Вадим Медведев - РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»
Конечно, у Раковского было и то, что не всем нравилось: явное интеллектуальное и волевое превосходство над другими рождало известную амбициозность. Но что это – недостаток или достоинство политика? Еще вопрос. Во всяком случае, в такой ситуации, какая сложилась в Польше, Раковский был подходящей фигурой для главы правительства. Ярузельский, я уверен, здесь не совершил ошибки.
В целом же с осени 1988 года начались трудные времена для ПОРП и Ярузельского, наполненные острыми политическими схватками с оппозицией, демонтажем прежней системы управления обществом, попытками, реформировав партию, сохранить ее позиции. И все это в исключительно неблагоприятных условиях. Затем они еще более осложнились в связи с острейшим кризисом, разразившимся в других социалистических странах, и в первую очередь в Советском Союзе, что ограничило возможности для маневрирования и для получения экономической помощи, а Польша так остро в ней нуждалась.
Эта полоса развития проходила под знаком растущего перевеса оппозиции, а ПОРП все более и более вынуждена была уходить в глухую оборону, сдавая одну позицию за другой, вплоть до полной утраты власти и овладения ею оппозиционными силами. Лишь в начале 1990 года, проведя на своем XI съезде глубокое обновление и приняв новое название «Социал-демократическая партия» (СДП), партия польских трудящихся нашла в себе силы приостановить распад, закрепиться на позициях крупной политической организации.
В это непростое для страны время генерал Ярузельский показал себя мудрым и, я бы сказал, тонким политиком, национальным деятелем в подлинном смысле этого слова. Отстаивая принципиальные позиции, он сделал все для того, чтобы не довести дело до междоусобной борьбы и открытого межнационального конфликта, продолжить движение Польши по пути реформ в рамках общедемократических процессов.
В связи с этим хотелось бы несколько подробнее рассказать о моих личных встречах с Войцехом Ярузельским.
Генерал Ярузельский: политик и человекМое личное знакомство с генералом не очень давнее – с 1984 года. До этого я наблюдал его издали. Но по мере того как я узнавал его ближе, коренным образом менялось мое представление о польском лидере. Его избрание первым секретарем ЦК ПОРП мною было воспринято как временная мера, как фактическая передача власти в Польше единственной силе – армии, которая только и могла спасти страну.
Ярузельский представлялся мне тогда властной личностью, тяготеющей к диктаторским замашкам, человеком не очень-то искушенным в политике, прямолинейным, с немалой долей заносчивости и апломба. Я видел в нем человека, способного, опираясь на патриотические и даже националистически настроенные слои польского общества, вывести страну из кризисной ситуации.
Мне казалось, что после отмены военного положения Ярузельский вернется к своим армейским делам, покинет политическую арену. Но произошло иначе: Ярузельский с головой ушел в решение проблем нормализации политического и экономического положения в стране, передал пост министра обороны другому деятелю, хотя и сохранял связи с армией как своей политической опорой.
К этому периоду относится и моя первая личная встреча с генералом. В 1984 году я как заведующий Отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС посетил Польшу во главе делегации вузовских работников. Положение в польских вузах, которые были одним из главных оплотов оппозиции, оказалось в это время очень сложным. Связи с советскими вузами фактически были прерваны, приходилось их восстанавливать буквально по крупицам.
Делегация побывала в ведущих вузах Польши, в том числе Варшавском университете, Вроцлавском политехническом институте. Наши встречи проходили в больших аудиториях в острых, но доброжелательных товарищеских дискуссиях. А в заключение состоялась развернутая беседа с генералом.
Должен признаться: беседа произвела на меня огромное впечатление и полностью перевернула представление о польском руководителе. Его анализ ситуации в Польше поразил, я бы сказал, точностью и какой-то элегантностью мышления, абсолютно не вяжущейся с традиционными представлениями о военных с их категоричностью, грубоватой прямотой, отсутствием рефлексий. Это был умный, диалектичный разговор с профессиональным политиком.
За внешней оболочкой суровости, даже напыщенности приоткрылась тонкая, деликатная, в чем-то даже застенчивая натура. Вместе с тем то, что говорил Войцех Владиславович, было лишено размытости, носило четкий, взвешенный и достаточно определенный характер. Я понял, что авторитет Ярузельского опирается не только на традиционно почтительное отношение поляков к своим военным, но и на личные качества генерала как крупной политической фигуры национального масштаба.
