История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"
Названные уступки, как свой окончательный ответ, король довел до сведения комиссаров, большинство коих сочло тогда, что этот шаг избавит Его Величество от новых требований и домогательств в этом вопросе.
Следующее предложение касалось милиции; комиссары принимали его особенно близко к сердцу, и именно здесь обнаруживалось различие между шотландскими и английскими пресвитерианами. Первые никогда не выказывали желания посягнуть на эту бесспорную прерогативу короны; последние в действительности вожделели ее так же страстно, как и самого пресвитерианского строя; в данном пункте пресвитериане были заодно с Кромвелем, нисколько, впрочем, не сомневаясь, что с помощью этой прерогативы им вскоре удастся одолеть его самого. В этом требовании они выказали обычную свою скромность и, если изложить суть дела в немногих словах, заявили претензию на право оставить под знаменами уже существующую армию, а в будущем набрать столько войска, сколько им самим заблагорассудится — что давало им власть над личностью любого их подданных, к какому бы званию и состоянию он ни принадлежал. Во-вторых, они домогались права взимать деньги тем путем и с помощью таких методов и средств, какие они сами сочтут целесообразными, для использования и содержания этих военных сил — тем самым получая в свое полное и неограниченное распоряжение богатства и имущества всех без исключения англичан. В-третьих, командование и распоряжение всеми сухопутными и морскими силами должно осуществляться только так, как они найдут нужным, и никак иначе. Все эти умеренные права и полномочия предоставлялись лордам и общинам на двадцать лет.
Как будто этого было мало, они потребовали, чтобы во всех тех случаях, когда лорды и общины объявят, что дело идет о безопасности королевства, а король не утвердит поданный ему билль о сборе денежных средств, соответствующий билль имел силу парламентского акта, как если бы он уже получил королевскую санкцию. Здесь король должен был подумать и решить, следует ли ему теперь полностью принять это требование или целиком его отвергнуть — или же у него есть разумная надежда ограничить это требование таким образом, чтобы Палаты могли удовлетвориться полученной ими властью, а за ним, королем, осталась та ее доля, которая необходима для обеспечения его собственной безопасности. Однако Парламент отверг предложенное королем ограничение, а комиссары отказались одобрить соответствующую преамбулу к договору, и Его Величество, которому и принятие, и отклонение этого требования внушали едва ли не равное отвращение, в конце концов уступил настойчивости друзей и врагов и позволил объявить о своем согласии.
Кому-то, пожалуй, покажется удивительным, что после того, как король, одобрив три упомянутые выше предложения, зашел таким образом достаточно далеко, у него при обсуждении прочих вопросов могли возникнуть какие-либо сомнения и колебания. И, однако, после всех этих уступок общего характера — которые в равной мере затрагивали как его самого, так и народ в целом, и когда суровая необходимость, вынудившая его против воли дать на них согласие, могла бы, казалось, послужить оправданием и для удовлетворения всех остальных требований — и, однако, говорю я, когда комиссары стали настойчиво домогаться от короля согласия в пунктах, касавшихся единственно лишь частных и отдельных лиц, то есть отмены всех указов, коими он уже пожаловал различные титулы и должности особам, верно ему служившим, а также изъятия многих из них из амнистии, что обрекало их на жестокие кары со стороны Палат, грозившие им лишением имущества и самой жизни, невозможно выразить словами, в какую печаль и душевную скорбь повергло короля это требование. И поначалу король, несомненно, готов был скорее умереть, только бы не подчиняться ему. Однако затем друзья принялись настойчиво доказывать королю, что он уже успел сделать очень многое, а те, кто более других должен был пострадать после принятия им подобного требования — что он должен сделать еще больше, и что поскольку он уже согласился с многими вещами, не доставившими ему ни малейшего удовлетворения, то теперь ему следует удовлетворить требования Парламента в столь полной мере, чтобы сам он мог наконец испытать радость от того, что королевство обретет мир и безопасность.
Многочисленные друзья в Лондоне и других местах убеждали короля в своих письмах, что переговоры давно пора завершить, дабы Парламент, располагая всеми ответами Его Величества и опираясь на них, мог принять решение о дальнейших своих действиях еще до того, как армия приблизится к Лондону — что она непременно предпримет в самом скором времени, как только войска на севере кончат дело, а Ферфакс возьмет Раглан-касл, который не способен долго продержаться и по овладении коим руки у Ферфакса будут совершенно развязаны. Близился конец октября, сроком же, определенным для завершения переговоров, было 4 ноября. В конце концов, после самых настойчивых уговоров как со стороны тех, кому суждено было пострадать, так и со стороны тех, кому предстояло радоваться их страданиям, удалось получить согласие Его Величества на большую часть требований, содержавшихся в остальных предложениях комиссаров, и теперь все, включая короля, считали переговоры оконченными. Его Величество выразил желание, чтобы комиссары — поскольку он уже пожертвовал множеством собственных прав, дабы удовлетворить Парламент — сделали, со своей стороны, все возможное, чтобы от него, короля, больше ничего не требовали, ибо то немногое, в чем он им отказал, имеет столь тесную связь с убеждениями его совести, что он не в силах сделать какие-либо новые уступки, не пойдя ей наперекор и не утратив душевного покоя. Он попросил комиссаров употребить те же способности и то же красноречие, с помощью которых им удалось убедить его самого, дабы втолковать обеим Палатам, что королевство, если его не спасут настоящие переговоры, окажется в крайне прискорбном положении. Речь свою король закончил милостивым и пространным выражением благодарности за любезности, оказанные ему лично, а также другими добрыми словами, что произвело глубокое впечатление на всех комиссаров, хоть сколько-нибудь способных испытывать жалость и сострадание.
После этого король ожидал и предполагал, что комиссары явятся к нему на следующий день с прощальным визитом — они, однако, посетили его в тот же вечер, дабы сообщить, что ими получены новые приказы и инструкции, предусматривающие продолжение и продление переговоров еще на две недели, что совершенно не обрадовало Его Величество. Члены Палат, сочувствовавшие королю, также не хотели продлевать ранее установленный срок, и было нетрудно догадаться, что подобное предложение могло исходить лишь от тех, кто не желал, чтобы переговоры принесли какие-либо благие плоды, но еще не мог помешать успешному их завершению, поскольку армия еще не везде кончила свое дело. Выдвинутые комиссарами новые требования вскорости показали, что единственной их целью было затянуть переговоры. Его Величество, однако, строго держался прежних своих ответов по всем пунктам, а в заключение объявил, что с большей радостью предался бы ныне на милость Божью, надеясь обрести в ней поддержку и защиту в любых, сколь угодно страшных бедствиях, какие могут его постигнуть, но не стал бы из каких-либо хитроумных политических расчетов, способных, как можно подумать, послужить восстановлению его власти, лишать себя душевного мира и покоя.
Здесь следует напомнить, что в последний день, когда переговоры должны были завершиться, комиссары объявили королю о решениях, принятых Палатами по поводу его послания, так долго остававшегося без ответа. В этих резолюциях говорилось, что 1) сразу же после того, как достигнутые на переговорах соглашения будут утверждены парламентскими актами, королю возвратят все его дома, маноры и земли, а также все прочие законные доходы короны; 2) сверх того он, в соответствии с законами страны, сможет вновь пользоваться должным почетом, свободой и безопасностью; 3) тогда же будет принят акт об амнистии, с теми изъятиями и исключениями, о которых договорятся стороны.
