Дмитрий Яворницкий - История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2
До сих пор мы видели низовых казаков в борьбе с Крымом и Турцией и с находившейся в зависимости от Турции Молдавией. Теперь, то есть с конца 1591 года, впервые видим их в борьбе с самой Польшей. Принято думать, с голоса малороссийских летописцев, что первое движение казаков против поляков вызвано было насилиями со стороны польского правительства над религией южноруссов и стоит в связи с введением на Украине унии. Фактическое изложение первого похода казаков против поляков, самые действия и мысли, высказанные при этом ими, совершенно не оправдывают укоренившегося в наших понятиях мнения. Первое казацкое движение против правительства и панства Речи Посполитой вызвано было не чем иным, как бедственным, сословным и экономическим, положением южнорусского народа вообще, казачества в особенности, в каком они очутились со времени слияния Украины с Литвой и Польшей. Пройдя с огнем и мечом волыно-подольские и киево-белоцерковские области, казаки не обмолвились ни единым словом жалобы на притеснения их православной веры и высказывались только за то, чтобы одобычиться на счет богатых людей и ввести казацкий присуд между не знавшими от польских судей правды селянами, мещанами и мелкими южнорусскими шляхтичами, или дворянами.
Выступая в поход, казаки обратили свое внимание на имение соседних польско-русских панов, и прежде всего на маетности князя Константина Константиновича Острожского, воеводы Киевского и маршалка Волынского. Почему внимание низовых казаков прежде всего привлекли владения Острожского, источники не говорят, хотя и не оставляют сомнений, что центром тяжести казацкого движения этого времени были именно волыно-подольские маетности князя Острожского.
Общая численность казаков, поднявшихся против поляков в это время, простиралась всего лишь до 5000 человек. Главное и действующее большинство всего этого числа составляли низовые, или вольные, казаки, что подтверждают и современные акты и летописцы того времени[138]. Но кроме низовых казаков в этом движении принимали участие и негербованные и бездомные «шляхтичи-выволанцы», полупаны, полукрестьяне, «рукодайные» панские слуги, называемые в актах здрайцами и збегами, оседлые хлопы и, наконец, как говорит нам все тот же Архив Юго-Западной России, панские подданные[139]. Все они составляли ничтожное меньшинство против собственно низовых казаков, но это меньшинство не пользовалось многими благами своего отечества и потому всегда искало добычи в войне и во внутренних неурядицах своей родины.
Во главе восставших казаков стал шляхтич православной веры Криштоф Косинский[140]. По месту рождения он был полешанин, а по званию – низовой или запорожский казак. Но как и когда он сошел с Полесья в Запорожье – на это указаний нет. По-видимому, это был человек уже немолодой, весьма незаурядных способностей, весьма популярный между запорожцами. Уже в 1586 году, 22 мая, некто Богдан Микошинский писал письмо Каспару Подвысоцкому и какому-то владыке Юрию, в котором сообщал о новостях селевых после их отъезда: с Низу, от Тавани и от городков прибегли сторожа от Криштофа, давая знать о выступлении в поход перекопского царя со всей силой своею[141]. Несколько позже указанного времени имя Косинского стало известным и в Москве. Так, в грамоте царя Феодора Ивановича к донским казакам, 30 марта 1593 года, как пишет о том Бантыш-Каменский в «Истории Малой России», велено было донцам промышлять вместе с низовыми казаками и их вождем Криштофом Косинским, на реке Донце, против крымских татар[142]. А в письмах Станислава Жолкевского говорится даже, будто Косинский «поддал» русскому царю пограничную, более ста миль расстояния, окраину земли и оттого дал повод царю писаться царем Запорожским, Черкасским и Низовским[143].
Из всего этого видно, что Косинский действительно был видной и влиятельной личностью, дававшей тон и направление самому движению[144].
Состоя в числе низовых казаков, Криштоф Косинский, по укоренившемуся издавна между низовцами обычаю, ушел, вследствие полного затишья, на зимнее время из Сечи на Украину «на приставство, домованье», чтобы «долежать» там зиму, а с весной, когда зашумят травы в лугах и потекут речки в берегах, снова спуститься на Низ. Вместе с Косинским «долеживали» зиму и много простых казаков. Все они находились в Белоцерковщине. Были ли у них раньше какие-нибудь замыслы, когда они находились еще в Сечи, или же эти замыслы пришли в головы казакам уже на «лёжах», в точности неизвестно, но движение началось в последних числах декабря 1591 года. Казаки захотели посчитаться с некоторыми пограничными панами и, снявшись с лёж, прежде всего, в начале января 1592 года, «гвалтовне» напали на дом белоцерковского подстаросты, князя Курцевича-Булыги, мстя ему за какую-то неправду («снать з направы чиее»). Наскочив на дом Булыги, казаки проникли в его «комору», забрали у князя имущество и шкатулку с деньгами, клейнодами и листами; между последними были так называемые мамрамы, то есть особые для вписывания панских приказов бланки, вверенные Булыге белоцерковским старостой князем Янушем Острожским, а также некоторые жалованные грамоты и привилегии, данные князьям Острожским на староства, маетности, грунты[145].
