Руслан Скрынников - Сибирская одиссея Ермака
Ермак и его люди прошли за Уральские горы. Но остались ли неизменными уральские реки за прошедшие четыре века? Ответ однозначен. Когда на Урале появились заводы, леса на склонах гор были вырублены, из-за чего реки обмелели. Студенты совершили плавание по обмелевшим рекам. Другая поправка необходима в связи с тем, что казацкие струги, приспособленные к морским плаваниям и снабженные парусами, обладали несравненно большей быстроходностью, чем лодки пермских студентов. Да и надо ли говорить, что студенты – не казаки? У них иные навыки и иные физические данные.
Подавляющую часть пути – примерно 1200 километров из 1500 – флотилия Ермака прошла вниз по течению сибирских рек. Против течения судам пришлось идти лишь в Приуралье: немногим более 200 километров от чусовских городков вверх по Чусовой, до устья Серебрянки, и около 100 километров вверх по Серебрянке. За перевалом от Тагила и до Иртыша казаки прошли еще 1200-1300 километров. Несложный расчет показывает, что в предгорьях Урала отряду Ермака достаточно было продвигаться вперед по 15-16 километров в день, на сибирских реках – по 30-40. Такая скорость была доступна для подвижных казацких стругов. Казаки были превосходными гребцами. На таких крупных реках, как Тура и Тобол, они могли использовать также и паруса. При указанной скорости Ермаку было вполне достаточно 56 дней, чтобы достичь Иртыша. Продвижение отряда могли задержать столкновения с туземцами. Но сопротивление со стороны редкого местного населения было невелико.
СЛЕДЫ «АРХИВА» ЕРМАКА
Историки затратили много усилий и труда, чтобы разыскать архив сибирской экспедиции или, во всяком случае, его следы. Но их старания не увенчались успехом.
Кто из ученых не мечтал о находке исчезнувшего архива! Бесценные документы находят не только на запыленных полках хранилищ. На них наталкиваются в самых неожиданных местах: в недоступных горных пещерах, на морском дне, в трюмах затонувших кораблей, на чердаках старых домов. Случаются и более прозаические случаи. Следы архива удается обнаружить в давно известных науке летописных сочинениях.
…Среди летописных сочинений о Сибири наибольшей популярностью пользовалась Есиповская летопись. Ее читали и переписывали в разных концах страны.
Сам Савва Есипов едва ли дожил до того времени, когда некий любознательный книжник старательно скопировал его летопись, пополнив ее многими удивительными подробностями. Так возникла Погодинская летопись, которая хранится ныне в Публичной библиотеке в Ленинграде.
Погодинская рукопись ставит перед исследователем множество загадок. Судя по водяным знакам на бумаге, она относится чуть ли не к петровскому времени. Но в этой поздней рукописи заключена масса неизвестных дотоле сведений по истории сибирской экспедиции. Степень их достоверности неясна. Два-три промаха, допущенные летописцем, ставят под сомнение достоверность памятника в целом.
Современные методы исследования текстов столь совершенны, что позволяют воскресить историю составления летописи в мельчайших деталях. Можно себе представить, как неведомый автор Погодинской рукописи, очинив гусиное перо, старательно списал из летописи Еси-пова фразу: «Ермак с товарищи послаша к государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Русии с сеунчем (вестником о победе) атамана и казаков». На этом месте книжник остановился и – после некоторого размышления – вставил в текст фразу от себя: «Тут же послан был казак Черкас Александров потому… немалой, всего 25 человек».
Фраза сохранилась в неполном виде. Это объясняется просто. Когда рукопись переплетали, лист оказался обрезанным по краям и несколько слов оказались утраченными. Однако даже то, что уцелело, поразительно интересно. Погодинский летописец знал одного из гонцов Ермака по имени, кроме того, ему была известна, по-видимому, и общая численность казачьей станицы, прибывшей в Москву.
Ниже автор Погодинской летописи записал еще более важное известие о том, что царь Иван надолго задержал сибирских гонцов и что Ермаковы казаки Черкас Александров с товарыщи» вернулись в Сибирь в составе отряда воеводы Сукина, покинувшего столицу в 1586 году.
Откуда заимствованы все эти сведения автором Погодинской рукописи? Почему ранние сибирские летописи ни словом не упоминали о Черкасе Александрове? Не выдумка ли это досужего книжника, писавшего в позднее время?
Одна архивная находка позволила дать весьма точный ответ на поставленный вопрос. В Центральном государственном архиве древних актов в Москве хранится подлинная приходо-расходная книга кремлевского Чудова монастыря за 1586 год.
