье, по поручению ЦК, взял под контроль форты Иври, Бисетр, Монруж, Ванв и Исси. Они были заняты 19‑го и 20‑го марта. Последний форт, в который он послал национальных гвардейцев, был Мон—Валерьен, ключ к Парижу и тогдашнему Версалю.
В течение тридцати шести часов неприступный форт оставался пустым. Вечером 18‑го марта, после приказа об эвакуации, для его защиты оставалось лишь двадцать мушкетов и несколько стрелков из Винсенна, внедренных туда для мятежа. В тот же день они открыли запоры форта и вернулись в Париж.
Когда в Версале стало известно об эвакуации Мон—Валерьена, генералы и депутаты просили господина Тьера вновь занять его. Тот упорно отказывался, заявив, что этот форт не имеет стратегической важности. В течение всего 19‑го марта положение оставалось неопределенным. Наконец, Виной, побуждаемый ими, в свою очередь, предпринял попытку вырвать приказ у господина Тьера в 1.00 20‑го марта. Немедленно после этого в форт направили колонну войск, и в полдень его заняла тысяча солдат. Лишь в 8 часов вечера появились батальоны Терне. Командир батальона легко расстался со своими офицерами. Лулье, отчитываясь перед ЦК, заявил, что занял все форты, и даже упомянул батальон, который, по его словам, владел тогда Мон—Валерьеном.
VI. Мэры и Ассамблея объединяются в борьбе против Парижа
Мысль о возможности стать свидетелем кровопролития заставляла меня страдать.
(Жюль Фавр, Следствие по делу 4‑го сентября.)21‑го марта положение прояснилось.
В Париже — ЦК вместе со всеми рабочими и всеми благородными и просвещенными представителями нижних слоев среднего класса. ЦК заявил: — У всех нас лишь одна цель — выборы. Все готовы с нами сотрудничать, но мы не оставим ратушу до того, как выборы будут проведены.
В Версале — Ассамблея: все монархисты, все представители крупной буржуазии, все рабовладельцы. Они вопили: — В Париже одни мятежники, ЦК — банда разбойников.
Между Версалем и Парижем — несколько радикальных депутатов, все мэры, многие адъюнкты. Они составляли либеральную буржуазию, то священное стадо, которое потворствует всем революциям и позволяет создавать все империи. Презираемые Ассамблеей, игнорируемые народом, они кричали ЦК: — Узурпаторы! — Ассамблее же: — Вы испортите все.
21‑е марта памятно тем, что все эти голоса заставили себя слушать.
ЦК: — У Парижа нет намерения отделяться от Франции, он далек от этого. Что касается Франции, то Париж мирился с Империей и правительством национальной обороны, с их предательством и провалами, конечно не для того, чтобы бросить ее сейчас, но лишь для того, чтобы сказать своей старшей сестре: — Держись, как держусь я, сопротивляйся угнетению, как это делаю я.
Газета Officiel в первой из статей, в которых Моро, Лонге и Рогар комментировали новую революцию, писала:
«В результате провалов и измен правящих классов пролетарии столицы поняли, что для них пробил час спасти положение, взяв управление государственными делами в свои руки. Едва овладев властью, они поспешили позвать парижан к избирательным урнам. В истории не было такого примера, чтобы временное правительство так стремилось освободиться от своего мандата. Перед лицом поведения, столь бескорыстного, возникает вопрос, можно ли найти прессу настолько несправедливую, чтобы выливать на этих граждан потоки клеветы, лжи и оскорблений? Неужели трудящиеся, производящие все и не пользующиеся ничем, должны подвергаться насилию вечно? Неужели буржуазия, добившаяся освобождения, не понимает, что пришло время освобождения пролетариата? Почему же она тогда упорствует в отказе пролетариату его законных прав?»
