Руслан Скрынников - Сибирская одиссея Ермака
Монашеский устав предписывал послушнику полное подчинение воле наставника. Мальчик глотал слезы и лишь вел про себя счет ударам, «г…Я того сочтено у мене, в два года по два времени на всякий день,- вспоминал Нектарий,- боев тысяща четыреста и тридесять. А сколько ран и ударов на всякий день было от рук его честных, и тех не считаю, бог весть, и не помню».
Став архиепископом, Нектарий не забыл учителя и прилежно следовал его заветам. Этим он вскоре снискал ненависть среди служителей тобольского архиепископского дома. Столкнувшись с «кознями», Нектарин поспешил сочинить жалобу на собственных подчиненных. «Да и софийские, государь, дворовые люди,- писал пастырь,- старцы, дети боярские и певчие дьяки, кроме старого дьяка Саввы Есипова, умышляют на меня, богомольца твоего, и угрожают доводными всякими делами (доносами)».
Лишь один из старых служителей пришелся по душе ниловскому пустынножителю. То был главный архиепископский дьяк Савва Есипов. В Софийском доме не сыскать было другого такого же нужного и расторопного человека. Заботясь о доходах епархии, он составил роспись софийских оброчных крестьян. Ему доверили старцы огромную сумму – 200 рублей – на помин умершего владыки.
Нектарий ценил Савву не только как рачительного хозяина, но и как любителя книжной премудрости. При всех своих странностях Нектарий всегда был предан образованию, изучал греческий и латинский языки, риторику и философию. В лице Саввы он нашел единомышленника.
Тотчас по прибытии в Тобольск архиепископ поведал дьяку сокровенную мысль насчет написания подробной летописи, которая бы прославила епархию и последовательно провела новый взгляд на миссию Ермаковых казаков в Сибири. Всего пять месяцев понадобилось исполнительному дьяку, чтооы осуществить предначертания начальства.
Как и полагалось смиренному христианину. Есипов поместил свое имя в самом конце летописи, скрыв его незамысловатым шифром.
Савва не обладал чрезмерным честолюбием и в послесловии к летописи откровенно признался, что он лишь расширил («распространил») летописную «Повесть», которую составили в Софийском доме до него.
Средневековые писатели не гнались за оригинальностью. Напротив, они любили украшать свои произведения подробнейшими заимствованиями из других авторов, слывших признанными авторитетами. Библиотека тобольского архиепископа была не слишком богатой, и дьячку пришлось довольствоваться тем, что было под рукой.
Есипов не раз с волнением перечитывал Хронограф, повествовавший о подвигах древних полководцев. Высокопарный стиль изложения Хронографа разительно отличался от стиля, который употребил предшественник Есипова при описании столкновений между Ермаком и Кучумом. Чтобы прославить Ермака, Савва дополнил летопись впечатляющими подробностями, заимствованными из Хронографа. Дьяка не слишком беспокоило то, что Хронограф описывал битву между древними болгарами и византийцами. Воинов Кучума он уподобил язычникам-болгарам. Так Ермаку пришлось вступить в бой с татарами, ханты и манси, «овсяными железом, меднощитни-цами (медными щитами) и копиеносцами».
К счастью, Есипов обладал трезвым умом, и его интересовали не только литературные красоты. Испросив разрешение у владыки, он велел вновь собрать ермаковцев, чтобы узнать у них новые подробности насчет знаменитого похода. Прошло пятнадцать лет с того дня, как казаки и:-; «старой сотни» принесли Киприану свое «Написание». С тех пор сотня сильно поредела. Кто умер, кто переселился в богадельню. На службе остались единицы.
На страницах летописи Есипов сообщил о своих долгих беседах с этими ветеранами – «достоверными мужами», которые были в Сибири на «ермаковом взятии* и всё «очами своими видели».
Можно установить интересную особенность. Савва Есипов сравнительно подробно описал начальный и конечный периоды сибирской экспедиции, особое же внимание уделил миссии казаков в Москву.
Летописец не назвал по имени казаков, с которыми говорил. Но можно установить, что. при Нектарии в Тобольске продолжал служить убеленный сединами атаман Иван Александров. То был любимец Ермака, некогда ездивший с его письмом к царю. Александрова задержали в Москве на три года, поэтому он хорошо знал все, что произошло в начале и в конце похода. В летописных рассказах виден след беседы Есипова с атаманом Александровым.
