История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Предложение это было столь отвратительным и чудовищным по своей природе, столь противным общеизвестной истине и столь губительным для справедливости и системы правления, что оно, казалось, прямо узаконивало мятеж и объявляло королевству и всем последующим поколениям, что Его Величество способен превращать в правду то, что, как известно всем и каждому, есть грубая ложь. Король готов был пойти на риск немедленного прекращения переговоров и испытать все бедствия и невзгоды, которыми, вероятно, обернулся бы для него этот шаг, только бы не приносить в жертву их дерзкому требованию собственную честь и правоту своего дела — пока всерьез не обсудил этот вопрос с находившимися при нем особами, в личной преданности которых он был совершенно уверен, а блестящие способности и глубокий ум большинства из них по справедливости высоко ценил. После своих бесед с парламентскими комиссарами, которые, по убеждению королевских советников, говорили им именно то, что на самом деле думали, все эти люди стали доказывать Его Величеству, что если не удастся изыскать средство удовлетворить комиссаров в первом пункте в большей степени, чем это уже готов сделать король, то как только комиссары сообщат об этом Палатам, их самих немедленно отзовут в Лондон и переговоры будут прерваны. И тогда всюду будет объявлено — и этому утверждению, несмотря на полную его лживость, станут верить — что король отказался гарантировать Парламенту и всем его сторонникам защиту от судебного преследования, после чего Палаты и сочли продолжение переговоров с ним совершенно бессмысленным. Если же Его Величество соблаговолит уступить им в этом вопросе, касающемся жизни и имущества многих людей во всем королевстве, то комиссары удовлетворят его желания во всех прочих пунктах в такой мере, что из этого непременно воспоследует благой и прочный мир.

По названным причинам, вняв настойчивым советам и единодушным увещаниям всех находившихся при нем лиц как богословов, так и юристов, король вручил комиссарам письменный документ, в коем объявлял, что если переговоры будут прерваны, то ничто из того, что в ходе переговоров может быть изложено в письменной форме относительно какого-либо предложения или части какого-либо предложения, не должно считаться обязывающим, истолковываться кому-либо во вред или же каким-то образом использоваться и приниматься в расчет. Со своей стороны, комиссары представили другой письменный документ, в котором выразили полное согласие с этой декларацией — в тех самых выражениях, в которых названная декларация была изложена. Тогда король согласился принять первое предложение вместе с преамбулой к нему, хотя и заявил, что уже теперь понимает, сколько клеветы и поношений навлечет на него подобный шаг. Король, однако, надеялся, что его добрые подданные признают эту меру необходимой частью цены, которую ему приходится платить ради их блага и ради мира в своих владениях.

Когда первое предложение было таким образом принято в соответствии с их желанием, комиссары представили королю второе предложение, касавшееся религии и церкви. Оно предусматривало полное уничтожение епископальной системы и всякой юрисдикции архиепископов, епископов, деканов и капитулов, а также отчуждение их земель, которые подлежали продаже с передачей вырученных средств в пользу и распоряжение государства. Его Величество должен был принять Ковенант сам и добиться его принятия от всех своих подданных. Книга общих молитв и прежняя церковная литургия упразднялись и подвергались запрету, реформацию же религии, в согласии с Ковенантом и тем способом, который должны будут определить, после совещания с богословами, обе Палаты, предполагалось произвести особым актом Парламента. Подобные условия, возразил комиссарам король, означают такую степень слепого повиновения, какой не существует даже в римской церкви, которая требует от своих верных принимать лишь то, что она уже считает истинным, а не то, что она могла бы объявить истинным в будущем. Это предложение, чрезвычайно важное по своим последствиям и заключавшее в себе столько чудовищных пунктов, с достаточной ясностью показало королю, что совершенно удовлетворить комиссаров будет выше его сил. А потому, полностью приняв их первое предложение и таким образом лишив их возможности прервать переговоры и объявить народу, что король-де в самом их начале отказался гарантировать защиту жизни и имущества подданных, он счел теперь нужным представить комиссарам собственное предложение, чтобы и Парламент, и народ ясно уразумели, в какой мере готов он жертвовать своими правами и достоинством своего сана ради того, чтобы обеспечить им мир.