Не оставляло сомнений и другое: Ярузельский не на словах, а на деле искренне привержен советско-польскому сотрудничеству, и эта приверженность не только имеет личностные истоки, но и покоится на понимании неразрывности национальных интересов Польши и Советского Союза. Что касается опыта личного общения Ярузельского с нашей страной, то он весьма сложный и противоречивый. Позднее я узнал из рассказов самого Ярузельского, что он юношей в числе нескольких сот тысяч поляков был депортирован в Советский Союз вместе с семьей под предлогом, что она относилась к классово враждебным силам. В тяжелых условиях провел он в Сибири два или три года жизни. Лишь потом оказался в польских частях, сражавшихся на стороне Красной Армии.
Мои контакты с Ярузельским стали регулярными после того, как я возглавил Отдел ЦК по связям с социалистическими странами, на ежегодных совещаниях Политического консультативного комитета стран – участниц Варшавского Договора, на рабочих встречах руководителей соцстран и других многосторонних и двусторонних мероприятиях.
Были у нас встречи и в неофициальной обстановке. Ярузельский любил проводить свой отпуск на Черноморском побережье Кавказа. В сентябре 1986 года он вместе с супругой Барбарой отдыхал в Пицунде, а я неподалеку – в Новом Афоне. Благодатное время и прекраснейшая природа, которой просто невозможно не восхищаться. Это как раз те места, в которых через несколько лет разразится острейший грузино-абхазский конфликт. Невозможно представить этот поистине райский уголок нашей планеты охваченным ненавистью, национальным озлоблением, ассоциировать его с гибелью сотен людей.
Тогда же было все по-иному. Генерал пригласил меня с женой, и мы провели несколько часов вместе. Во время прогулки по аллеям знаменитой пицундской рощи, а затем за ужином с грузинским вином мы с генералом рассуждали о проблемах нашего тогдашнего бытия, не вдаваясь в конкретику, а в этаком общефилософском и общечеловеческом плане.
Естественно, разговор вращался вокруг идеи обновления социализма, и прежде всего в экономике, системе мотивации экономической деятельности людей, а это связано с более общей проблемой положения человека в обществе. Декларации и реальная действительность тут сильно разошлись. Ярузельский с большой убежденностью и искренностью говорил о значении поворота в развитии советского общества, начатого Горбачевым и его командой, не только для Советского Союза, но и для Польши, всех ее друзей и мира в целом.
У меня еще более укрепилось мнение о Ярузельском как человеке, глубоко понимающем суть современных проблем и переживающем за судьбы социализма.
К разговору подключались и наши жены, оживляя его своими наблюдениями, эмоциями. Супруга Ярузельского Барбара оказалась непосредственной натурой, без тени чопорности. Незадолго до приезда она сломала руку, теперь рука была в гипсе, но Барбара оставалась в хорошем настроении, сохраняла чувство юмора, была весьма разговорчива, что очень оживляло сдержанную манеру поведения генерала.
Познакомились мы и с дочерью Ярузельских – Моникой. В общем, это была симпатичная, милая семья, с которой мы в течение ряда лет поддерживали отношения. Я понимаю, как непросто им было пережить последующие события, связанные с постепенной утратой генералом политической власти, его уходом от активной партийной и государственной деятельности.
Вспоминается еще одна встреча. Генерал принял нас троих – Яковлева, Добрынина и меня – во время проходившего в Варшаве в январе 1987 года совещания секретарей ЦК партий соцстран по идеологическим и международным вопросам. Не буду воспроизводить всю нашу беседу – она была, как и на других встречах, аналитическая и насыщенная, открытая и дружественная. Отмечу лишь один момент, который, с моей точки зрения, был очень важным.
Как всегда осторожно, но четко Ярузельский коснулся проблемы преодоления недоверия между нашими народами и необходимости обсуждения и прояснения тех страниц истории, которые порождают это недоверие. Он не скрывал, что польское руководство испытывает по этим вопросам огромное давление со стороны общественности своей страны, и прежде всего интеллигенции. Ярузельский подчеркнул, что они не настаивают на какой-то определенной интерпретации событий, но нужен диалог, постепенно, шаг за шагом приближающий нас к истине. Ничего при этом не упрощать, не мазать одним цветом. Генерал сослался на нелегкие страницы собственной судьбы, когда он стал жертвой массовой депортации поляков после присоединения к СССР Западной Украины. Благодаря участию и помощи сибиряков, среди которых я оказался, говорил он, мне удалось выжить и выйти в люди.
