Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП) - Клейтон Тим
Несколькими днями позже в приемной Адмиралтейства он встретил Филиппа Дарема, капитана «Дефайенса» — еще одного из кораблей эскадры Кальдера, прибывшего домой для ремонта. Нельсон выразил сожаление, что «Дефайенс» не готов немедленно присоединиться к его флоту. "Попросите лорда Бархема передать меня под команду вашей светлости, и я буду вскоре готов", ответил Дарем. На следующий день в гостинице Джордж-Инн (Портсмут) обрадованный Дарем получил ожидаемое им письмо. В нем говорилось: "В соответствии с инструкциями лордов-комиссионеров Адмиралтейства, с получением данного письма Вы поступаете в мое распоряжение, и будете следовать и подчиняться всем тем приказам, которые получите от меня для службы Его Величеству. Нельсон и Бронте".
В сентябре 1805 года Франция могла выставить сорок четыре линейных корабля, Испания — тридцать, в то время как Британия имела подавляющее превосходство — 135 кораблей. Но каждый английский адмирал, командующий силами в море, не переставал вопрошать, где же они находятся. Казалось, их никогда нельзя было застать там, где в них была необходимость. Имелся определенный резон во французской аргументации, что, вследствие постоянного нахождения в море для блокады вражеского побережья, они часто нуждались в возвращении домой для производства ремонта.
Потребовалось бы определенное время для того, чтобы Нельсон смог собрать достаточные силы, явно превосходящие те тридцать семь кораблей, которые, как было известно, находились в Кадисе. Суда подчиненного ему флота также должны были отвлекаться для сопровождения конвоев, получения снабжения и противодействия шести испанским кораблям, стационировавшим [21] в Картахене на Средиземном море. Тем не менее, после нескольких лет британских успехов у французов и испанцев осталось не так много кораблей, чтобы помешать стратегическому успеху Британии даже в случае проигранной ею битвы. Одно значительное сражение проделало бы такую существенную дыру во французских и испанских ресурсах, что они были бы не в состоянии представить собой серьезной угрозы вторжения. Мысленно Нельсон уже планировал битву, в которой британские потери не являлись существенными. Требовалась такая битва, в которой врагу будет нанесен как можно больший урон. У него не должно было остаться шанса ускользнуть с минимальными повреждениями, как это было в случае с Кальдером и во многих других случаях до того.
Прогуливаясь в Мертоне по новой дорожке, которую он называл «квартердеком», Нельсон объяснял свои идеи Ричарду Китсу. "Я обрушусь на них, по возможности, немедленно, — говорил он, — примерно на расстоянии одной трети от их ведущего корабля. Что вы думаете об этом? ...Я отвечу вам, что я думаю об этом. Я думаю, что это удивит противника и поставит его в тупик. Он не сможет понять, чего я добиваюсь. Сражение превратится в беспорядочную битву, и это именно то, чего я хочу".
Обычаи различались: так, на «Белайле» нет записей в судовом журнале о производстве наказаний, хотя, возможно, это объясняется небрежным ведением журнала. Командир «Виктори» кэптен Томас Харди принадлежал к числу наиболее вспыльчивых капитанов на флоте, и тридцать шесть плетей были у него обычным наказанием за пьянство и упущения по службе. Морской пехотинец по имени Джон Мур получил семьдесят две плети за воровство и выжил, приняв участие в Трафальгарской битве.
На «Тоннанте» кэптен Чарльз Тайлер, который, по словам лейтенанта Хоффмана, никогда не наказывал людей без серьезных оснований, выпорол девяносто четырех из 673 человек в период март-октябрь — 14% экипажа. На его корабле пьянство было ошеломляющим и составляло большую часть проступков, за ним следовали драки — двенадцать плетей было нормой на его корабле. Однажды он выдал сорок восемь плетей ирландскому матросу-ландсмену за "преднамеренное нанесение другому человеку ранения руки с помощью ножа".
Высшей инстанцией был военный трибунал, которому матросы подвергались только за серьезные преступления, такие, как мятеж или содомия, наказываемые смертью. Офицеров же могли судить за очевидно мелкие проступки, как это было в случае с военным трибуналом, созванным на борту флагманского судна Кальдера «Принц Уэльский». По его решению лейтенант Натаниэль Фиш был списан с корабля «Минотавр», а его имя было помещено в нижнюю часть списка лейтенантов за оскорбление капитана Чарльза Мансфилда.
Капитанам у Кадиса военный трибунал предоставлял желанный повод для того, что Кодрингтон назвал "наиболее светским из всех обедов, на которых я бывал; и прекрасная музыка, которой оркестр [Кальдера] придавал лучший вкус нашему вину, заставляла нас еще больше сожалеть о затруднениях с повторением нашего визита. Для меня (и я уверен, что и для тебя было бы так же) это было воодушевляющее зрелище: адмирал с двадцатью своими капитанами в светском общении, показывающем твердое стремление поддерживать друг друга сердечно и мужественно в предстоящих битвах". Они все желали сражения для скорейшего окончания этой войны. "Мир, мир — таков здесь беспокойный клич. Хоуп [22] за эти восемь лет был дома только четырнадцать месяцев; а Резерфорд [23] высказался в том духе, что чертовски глупо жениться для моряка — он пребывал в этом счастливом состоянии девять лет, из которых провел со своей женой только один год!" Также они желали видеть во главе флота Нельсона. Как писал Кодрингтон, "о, вы, могущественные владыки, во имя милосердия, пошлите нам Нельсона!".
Последние несколько дней пребывания Нельсона в Англии пробежали незаметно. 10 сентября они с Эммой обедали в доме занимающего высокое положение в обществе Джеймса Кроуфорда. Эмма захотела, чтобы Нельсон рассказал собеседникам о том, как его приветствовала толпа на улицах, но он перебил ее на середине. "Вам нравится, когда вам аплодируют — вы не можете отрицать это", возразила она. Нельсон поразил гостей своей неожиданной скромностью: "Я принимаю и ценю народное одобрение, но никому не следует ликовать от него; оно слишком ненадежно, чтобы на него полагаться; вполне возможно, что отлив этих чувств будет таким же сильным, каков сейчас прилив". Когда они начали настаивать, то были еще более впечатлены его простодушной решительностью: "Все хором уверяли, что не верят, что такое может случиться с ним, он же казался убежденным в такой возможности, но добавил: ʻПока я жив, я буду делать то, что считаю правильным и нужным; страна имеет право требовать это от меня, но каждому человеку свойственно ошибаться в своих суждениях…ʼ". Впоследствии леди Бессборо так описывала этот разговор: "Он сказал, что только уничтожение вражеского флота принесет пользу. ʻКогда мы встретимся, да пребудет с нами бог, потому что мы не должны будем разойтись до тех пор, пока один из флотов не будет полностью уничтоженʼ. Он надеется вернуться к Рождеству".
На следующий день, будучи дома в Мертоне, Нельсон получил приглашение от принца Уэльского посетить его 12 сентября. Приглашение было неожиданным, но от него нельзя было отказаться. К разочарованию принца, Нельсон оставил Эмму дома и быстро освободился, после чего встретился с лордом Кастлригом, военным министром, и лордом Малгрейвом на Даунинг-стрит. Ожидая приема, он встретил сэра Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона, предубеждение которого по отношению к Нельсону как самодовольному человеку сначала подтвердилось, а потом рассеялось. В конечном счете, Уэлсли заключил, что Нельсон "действительно был незаурядным человеком".
