Руслан Скрынников - Сибирская одиссея Ермака
Составитель Погодинской летописи нашел у Саввы Еснпова упоминание о том, что ермаковцы шли в Сибирь «Чусовою репою и приидоша на реку Тагил». Не удовлетворенный столь неточным описанием, он включил в текст подробнейшую роспись пути Ермака в Сибирскую землю. В нем указывались не только названия рек, пройденных флотилией Ермака, но и много других сведений: где и куда (направо или налево) сворачивали суда, где они плыли по течению, где против. Очевидно, такая роспись имела не столько литературное, сколько практическое значение. Воеводы, назначенные в сибирский поход, нуждались в подробной дорожной росписи.
Погодинский автор включил в текст своей рукописи сведения об обстоятельствах, непосредственно предшествовавших походу казаков за Урал. Ермак Тимофеев, записал он, прибыл с Волги на Чусовую в тот самый момент, когда на пермские места напал сибирский царевич Алей с татарами, «а за год до того времени… пелымский князь Аплыгерым воевал… Пермь Великую».
В двух решающих пунктах приведенные сведения полностью совпадают с данными царских грамот 1581 – 1582 годов. Они вновь подтверждают, что два нападения произошли с интервалом в год и что поход Ермака начался в дни второго набега.
Ни Строгановы, ни чердынский воевода не знали имен «пелымского князя» и предводителя «сибирских людей», громивших Пермский край. Составитель Погодинской летописи располагал лучшей информацией. Он записал, что первое вторжение возглавлял пелымский князек Аб-лыгерым, а во втором участвовал сын и наследник Кучу-ма царевич Алей.
Как можно объяснить редкую осведомленность погодинского автора? Откуда черпал он свои удивительные сведения? Текст рукописи позволяет установить источник его информации. «Три сына у Кучюма,- записал летописец,-… а как оне взяты, тому письмо есть в Посольском приказе». Значит, летописец имел доступ к сибирским документам Посольского приказа.
Замечательно, что именно этот приказ ведал делами, относящимися к Сибири, на протяжении XVI века. В него, как в резервуар, стекались все отписки из вновь присоединенного края. В Посольский приказ попало и письмо Ермака. Там же составили ответное послание от имени царя. По-видимому, приказные допросили гонцов Ермака, с их слов составили роспись пути в Сибирь и записали «сказку» о причинах похода казаков против Кучума.
Осведомленность автора Погодинской летописи столь удивительна, что невольно возникает вопрос: не был ли он участником сибирской экспедиции? Гонец Ермака Черкас Александров как нельзя лучше подходил к роли официального историографа дружины Ермака. Как ни соблазнительно такое предположение, от него все же придется отказаться. Составитель летописи, несмотря на свою осведомленность, по временам допускал ошибки, совершенно немыслимые в устах очевидца.
По данным Саввы Есипова, Ермак послал в Москву сеунщика-атамана (сеунч – весть о победе), и тот якобы вернулся в Сибирь вместе с воеводой Волховским. Из приказных же документов следовало, что сеунщик – казак Александров – мог вернуться в Сибирь с воеводой Сукиным уже после смерти Ермака. Не заметив противоречия, Погодинский летописец соединил обе версии. В результате в его рукописи появились следующие пометы: «И Ермак в те пору убит, пока сеунщики ездили к Москве»; «князь Семен Волховской пришел в старую Сибирь… а Ермак уже убит до князь Семенова приходу».
В конце жизни Александров и другие тобольские ветераны составили «речи», которые легли в основу ранних сибирских летописей. Хотя они и не помнили точных дат, зато ясно представляли себе последовательность основных событий. Они знали, что Волховский прибыл в Сибирь при жизни Ермака, что воевода умер в дни зимнего голода, а затем погиб Иван Кольцо. Еще позже Ермак предпринял ссой последний поход на Вагай, где был убит. Лишившись вождя, казаки немедленно бежали из Сибири.
Есиповская летопись воспроизвела все эти события в их естественном порядке. Совершив ошибку в определении времени гибели Ермака, погодинский автор разом разрушил канву повествования и кстати и некстати вставил в текст несколько упоминаний о смерти атамана, которые могли лишь запутать читателя.
Ошибки, допущенные автором Погодинской летописи, не оставляют сомнения в том, что этот автор не был сам участником сибирской экспедиции и, более того, не говорил ни с кем из ветеранов похода. Косвенным подтверждением тому служит фраза, мимоходом оброненная им. В рассказе о Чингисхане автор делает ученую ссылку на некую московскую летопись; «пишет про то инде в московских летописцах». Ссылка на московскую летопись была вполне уместна в устах московского грамотея, но никак не вольного казака.
