ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Бохэннон Кэт

Итак, у Донны, Евы современной плацентарной матки, подушечки пальцев ног были в правильных местах [74]. Ей нравился сладкий хруст живых насекомых, которых она ловила конусообразными зазубренными зубами, обрамлявшими ее нежную узкую пасть. Ее уши, близко посаженные к шарниру челюсти, были покрыты мехом, как и все остальное. В отличие от Морги ее ноги не были расставлены в стороны, как у ящерицы, а шли более вертикально от таза к земле.

Для плацентарных животных изменение таза имеет решающее значение. Чтобы соответствовать распухшей матке, нужен таз, форма которого больше похожа на чашу. Вместо того чтобы ползти, волоча живот по земле, как аллигаторы, мы эволюционировали таким образом, что наши туловища естественным образом поднялись выше, чтобы модернизированный таз мог поддерживать беременную плацентарную матку.

Матку, а не матки: авторы исследований предположили, что у нее была одна матка, и быстро это зарисовали, набросав также изображения ее клыков и скелета, а также плоских, похожих на головастиков сперматозоидов ее партнера (назовем его Дэн). Когда Донна и Дэн спарились, она проносила больших зародышей в своей сросшейся матке ровно столько времени, чтобы произвести что-то вроде новорожденных белок, безволосых и слепых, которые появились на свет через ее (предположительно единственное) влагалище.

Поскольку Донна – прекрасная леди-белка, от которой произошли все существующие имеющие плаценту несумчатые млекопитающие, именно ее мы можем винить за современную плаценту, одну матку и влагалище. Но это не единственная модель матки млекопитающих. У мышей и крыс, например, все еще есть две отдельные матки с шейкой матки для каждой [75]. Слоны и свиньи (восемьдесят миллионов лет назад) имеют частично разделенную или «двурогую» матку, с более или менее раздельными верхними «рогами» и сросшейся частью нижних, но у них единая шейка матки. Основные приматы, например лемуры, имеют такую же матку, но матки приматов производных имеют сросшуюся грушевидную форму, как у нас. Поскольку наши Евы отделились от лемуров около тридцати пяти миллионов лет назад, это означает, что полуразделенная матка висела в животах наших Ев в течение очень долгого времени.

Хронология эволюции матки млекопитающих

Хотя не все нарушения развития являются истинным атавизмом [76], все же можно проследить, как развивалась эта эволюционная история, взглянув на утробы современных женщин. Примерно одна из 200 женщин рождается с маткой «в форме сердца», когда верхняя половина матки разделена надвое. Еще чаще – одна из 45 девочек – рождается с «разделенной» маткой, когда фиброзная стенка отделяет верхнюю часть полости матки от нижней, и одна из каждых 10 девочек рождается с маткой, имеющей небольшую «вмятину» на вершине, – современные очертания человеческого чрева колеблются, если можно так выразиться.

Матка человека сегодня

Каждая из этих аномалий связана с нарушениями внутриутробного развития девочек, а наиболее распространенные сбои, вероятно, связаны с более поздними этапами нашей эволюции. Например, прошло очень много времени с тех пор, как наши предки имели две матки, но частично сросшейся она была не так давно. Гораздо позже, вероятно, нормой была эта небольшая фиброзная стенка, и «вмятина», скорее всего, исчезла последней, учитывая, что она все еще есть у каждой десятой из нас. Эта вмятина, по-видимому, не оказывает негативного влияния на исход беременности, поэтому можно с уверенностью предположить, что эволюция не собирается от нее избавляться.

А еще некоторые девочки рождаются вовсе без матки. Но эта мутация слишком редка, чтобы мы могли думать о ней как о важной части репродуктивного плана человека – потенциальной эусоциальности [77] человечества.

Донна, живущая в своем беличьем теле среди древних деревьев, похожих на гинкго, вероятно, не была эусоциальной. Ее сросшаяся рогатая матка была обязана регулярно производить на свет детенышей, иначе мы никогда не произошли бы от нее. Но, учитывая относительно небольшой размер Донны, у эволюции не было достаточно серьезной причины, чтобы заставить ее матку слиться в единый грушевидный орган, который женщины имеют сегодня. Этого, вероятно, не произошло, пока ее потомки не стали побольше.

