Дмитрий Яворницкий - История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2
Нужно думать, что к этому же времени относится и постановление сейма относительно казаков, отмеченное в собрании польско-литовских законов: «Своеволие казачества чем дальше, тем больше вредит Речи Посполитой; вследствие этого сейм 1593 года постановляет назвать казаков врагами отечества. Гетману войска нашего поручаем тех своевольников уничтожить. Но для подлинного удержания этого своеволия нужна конституция (постановление) 1590 года, по которой наш гетман и сами обыватели тех краев, откуда выходят эти своевольные люди, могут брать оружие и защищаться»[156].
На королевский универсал и постановление сейма прежде всего отозвался князь Константин Острожский, маршал волынский, воевода киевский и староста володимирский. Уже в конце января стало известно, что Острожский начал собирать шляхетское ополчение против казаков[157]. Сборным пунктом назначен был Константинов. Кроме Константина Острожского, сбором ополчения занимались также князь Януш Острожский, действовавший возле Тарнополя (город в теперешней австрийской Галиции), а также сын Януша и внук Константина. Не довольствуясь местным ополчением, Януш Острожский послал за пехотой в Венгрию и таким образом в конце концов успел стянуть значительное число войска под свои знамена.
К февралю месяцу войска уже успели собраться, и начальство над ними принял Януш Острожский, потому что он был бодрее своего слишком престарелого отца и опытнее своего молодого сына. Вместе с Янушем Острожским действовал и князь Александр Вишневецкий, староста черкасский.
Косинский сперва стоял в Острополе, при нем было около 5000 человек войска. Не считая удобным и безопасным для себя Острополь, Косинский передвинулся к местечку Пятке (теперь Житомирского уезда Волынской губернии), положение которого во многом находил более выгодным, для военных действий. Острожский последовал за Косинским к Пятке. Но Косинский, не желая допустить князя в самый город, вышел к нему навстречу за город и здесь устроил, по казацкому обычаю, в открытом поле табор из возов, заключивши свое войско в середину его. Дойдя до казацкого табора, войско Острожского сперва не решалось напасть на казаков и даже склонно было к бегству, но когда Острожский обратился к нему с теплым словом убеждения и показал пример собственного мужества, то рать его с отвагой бросилась на Косинского, успела разорвать казацкие возы и проникнуть в центр табора. Тогда казаки поспешили отступить к городу, но поляки преследовали их до самых ворот города, нанося им раны и поражая на месте. Это произошло 2 февраля, когда в поле не успел еще стаять снег[158]. Неудача казаков произошла, главным образом, оттого, что они действовали против своих врагов на малорослых конях, тонувших в таявшем снегу и оттого замедлявших все действия своих всадников в противоположность полчанам Острожского и Вишневецкого, сидевшим на рослых лошадях и хорошо справлявшимся с проталинами в снегу. Под конец Косинский потерял, по польской народной молве, до 3000 человек войска, 26 пушек, почти все хоругви и 10 февраля[159] сдался на капитуляцию победителям: выехав из замка, казацкий вождь, по словам польского летописца Иоахима Бельского, упал к ногам Острожского с мольбой о прощении и был прощен.
В тот же день Косинский дал лист и принес присягу Константину Острожскому о прекращении набегов на маетности князя и его друзей, о сложении с себя «гетманского» уряда, о выдаче польских слуг и о возвращении оружия и имущества, у панов взятого.