Собственное предложение короля, если выразить его в немногих словах, заключало в себе лишь следующие три пункта: 1. Он должен пользоваться свободой. 2. Ему должны быть возвращены его доходы. 3. Должен быть принят Акт об амнистии. Король отлично знал, что последнее условие чрезвычайно обрадует тех, кто, как можно было подумать, ценил этот пункт менее всего, ведь это позволило бы оградить его друзей от великого множества незаконных и несправедливых притеснений.

Дать собственный ответ на это предложение комиссары не имели полномочий, однако послать его Палатам они решительно отказались, заявив, что оно представляет собой не отдельное, частное предложение, но общий ответ на все их предложения, и что единственная его цель — снискать расположение народа; на что король возразил, что добиваться расположения народа ему подобает больше, чем кому-либо другому. Когда же комиссары категорически отказались сообщить об этом предложении Палатам, король послал с ним в Парламент собственного курьера. Затем, после нескольких дней прений, Палаты объявили, что предложение короля неудовлетворительно — это было все, что они ему ответили.

Между тем комиссары настоятельно требовали от короля ответа на первое их предложение, относительно упразднения епископата. Пространное описание этого спора, а также доводов, использованных обеими сторонами при обсуждении данного вопроса, было бы чрезвычайно утомительным и совершенно излишним. Однако кроме всех аргументов, представленных ими публично — которые Его Величество, обнаружив необыкновенную остроту ума, полностью опроверг, — комиссары (вернее, те из них, кто, как всем было известно, сочувствовали ему) нашли способ конфиденциально сообщить королю, что они согласны с мнением Его Величества относительно существующей формы правления, которую, как они уповают, удастся сохранить, — но не с помощью того метода, какого держится ныне Его Величество. Единственная разумная надежда на спасение короны заключается в отделении Парламента от армии, чего можно будет добиться лишь в том случае, если король удовлетворит требования, касающиеся церкви. Благодаря такому шагу будет достигнуто единодушие в самом Парламенте (исключая немногих его членов), к Парламенту присоединится Сити, где пресвитериане пользуются огромным влиянием, после чего Парламент сразу же получит возможность реформировать свою армию и распустить те части, которые этой реформе воспротивятся. Затем король явится в Лондон, дабы личным своим присутствием в Парламенте довершить то, что должно быть подготовлено в ходе настоящих переговоров. И тогда словесные выражения этих биллей, а также формальности, связанные с процедурой их принятия, предоставят удобную возможность внести в них многочисленные изменения — попытка же добиться этого уже сейчас всё погубит и, примирив Парламент с армией, сделает гибель короля неизбежной.

Лица, внушавшие подобные мысли королю, несомненно, верили в то, что говорили; они действительно полагали, что все произойдет именно так, как они предсказывают, и сами совершенно искренне этого желали. На короля, однако, сильнее подействовало воспоминание о тех обещаниях относительно церкви, которые дал он шотландцам в заключенном на острове Уайт договоре — о чем, и он не мог этого не понимать, отлично знали многие пресвитериане в Англии. Король рассудил, что все то, что обещал он тогда, единственно лишь в надежде набрать армию, он может с разумным основанием предложить теперь, после того, как армия эта оказалась разгромленной, а надежд создать новую у него уже не осталось. А потому, хотя и весьма неохотно, король предложил комиссарам то самое, что некогда пообещал шотландцам, а именно упразднить на три года епископальную систему, после чего, по совещании Парламента с Комиссией богословов (в которой, среди прочих, должны заседать двадцать назначенных им самим членов), и будет принято решение о том, какой порядок управления следует установить в церкви; он не сможет кого-либо принуждать к принятию Ковенанта, сам же получит право иметь собственную часовню, пользоваться Книгой общих молитв и поклоняться Богу так, как делал это прежде, а всем желающим будет позволено принять Ковенант и пользоваться новым служебником. В общем, он соглашался на все, что предложил некогда в договоре с шотландцами относительно церковного устройства, в том числе и на распродажу церковных земель, с той лишь оговоркой, что прежние ренты следует сохранить за их законными владельцами и их наследниками.