О первом движении Косинского и казаков скоро узнал король Сигизмунд III и уже в половине января того же года снарядил особую комиссию и издал королевский лист с обращением к Волынскому населению сообщать комиссарам сведения о действиях своевольных людей и с приказанием всем урядам карать по закону бунтовщиков. В своем универсале король говорил о дошедших до его слуха сведениях касательно действий некоторых своевольных людей в воеводствах Волынском, Киевском и Брацлавском. Не обращая внимания ни на верховную власть, ни на посполитое право, своевольные люди делают неслыханные шкоды, большие кривды, убийства и грабительства в разных местах, местечках и селениях воеводств. Поэтому, чтобы предупредить действия своевольных людей, всем старостам, державцам, урядникам и посполитым воеводства Волынского предписывалось помогать комиссарам в расследовании своевольных людей, ловить и представлять их на суд, а в случае ухода из местечек – доставлять комиссарам списки их[146].
Во главе комиссии поставлен был официальный старшой казацкий, снятынский староста Николай Язловецкий. Не довольствуясь предписанием короля Сигизмунда жителям Волынского воеводства, сам Язловецкий отправил в Запорожье воззвание к казакам с приказанием оставить «лотра» Косинского и повиноваться правительству. Эти приказания повторены были несколько раз, и в одном из них, писанном 10 марта, Язловецкий грозил казакам поднять против них оружие и жестоко наказать за все бедствия, причиняемые ими населению волынскому[147].
Но предписания эти, как старшого, так и самого короля, не имели никакого действия на казаков и Косинского.
Взяв Белую Церковь, казаки вслед за тем взяли Киев, а после Киева, как пишет Костомаров, – несколько других городов[148], причем оружие и порох забирали с собой, жителей или убивали, или заставляли присягать себе на послушание, замки и места королевские и панские жгли и опустошали[149].
Запасшись всем необходимым в Белой Церкви, Киеве и других смежных с ними городках, казаки спустились на Волынь и Подолию и расположились в имении князя Константина Острожского Острополе[150]. Стоя в Острополе, Косинский взял несколько других городов, принадлежавших князю Острожскому, и подверг их опустошению. Главной заботой Косинского было насаждение везде казацкого присуда вместо панского, то есть распространение казацкого суда на шляхту, мещан и селян.
Так простоял Косинский все лето безбоязненно в Острополе. В августе этого года[151] против него пытался действовать князь Острожский, но он был разбит казаками и потерял свое войско[152].
После этого Косинский стоял спокойно и всю осень того же года в том же Острополе. Само правительство ничего решительного не предпринимало против него. Только князь Константин Острожский и заботился о мерах против казаков. В октябре месяце, на вальном сейме, он высказал мысль о необходимости починки разрушенных низовыми казаками замков в Киеве и Белой Церкви. Однако, несмотря на очевидную необходимость этого предложения, оно не было принято панами, и князь потребовал себе свидетельство от короля в том, что он хотя и состоит киевским воеводой, но не может считаться виновным на тот случай, если замки, будучи открытыми, вновь подвергнутся нападению казаков. Свидетельство, как записано в Архиве Юго-Западной России, было выдано, за подписью короля Сигизмунда III, 15 октября 1592 года[153]. Такое положение дел продолжалось до конца всего года, и еще в половине января следующего, 1593 года обыватели Луцкого и Владимирского поветов, съехавшиеся было для судебных роков, сговорились закрыть заседание судов и прекратить судебные делопроизводства по причине восстания казаков и разорения ими шляхетских имений[154]. Только 16 января 1593 года король издал универсал к шляхте Волынского, Киевского и Брацлавского воеводств, «ознаймуя о великом своевольстве низовых казаков и призывая жителей на посполитое рушение против них за то, что они по неприятельски имения шляхты разоряют, а самих шляхтичей и мещан к присяге на верность себе насильно приводят»[155].
