Мачей Кучиньский - ЗАГАДКА ФЕСТСКОГО ДИСКА И ЗМЕЕПОКЛОННИКИ
И эта вот фигура так странно похожа на одну их регалий бога Шипе-Тотека в Древней Мексике. Ее условное изображение я нашел на четырнадцатой странице доиспанского рисованного манускрипта, известного под названием "Бурбонского кодекса". Да, поразительно похоже на египетский "анкх"…
Еще раз, и не последний, я натолкнулся на "хромосомное", знакомясь с культурным наследием Древней Мексики. Это были изображения погребальной керамики сапотеков- народа, населявшего горную страну к югу от центрального плоскогорья в Мексике. Антропоморфные уны и барельефы из обожженной глины выполнены в виде фигур божков, сидящих на земле и наряженных в фантастические одежды. Некоторые из них держат в вытянутой правой руке иксобразный предмет. Такая явная демонстрация, как и у покойных католиков, держащих в окостеневших пальцах крестик, только подтверждает особое значение этого предмета, какую-то его высокую связь с таинством веры.
На Монте-Альбане, горе со срезанной вершиной, застроенной десятками дворцов, пирамид, святилищ, урны заполняют подземные склепы, вырубленные в скалах, – это места захоронения вельмож сапотеков.
У многих народов мира склеп есть место, где человек совершает переход в мир иной, в царство мертвых, в обитель духов. Чтобы обеспечить умершему достойный прием там – в будущей его внеземной жизни, – производят церемониальное погребение и еще снабжают усопшего не только предметами обихода, пищей и напитками, но и записанными и изображенными на коре, глиняных табличках, папирусе, бумаге и олеографиях, молитвами, заклинаниями и символами, благодаря чему, по верованию, Боги (бог) отнесутся благосклонней к посвященному в их таинства.
Именно к таким, я полагаю, символам относится делящаяся хромосома, которую держат в руке божки, изваянные в виде урны.
Жизнь на Земле непрерывна благодаря нескончаемому делению клеток организмов. Ничто не рождается из ничего. Новые клетки, строящие тело – растения или животного, – возникают исключительно этим, единственным способом: капля цитоплазмы, окруженная оболочкой, – клетка распадается на две новые и, омоложенная таким раздвоением, живет в двух дочерних, до следующего деления. А начало делению дают хромосомы.
Каждая из сорока шести хромосом клетки человеческого организма копирует самое себя. Вдоль ее длинной, змеевидной нити синтезируется другая, новая хромосома, во всем подобная исходной. Ясно, что удваивается не только форма, но и генетическая информация, содержащаяся в хромосоме, и это самое главное.
Некоторое время обе хромосомы соединены еще одна с другой в месте, называемом центромерой, и носят общее название – бивалента. Перед делением бивалента извивается и съеживается, принимая форму двух палочек, после чего центромера разделяется и позволяет палочкам начать свой путь к двум половинкам клетки. Теперь оболочка клетки перехватывается в одном месте, как у рыбьего пузыря, и образуются две дочерние клетки, каждая из которых содержит идентичный набор из сорока шести хромосом.
Так развивается и идет жизнь. Это настоящая тайна, которую стоило унести с собою в могилу. Но не для того, чтобы спрятать ее от живых – они ее знали, – а чтобы вечно преисполняться бодрости из сознания разделенного с богами понимания того, что люди всего лишь недолговечные их творения, результат непонятной деятельности животворных палочек.
Именно они находились в сапотекских могилах – хромосомы, удвоившихеся в творящем акте умножения информации о жизни, еще связанные центромерой, но по концам уже расходящиеся, каждая в свою сторону, в стремлении начать самостоятельную жизнь.
И не только в могилах. Я без труда отыскал их на страницах миштекских кодексов – рисованных книг. Когда и те, и другие я сравнивал со снимками хромосом, сделанными под микроскопом, то в миштекских изображениях не нашел ничего такого, что могло бы поколебать мое мнение. Ну а если и были еще какие-то сомнения, то тотчас рассеялись, когда я взял в руки новейший труд по биохимии: ученый смело представил центромеру как своего рода поясок или застежку, хотя в действительности это место хромосомы выглядит иначе – как всего лишь сужение. По-видимому, автор вот так хотел выразить идею связи двух палочек. И сделал это, не ведая, что за много столетий до него то же самое запечатлел миштекский художник.
Потом мне пришло в голову, что идея разделяющихся хромосомных палочек объясняет и происхождение иероглифа оллин (ollin) – "движение", "землетрясение", – применявшегося в Древней Мексике для обозначения одного из двадцати дней тогдашнего календарного месяца.
