Созерко Мальсагов - Адский остров. Советская тюрьма на далеком севере
В течение первых дней мы шли без остановок целые сутки. Во время привалов, обозначенных в дневнике Бессонова (он вел его на внутренней стороне переплета своей Библии), мы едва успевали перекусить. Но скоро начала сказываться усталость. Дорог не было; мы шли по влажной почве, покрытой густым низким слоем растительности, и по бесконечным болотам.
Бессонов, который сам утвердил себя в роли безжалостного диктатора, потрясал винтовкой перед носом каждого, кто останавливался хотя бы даже на минутку, и грозился убить его на месте. Тогда он казался нам жестоким, но теперь я понимаю, что беспощадная настойчивость нашего «диктатора» в значительной мере определила успех нашего побега.
Мы еще раз резко изменили направление и стали двигаться на юг, в сторону реки Кемь. Здесь нас настигла метель. От сильного ветра мы валились с ног. Мои ботинки стерлись до дыр, но, к счастью, у меня оказалась пара старых калош, и я надел их, предварительно обмотав ноги тряпьем. Этот страшный ветер, принесший нам столько мучений, в то же время и помог нам, т. к. замел снегом наши следы.
Хлеб закончился. У нас осталось только тридцать кусочков сахара. Нам пришлось ввести «голодный паек», и при этом учитывать все до мельчайшей крупицы. Это было как раз на подходе к деревушке Поддюжное.
Приблизительная карта показывает путь нашего бегства (пункты помечены точками).
1. Соловецкий остров (в действительности он гораздо дальше от материка).
2. Рымбаки.
3. Попов остров.
4. Кемь.
5. Поддюжное.
6. Река Кемь.
7. Река Шомба.
8. Деревянная дорога.
9. Озеро Торо.
10. Озеро Муоярви.
11. Главная дорога от Куусамо до Уленборга.
Около деревушки нам бросились в глаза следы чекистов. Так как Бессонов был обут в казенные ботинки, отобранные у одного из красноармейцев, мы смогли сравнить следы и убедились, что тут прошли солдаты войск ГПУ. Просматривались и отпечатки лап собак-ищеек. Мы поняли: за нами охотятся с собаками.
Было решено следовать на запад вдоль реки Кемь без всяких отклонений. От боли в обмороженных ногах на глазах у меня выступали слезы. Но не оставалось ничего другого, как продолжать идти дальше. Приблизительно в десяти милях от Поддюжного мы встретили двух карелов. Они пришли в ужас от нашего каторжного вида. Карелы сказали, что вся республика оповещена по телефону о том, что с Соловков бежали пять человек. За поимку каждого беглеца обещано десять пудов муки. Они видели десятерых чекистов с собаками. Кроме того, катер из Кеми, с шестью военными на борту, патрулирует реку.
Мы попросили у карелов хлеба и табаку. Они дали нам две буханки и пакет махорки (крепкий табак), за что мы заплатили им три рубля. Сдачи у них не было. Карелы посоветовали свернуть в сторону молочной фермы, что в двадцати пяти милях от Поддюжного. Через некоторое время мы обнаружили на этой ферме профессионально устроенную засаду. Но я не думаю, что два карела умышленно направили нас туда.
Приблизившись к обитаемому месту, обычно ложились на землю, и часа два наблюдали, кто входит в дом и кто из него выходит. На сей раз было проделано то же самое. Но ничего подозрительного мы не заметили. Сазонов, Мальбродский и Приблудин остались в укрытии. А Бессонов и я направились к ферме. Бессонов открыл дверь, и когда он уже собрался было переступить через порог, раздался его дикий вопль: «Красные!» Распахнув дверь, Бессонов увидел три, прямо на него наставленные винтовки. Будучи на редкость хладнокровным человеком, он и в этой ситуации не утратил самообладания, быстро захлопнул дверь и начал стрелять сквозь нее.
Я устремился к нему. Красноармейцы все еще безмолвствовали. Было бы неразумно вступать с ними в бой, и мы решили отойти в лес. Но для этого нужно было пройти мимо окна, и чекистам ничего не стоило перестрелять нас оттуда, как куропаток. Бессонов занял позицию рядом с конюшней; оттуда можно было в любой момент открыть огонь по окну, если вдруг там появится солдат. Я стоял на другом конце, с винтовкой наготове. Через некоторое время мы, покидая наши посты, сами себе отдали команду: «Бегом, марш!» и были уже почти у самого леса, когда к берегу, от устья реки Шомбы, притока Кеми, подплыл катер с шестью солдатами на борту. Те красноармейцы, что находились в доме, повыпрыгивали из окон в противоположной стене, смотрящей на реку. Я больше не видел в перестрелке никакого смысла. Однако Бессонов стрелял по катеру. Чекисты выскочили на берег и бросились к лесу. Откуда ни возьмись появилась другая лодка, заполненная плачущими женщинами и детьми из семей карельских рыбаков. Мы поспешно скрылись в лесу.