Монахи Чудова монастыря записали в своей книге, что в феврале 1586 года «сибирский атаман» и «сибирские казаки» принесли в обитель и дали на помин души драгоценных сибирских соболей. Благочестивый поступок ермаковцев легко объяснить. Как раз в феврале 1586 года воевода Сукин завершил приготовления к сибирскому походу. Вместе с ним должны были покинуть Москву Ермаковы казаки. Они уже знали о гибели Ермака и готовились к худшему. Самое время было подумать о спасении души, и казаки отправились в Чудов монастырь.
Чудовские монахи перечислили имена всех своих вкладчиков – «сибирских казаков›. Только двух из них (Александра и Волдырю) они назвали атаманами. «Сибирской отоман Иван Александров сын, а прозвище Черкас» принес старцам самые богатые дары.
Архивная находка подтвердила достоверность известий Погодинской летописи, прежде вызывавших сомнения. Среди этих известий самым удивительным, самым драгоценным можно считать известие, заключающее в себе подробности насчет переписки между Ермаком и Иваном Грозным.
…Когда Черкас Александров привез в Москву грамоту Ермака, Иван IV велел составить ответное послание. По традиции царское послание начиналось с подробного пересказа письма, положившего начало переписке. Савва Есипов пересказал письмо одной фразой; Ермак извещал Ивана IV, что казаки «царя Кучюма и с вой его победита». Автор Погодинской летописи привел куда более полный текст казачьей отписки. Ермак писал царю, что он «сибирского царя Кучюма и с его дет мы с Алеем да с Ал-тынаем да с Ышимом и с вой его победита; и брата царя Кучюма царевича Маметкула разбита ж».
Насколько достоверна эта подробная версия письма Ермака? Не сочинена ли она самим погодинским летописцем? Ответить на этот вопрос помогает отчет о «сибирском взятии», составленный дьяками Посольского приказа в 1585 году и сохранившийся в подлиннике. Под руками у дьяков были отписки из Сибири. Воспользовавшись
ими, приказные пометили: «государевы» казаки «Сибирское царство взяли, а сибирский царь Кучюм убежал в поле», после чего «племянник Кучюмов Маметкул царевич, собрався с люд ми, приходил в Сибирь на государевы люди», но те и его «побили».
Данные посольского отчета рассеивают сомнения в достоверности погодинской версии.
Погодинским сведениям чужды летописные штампы. Они мало походят также и на запись воспоминаний очевидцев. В большей мере они напоминают цитаты из приказных документов. Вот один из примеров: «Государь послал (в Сибирь) воевод своих князя Волховского, да голов Ивана Киреева да Ивана Васильева Глухова, а с ним казанских и свияжских стрельцов сто человек, да пермич и вятчан сто человек и иных ратных людей сто человек». Именно таким слогом составлялись записи Разрядного (Военного) приказа. Это бесспорно самый полный разряд, относящийся к сибирской экспедиции. Но вот вопрос: можно ли считать его подлинным? Некоторые его детали вызывают сомнение. Почему сибирские летописи и разрядные книги XVII века упоминают о походе только двух воевод- Волховского и Глухова? Почему в них отсутствуют какие бы то ни было указания на Кире-ева? С. Ремезов утверждал, что с Волховским было 500 человек. В Погодинском же разделе названа цифра 300.
Для проверки разряда можно привлечь подлинную царскую грамоту от. 7 января 1584 года. Иван IV направил Строгановым письменный приказ выстроить «под рать» Волховского, Киреева и Глухова 15 стругов, каждый из которых мог поднять по 20 ратников. Из грамоты следует, что Киреев был главным помощником Волховского в сибирском походе. Дополнительные сведения Погодинской летописи объясняют причины молчания сибирских источников о Кпрееве. Этот воевода пробыл в Сибири очень недолго. Ермак тотчас отослал его в Москву. Киреев увел из Сибири пленного царевича Маметкула.
Если Волховский рассчитывал разместить войско на пятнадцати стругах (по 20 человек на каждом), значит, отряд насчитывал 300 человек.
Итак, Погодинский летописец располагал более точной информацией, чем тобольские летописцы и историки! Очевидно, он держал в руках подлинный разряд о походе Волховского в Сибирь.
Составитель Погодинской летописи нашел у Саввы Еснпова упоминание о том, что ермаковцы шли в Сибирь «Чусовою репою и приидоша на реку Тагил». Не удовлетворенный столь неточным описанием, он включил в текст подробнейшую роспись пути Ермака в Сибирскую землю. В нем указывались не только названия рек, пройденных флотилией Ермака, но и много других сведений: где и куда (направо или налево) сворачивали суда, где они плыли по течению, где против. Очевидно, такая роспись имела не столько литературное, сколько практическое значение. Воеводы, назначенные в сибирский поход, нуждались в подробной дорожной росписи.