Документы Посольского приказа были доступны лишь очень узкому кругу лиц. Если автор Погодинской летописи смог воспользоваться ими, то из этого можно сделать лишь один вывод. Он сам принадлежал к числу московских приказных людей, имевших доступ к царскому архиву.
Будучи любителем истории, Погодинский летописец делал выписки из посольских документов и иногда сопровождал их своими комментариями. «Алей (сын Кучу-ма),-записал он,- пришел войной на Чусовую, и в тое же поры прибежал с Волги атаман Ермак Тимофеев с то-варыщи пограбили на Волге государеву казну и погромили ногайских татар и Чюсовой сибирским повоевать не дали». Фраза о грабеже государевой казны нарушала временную и логическую последовательность рассказа. Ее автор заимствовал, очевидно, не из отчета Черкаса Александрова о начале похода. Комментарий выдает в авторе человека, хорошо знакомого с ходячими рассказами XVII века о грабежах Ермака.
Выписки Погодинского летописца могут служить своего рода лакмусовой бумажкой. Они помогают исследователю определить достоверность других летописных свидетельств.
Подлиннные документы об экспедиции Ермака погибли. Поэтому судить о них можно лишь на основании тех выписок, которые сделал из них автор Погодинской летописи. Названные выписки позволяют составить довольно точное представление об «архиве» сибирской экспедиции, сформировавшемся в степах Посольского приказа.
«Архив» Ермака начал складываться после того, как в Москву прибыл Черкас Александров с письмом Ермака. Приказные тщательно записали «речи» казаков об их походе, составили роспись их пути. Эти документы вместе с царским посланием составили основу фонда. К ним были присоединены разрядные росписи о посылке в Сибирь трех отрядов, донесение о гибели первого отряда и документы о доставлении в Москву пленного Маметкула, «письмо» о взятии на службу других сибирских царевичей.
Находка «архива» сибирской экспедиции подобна открытию золотой россыпи. Новые данные бросают яркий свет на историю жизни Ермака Тимофеевича.
НАВСТРЕЧУ ГИБЕЛИ
В конце зимы нарочный доставил в Орел царскую грамоту. Строгановы получили приказ не мешкая готовить под рать Волховского пятнадцать стругов со всем судовым запасом – парусами, веслами и якорями.
Царь Иван грозил купцам опалой, если государевы ратные люди потеряют время в ожидании судов или получат непригодные для далекого плавания струги.
Купцы знали крутой нрав царя и заблаговременно начали готовить судовую снасть, чинить старые лодки и готовить лес для новых.
Однако в это время в Москве произошло то, что неизбежно нарушило ход событий и помешало выполнению планов сибирской экспедиции.
19 марта 1584 года Иван Грозный умер в своем кремлевском дворце. В столице произошли волнения. Черкас Александров и прочие посланцы Ермака не только наблюдали за всем происшедшим, но, видимо, и сами участвовали в «градском смятении».
Царь Иван приказал Волховскому выступить в поход по весне. Московская смута неизбежно задержала его в столице. Об экспедиции на время забыли.
Известие о смерти давнего покровителя посеяло тревогу в доме Строгановых. Безмерно обогатившиеся в опричнине господа не знали, подтвердят ли новые власти пожалования прежнего государя.
Младшие Строгановы не проявляли прежнего рвения и заботились лишь об одном: выполнить распоряжения казны с наименьшими для себя издержками. С началом речной навигации владельцы торгового дома велели своим людям доставить в Пермь суда с Волги, Оки, Клязьмы, Москвы-реки.
Когда воевода Волховский прибыл на Каму с отрядом стрельцов, Строгановы предложили ему отобрать нужные ему ладьи.
Строгановские суда уступали казацким спайкам:-,- по своим мореходным качествам и прочности. Они были приспособлены для перевозки товаров, но не для боевых действий. Многие струги перевезли тысячи мешков соли и обветшали.
Следуя царскому наказу, Волховский погрузил запасы продовольствия, оружие и боеприпасы в струги и отплыл вверх по Чуеовой, дождавшись «полой воды». Ни воеводы, ни стрелецкие головы не были опытными навигаторами. А между тем даже Ермаку едва ли удалось бы благополучно проплыть по Чусовой в дни половодья.