Глава 4
Ужасный переход
Сазонов-плотостроитель — Горькое разочарование — Кладовая косарей — Грабеж коммунистической фермы — Неминуемая гибель — Рекорд по плаванию
Мы продолжали свой изнурительный путь, идя через болото, поросшее густым кустарником. Надежда сменилась в наших сердцах отчаянием. Время от времени мы падали на землю, обессилевшие от истощения и усталости. Мои обмороженные ноги причиняли ужасную боль.
Мы следовали строго на юг вдоль реки Кемь, а затем повернули на запад. Падая и поднимаясь вновь, то и дело увязая в болотной жиже, мы все же сумели покрыть двадцать пять миль. Впереди возникло большое озеро. На его берегу стояло несколько рыбацких хижин. Дома никого не оказалось. Мы прихватили немного съестного, оставив на камне червонец с запиской следующего содержания: «Простите, но нужда заставляет нас заниматься воровством. Вот вам червонец».
Мы долго ломали голову, не зная — как переправиться через озеро. Попытались обойти его вокруг, прошли десять миль, но всюду нас встречала вода. Тогда Сазонов, выросший вблизи водоема, смастерил несколько необычных маленьких плотов, связывая планки чем попало. В ход было пущено все, что имелось под рукой: ремни винтовок, пояса, рубахи. После этого Сазонов перевез нас на противоположный берег. Мне запомнилось, что переправа через озеро отняла у нас последние силы.
Воскрешая в памяти весь, пройденный в те страшные дни, путь, я не могу понять, как нам удалось выдержать двойное напряжение — физическое и психическое — и не свалиться замертво где-нибудь в карельских торфяниках?
Видно, Богу было угодно спасти нас, выведя из густых болотных зарослей, чтобы мы засвидетельствовали перед всем миром: священные пределы Соловецкого монастыря превращены нечестивым правительством в места неизбывной муки.
Переправившись через озеро, мы решили двигаться строго на запад. Вокруг простирались бесконечные топи без единой тропинки. У нас не осталось ни кусочка хлеба. В течение трех дней сильный голод был единственным нашим ощущением, и поэтому на четвертые сутки, несмотря на риск угодить в засаду, мы все-таки отправились на поиски хлеба, во время которых набрели на деревянную дорогу, пролегавшую через болота. Скорее всего, ее построили англичане. На ней мы не обнаружили ничьих следов.
Проведя военный совет, мы единодушно решили повернуть на север, в надежде найти жилье. Прошли двенадцать миль — ни души. Через некоторое время достигли другого озера. На его противоположном берегу раскинулась большая деревня. Можно было расслышать людские голоса и собачий лай. Мы медленно приблизились к берегу. Бессонов и Сазонов долго стояли у самой воды, крича во весь голос: «Эй, кто-нибудь!»
Наконец нас услышали. Подплыла лодка, на веслах сидел карел. «Можно ли раздобыть у вас хоть сколько-нибудь хлеба? Мы заплатим». «Хлеба раздобыть можно сколько угодно. Да и всего другого тоже, — ответил честный рыбак, — но в деревне чекисты с Соловков. Они разыскивают вас».
Мы опять углубились в заросли кустарника. Не переставая лил дождь, было ветрено. Более четырех дней мы ничего не ели, а только лишь курили. По истечении этого срока наша группа вышла к деревянной тропинке, возвышавшейся над водой. Она привела нас к маленькому домику посреди болота. Мы тщательно исследовали эту местность, но не обнаружили ничего съестного. Четверо из нас пытались развести под дождем костер из хвороста, а Бессонов продолжал изучать окрестности. Из разведки он вернулся внезапно, держа в руках пять караваев черного хлеба. Прямо на ходу Бессонов с жадностью поедал кусок за куском. Сначала я подумал, что это галлюцинация, вызванная голодом. Но нет же! То был настоящий хлеб, причем, в изобилии.
Несомненно, домик принадлежал карельским косарям. Зимой они переносят съестные припасы в дом, поскольку летом до них невозможно добраться — болота превращаются во внутреннее море. Недалеко от избушки Бессонов обнаружил деревянное укрытие, похожее на гигантский гриб. Оно открывалось посередине, и прямо под ним лежали сотни огромных караваев, три мешка крупы, мешок соли. Наша радость не знала границ. Мы решили хорошо отдохнуть. К счастью, вероятность чекистской засады в центре болота могла быть полностью исключена, т. к. попасть сюда было практически невозможно (кроме как по найденной нами тропинке). Мы приготовили отвар из этого хлеба, пожарили мясо, наварили различных супов. Мы жили в избушке до тех пор, пока хлеба не осталось по пяти буханок на каждого.