Возможно, мы даже сможем увидеть такого рода эволюцию в действии, взглянув на виды, живущие сегодня. Вообще говоря, самые большие млекопитающие в мире обычно имеют одну сросшуюся матку с одной шейкой матки, ведущей к одному влагалищу, и у них обычно один-два детеныша за беременность. А самые маленькие? Две матки, две шейки и помет. У домашних кошек двурогая матка, имеющая форму буквы Y. У крупных кошек, таких как бенгальский тигр, матка также двурогая, но два маточных рога причудливо загибаются к телу матки, как на шутовской шапке, а низ чуть более сросшийся. У них обычно рождается от одного до трех котят, а у домашних кошек – от четырех до шести. Мелкие грызуны обычно рожают шесть и более детенышей, а самые крупные – южноамериканская капибара – четырех [78].

Если это правда – если развитие большего размера тела означает рождение более крупных детей, что впоследствии означает рождение меньшего количества детей, – в этом есть смысл. С точки зрения репродуктивной стратегии, большое животное меньше рискует, ограничивая число своих детей, потому что вероятность смерти от хищников и/или чьих-то ног ниже. Но эта стратегия также полезна плацентарным для сохранения собственного здоровья, потому что рождение больших детей означает более длительную беременность со всеми сопутствующими рисками. Чем больше мы становимся, тем крупнее наши дети и тем выше вероятность того, что у нас их будет меньше. Представьте, что ваша беременность длится два года. Как у слонов. И иметь более одной слоновьей плаценты так себе перспектива. (Слоны-близнецы встречаются крайне редко.)

Итак, у настоящей плацентарной Евы, той, которая предшествовала Донне, могла быть сросшаяся матка с двумя рогами (хотя у нее, вероятно, были более-менее современные влагалище и шейка матки, учитывая общий тайминг). Но поскольку ее потомки экспериментировали с размерами тела, у них было более крупное потомство, которому нужна была сросшаяся матка. По мере того как зародыши росли в размерах, их плаценты становились все более инвазивными – для построения больших тел требуется много энергии, поэтому чем больше плод может получить от своей матери, тем лучше для него… лишь бы ее не убить. Каждый эволюционный шаг к сросшейся матке и более прожорливым плацентам имеет смысл: это сложный танец между тем, что нужно телу матери, и тем, что нужно ее голодному потомству, причем каждый шаг может убить как одного, так и их обоих.

Это означает, по крайней мере частично, что наши Евы рожали так, потому что стали больше сусликов. И их матки и плаценты соответственно адаптировались не только к весу детей, но, возможно, и к тому, чтобы помочь матери перенести более тяжелую беременность.

Кстати, была еще одна попытка сделать искусственную матку: в 2021 году лаборатории удалось поддерживать жизнь и нормальное развитие мышиных эмбрионов во вращающемся сосуде, наполненном сложной жидкостью янтарного цвета, которая тщательно контролировала обмен кислорода и углекислого газа. Вращался он не просто так: нужно было предотвратить прикрепление развивающихся эмбрионов к стенкам, как это было бы в матке матери. В богатой кислородом жидкости у них выросли крошечные мышиные плаценты, похожие на маленькие диски, плавающие и вращающиеся, прикрепленные к амниотическим мешочкам, которые также плавали, и их крошечные сердца росли, пока не смогли хорошо биться сами по себе – до тех пор, пока, по сути, эмбрионы больше не могли выжить без кровоснабжения (янтарная жидкость не универсальна). И хотя плаценты выглядели совершенно нормально, они не могли быть правильными. Потому что нормально выросшая, живая плацента состоит как из тела матери, так и из тела ребенка. У нее есть две пластины, которые сливаются вместе, образуя единственный орган: одна сторона всегда голодна, а другая пытается защитить себя от этого голода.