Этот иероглиф в многочисленных его стилизованных вариантах и видах значений встречается на керамике, каменных рельефах, фресках в святилищах и дворцах. Кроме двух палочек он часто включает одну или две окружности с еще меньшей окружностью в их центре, что напоминает схему клетки с ядром.
Но что еще, кроме этих чисто внешних подобий, свидетельствует о возможной связи иероглифа с бивалентой и клеткой?
Во-первых, этот знак – подобие клетки на языке науа назывался чалльчиуитль (chalchiyitl) - "драгоценный камень" – и был синонимом понятия "жизнь". Во-вторых, название иероглифа ollin происходит от корня ol, означающего "нечто круглое", а глагол olini применялся уже для обозначения не только "вращение вокруг", но – это особенно важно для моих выводов – и "движения, перемещения больших количеств людей". В сапотекском языке название иероглифа звучало шоо (хоо) – "огромный" и "Землетрясение". Майяские же племена цоциль-цельталь (tzotzil-tzeltal) называли его чик (chic), что означало "лишаться"! И наконец, майя с Юкатана имели очень похожий знак для слова кабан (caban) - "то, что находится снизу".
И тогда я пришел к заключению, что этот иероглиф, по форме так мало общего имеющий с "землетрясением", идеально объясним в биологическом контексте: как "то, что находится снизу", то есть укрыто в теле; что "огромно"; что "лишается, разделяется", чтобы "перемещаться большими количествами", и притом имеет вид двух палочек и круглого, как схема клетки, драгоценного камня – чалъчиуитлъ, и его скорее всего следует считать знаком бивалентной хромосомы – образования, которое, будучи укрытым в теле, отделяется от своего подобия, и оно, несомненно, огромно, могуче по своему генетическому воздействию и, наконец, перемещается соединением в двадцать три палочки в свою дочернюю клетку и несметными полчищами – из поколения в поколение. Последний момент толкования находил поразительное подтверждение в рисунке из миштекского рисованного манускрипта, где оллин-бивалента шагает на двух человеческих ногах!
И наконец, что уже совсем удивительно, символы, подобные оллин, были известны даже в каменную эпоху и при этом в разных частях света – в Азии, Европе, Северной Америке, – нарисованные или выцарапанные на камне, они напоминают тот, что мы обнаружили в Армении, а обозначают, по мнению ученых,"идею человека". Да, возможно, о человеке, но только в фазе хромосомы! Еще одним красноречивым подтверждением сказанному были антропоморфные рукоятки кельтских мечей из Центроальной Евопы!
Наряду с оллин - движением, другими знаками, обозначающими движение времени – дни, были окелотл (ocelotl - "ягуар", а также куаупыи (сиlаutlа) – "орел", смыслы которых, похоже, тоже связаны с основами жизни. Тремя этими символами, как я убедился, проблема бытия мексиканцев не исчерпывается. Связь времени и жизни в древней Центральной Америке имела особое значение.
И если было какое-то место, где я мог бы отыскать эту истину обнаженной, то это был прежде всего
ТЕОТИУАКАН.
Одно древнее сказание, записанное францисканцем Бернардино де Саагуном вскоре после завоевания Мексики и опубликованное в его главном труде "Historia General de kas Cosos de Bueva España" ("Полная история новой Испании"), включает такие слова:
"Прежде чем день наступил на свете, собрались боги в этом месте, именуемом Теутиоаканом *, и один за другим говорили: – Боги, кто возьмет на себя освещение мира?" 1 С началом нашей эры в этом районе, лежащем в 50 километрах к северу от столицы Мексики и названном так в честь мифической встречи богов, малоизвестный народ, который, не зная его имени, исследователи нарекли теотиуаканами, возвел первую посвященную Солнцу пирамиду. Через восемьсот лет огромный уже архитектурный комплекс был покинут. Модели пирамиды Солнца и Луны, Птицы-Змея и Тлалока, десятки возвышенных площадок, окруженных анфиладами лестниц, святилища, дворища, дома и дворцы превращались, особенно с появлением испанцев, в руины – источник камня для поселений и католических церквей в долине.
Через девятнадцать столетий после основания Города Богов – так с языка науатль переводится название этого города, на автостоянке у шоссе сосредоточилось около сотни автомобилей, и прибывали все новые. Я вышел под чистое, но уже охваченное солнечным сиянием, золотистое утреннее небо. Жар обжигал ноги, яркий блеск не позволял поднять глаза. Чувствуя, как пересыхает во рту, я по красной щебенке, хрустевшей под ногами, устремился к руинам. Об уединении нечего было и думать. Кругом были люди, они шли толпами – с детьми, свертками, горшками, бутылками, торчавшими из корзин, ведя за собой сестер, теток, стариков-отцов, тестей и тещ прямо к подножию пирамид, между опунциями и агавами, к рощице акаций, надеясь прийти в себя в их хилой тени.