Архив Юго-Западной России приводит такой текст его присяги: «Я, Криштоф Косинский, на это время гетман, и мы, сотники, атаманья, все рыцарство войска запорожского, сознаемся в этом листе нашем, что, несмотря на великие добродейства и ласки ясневельможнаго пана Константина княжаты Острожского, воеводы киевского, маршалка земли волынской, старосты володимирского, которые его милость во все время своей жизни, вследствие своей милостивой панской власти, оказывал всему войску и каждому из нас особо и много добра делал; а мы, забыв обо всем том, не мало огорчения и убытков причинили как самому ему и деткам его, так и слугам и подданным его милости, и ласку их милости к себе нарушили; а их милость, будучи под Пятком, все поступки наши, после униженных и усердных просьб наших и после заступничества многих знатных людей, по своей милостивой ласке, как христианские панове, не желая проливать нашей крови, нам простите. Поэтому мы, все рыцарство вышеименованного войска, обещаем и присягою своею утверждаем: с этого времени пана Косинского за атамана не иметь и на его место иного на Украине, в течение четырех недель поставить, и потом находиться в послушании его милости короля, не чиня никакого розмирья с посторонними соседями панств его королевской милости, жить за порогами на указанных местах, ни лёж, ни приставств, ни убытков, ни кривд не иметь и не чинить в державах и маетностях их милостей князей и их приятелей, его милости княжати Александра Вишневецкого, старосты черкасского, и иных, находящихся в это время при их милости; также не подмалывать к себе слуг из маетностей и державств их милости; беглецов, изменников и слуг их милости у себя не хоронить и выдавать; оружие, когда-либо взятое в замках, городах и державах их милостей, кроме трипольских [то есть взятых в Триполье], вернуть; также вернуть хоругви, лошадей, скот и движимое имущество, взятые в имениях княжат их милости; кроме того, отправить от себя челядь обое плоти [то есть обоего пола], имеющуюся при нас; вечно жить у князей их милостей в прежней любви, никогда не приставать ни к одному человеку против их милостей, а напротив служить им. На все эти вышепрописанные кондиции, поданные нам от их милостей князей, мы, все войско, приносим присягу вечно, свято и ненарушимо, не подыскивая причин к нарушению, хранить и по ним на вечные времена поступать. А присяга та наша заключается в следующих словах: я, Криштоф Косинский, мы, сотники, атаманы, все рыцарство войска запорожского, один за другого и каждый из нас за себя присягаем Господу Богу в Тройце Единому, который сотворил небо и землю, на том, что мы все и каждый в отдельности имеем и повинны все вышепоименованные кондиции, на этом листе нам поданные им милостию князьями Острожскими, в целости и ненарушимо, не подыскивая никаких причин к нарушению, содержать и сообразно с ними вечно поступать с их милостями, а не против их милостей панов, приятелей, слуг и подданных их, – в этом помоги нам, Господи Боже! Если же мы неправильно присягнули, то скарай нас, Господи Боже, на душах и на телах наших, в настоящем и будущем веке! А для лучшей верности и вечного нашего утверждения, я, Косинский, этот лист властною рукою своей подписал и печать свою приложил; мы все также приказали приложить к этому листу войсковую печать и которые из нас умели, к нему руки свои подписали; просили то же сделать и их милостей панов вельможных, бывших при этом: его милость пана Якуба Претвича из Гаврон, каштеляна галицкого, старосту теребовльского; пана Александра князя Вишневецкого, старосты черкасского, каневского, корсунского, любецкого, ловвского; пана Яна Тульского, войскового требовльского; пана Вацлава Боговитина, хорунжего земли волынской; пана Василия Гулевича, войскового володимирского, что их милости, по просьбе нашей, сделать изволили и, приложив печати свои к этому нашему листу, изволили подписать руки свои. Деялось под Пятком року божого 1593, месяца февраля 10 дня. Криштоф Косинский рукою своею, Иван Кречкевич писарь войсковой именем всего войска рукою; Якуб Претвич из Гаврона своею рукою: Александр князь Вишневецкий, староста черкасский; Вацлав Боговитин, хорунжий волынский, Василий Гулевич войский володимирский, Ян Тульский войский требовельский»[160].
Очистив Волынское воеводство и расставшись со своим вождем Косинским, казаки частью ушли на Запорожье, частью разошлись по домам на Украине, но большая часть их, вопреки условию с князем Острожским, очутилась под городом Киевом и скоро овладела им, поместивши в нем свою армату и утвердившись в мысли навсегда остаться в нем. Тогда некоторые из волынских панов обратились к киевскому и волынскому воеводе с просьбой принять против казаков самые решительные меры, оповестить о том всех панов Волыни и таким образом общими силами прекратить казацкие своеволия. Но эти просьбы оставлены были Константином Острожским без внимания, казавшегося для многих весьма загадочным, но объясняемым частью рознью, всегда существовавшей между всеми польскими панами того времени, частью той связью, которая существовала между многими пограничными старостами и воеводами и низовыми казаками, а частью и тем равнодушием, с которым паны отнеслись к Янушу Острожскому в то время, когда он, перед пяткинским делом, вышел на защиту своих маетностей и потерпел поражение от казаков.