Судьба сочинении безвестного тобольского дьяка сложилась исключительно удачно. Еснповская летопись приобрела общерусскую известность и стала любимым чтением для многих грамотеев в разных концах России.
ПРИ ДВОРЕ ГОСПОД СТРОГАНОВЫХ
В годы Смуты Строгановы оказали большую финансовую помощь царю Василию Шуйскому, казна которого вечно пустовала. Незадолго до своего падения Шуйский пожаловал своим заимодавцам звание «гостей». Это звание носили немногие лица – самые богатые купцы России. В качестве особой привилегии Строгановы получили право впредь именоваться по имени и отчеству. Даже «гости» никогда не претендовали на отчество. Андрей Семенович стал первым «именитым человеком» в семье Строгановых. За ним это звание распространилось на всех членов торгового дома.
«Именитые люди» старались устроить свою жизнь сообразно новому положению. Они воздвигли себе обширный дворец в родовом гнезде – Сольвычегодеке. Сюда же свезли они старые архивы со всех своих дворов и торговых контор.
Строгановы не забыли о том, что нх предки помогли казакам взять Сибирь. Теперь они решили использовать предания старины, чтобы прославить свой род. Заслышав о том, что в Сибири местный архиепископ велел составить «Повесть о Сибирском взятии», Строгановы постарались заполучить ее копию. На службе «именитых людей» было немало грамотеев, бойко владевших пером. Им-то и поручено было переделать тобольскую «Повесть».
Как и большинство средневековых сочинений, «Повесть» имела длинный-предлинный заголовок:›‹О взятии Сибирских земли, како благочестивому царю Ивану Васильевичу подарил бог Сибирское государство и как просветлил бог Сибирскую землю святым крещением и утвердил в ней святительский престол – архиепископство»,
«Сибирская повесть» была составлена в целях прославления местной церкви. Поэтому в ее заголовке отсутствовало даже имя Ермака. О Строгановых составитель «Повести» вовсе не упоминал, как будто они не имели к походу никакого отношения. Строгановский летописец не мог мириться с такой несправедливостью. Он взялся доказать, что казаки были посланы в Сибирь его господами.
«28 июня 1579 года,- так начал свой рассказ летописец,- Ермак с сотоварищами прибыл во владения Строгановых, где пробыл на их хлебах два лета и месяца два». В приведенном рассказе интересны два момента. Во-первых, его автор явно стремился доказать, что Сибирь была взята нахлебниками и слугами Строгановых. Во-вторых, рассказ точно определял время, когда началась сибирская экспедиция.
В 1621 году тобольские ветераны после многократных расспросов объявили местному владыке, что пришли в Сибирь ровно сорок лет назад. В то время на Руси пользовались старым календарем. Счет времени вели от сотворения мира, а Новый год праздновали 1 сентября. Получив от ермаковцев «сказку» (так в те времена называли любое письменное показание), Тобольский летописец тут же пометил, что казаки ушли в Сибирь в 1581 (7089-м) году.
Тобольские казаки не могли припомнить ни месяца, ни числа, когда говорили о начале похода. Строгановский летописец впервые попытался дать более точную хронологию. Отсчитав «два лета и месяца два» от 28 июня 1579 года, можно получить начальную дату экспедиции – 28 августа 1581 (или 7089-го) года.
В первом рассказе Строгановский летописец следует той же дате, что и автор тобольской «повести», попавшей к нему в руки. Однако несколькими строками ниже тот же самый летописец, противореча себе, называет иную дату. С наступлением Семенова дня (1 сентября) на смену 7089 году пришел 7090 год, и как раз 1 сентября 7090 года Ермак с отрядом начал поход в Зауралье. В тот же день в Прикамье произошли другие драматические события: пелымский князь призвал на помощь уланов и мурз из Сибирского ханства и напал на крепость Чердынь, а затем на строгановские городки на Каме и Чусовой.
В тобольских летописях таких сведений не было. Может быть. Строгановский летописец сочинил их? По счастливой случайности самые важные документы из строгановского архива сохранились до наших дней. В числе их были царские грамоты Строгановым, писанные в 1581 -1582 годах. Знакомство с этими грамотами не оставляет сомнения в том, что именно из них Строгановский летописец почерпнул все свои сведения о нападении войск Кучума на Приуралье и о выступлении Ермака в поход.
Обращение к подлинным царским грамотам позволяет исследователю заглянуть в светлицу строгановского грамотея, встать за его спиной, попытаться постичь тайну его трудя.
