К.А. Иностранцев - Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).
Теперь возникает вопрос, к какой племенной группе надо отнести этот народ по его происхождению? Не говоря уже о том, что этнографическая классификация вообще соединена с большими трудностями, они ещё увеличиваются, когда дело коснется народов Средней Азии. Так как тут не существует никаких видимых, естественных границ между народами и племенами, то смешения, как мы уже говорили, происходят гораздо чаще. Если уже небольшие среднеазиатские государства представляли и представляют собою смесь из нескольких племён, то естественно, что три великие кочевые империи: Хунну, Ту–гю и Монголов являлись пёстрою смесью различных племён и родов, под верховенством одного рода. Когда мы говорим о государстве Монголов, то мы разумеем только области, на которые распространялась власть (выражавшаяся иногда только в сборе подати) монгольской династии. Однако из всего этого вовсе не следует, что этнические вопросы, относящиеся к истории Средней Азии, не могут быть решены. В данном случае важно только выяснить задачу. Когда мы хотим узнать происхождение какого нибудь кочевого народа, то это значит, что нам необходимо определить, к какой группе племён или даже расе принадлежала династия, а с нею и ядро народа (которое иногда составляет большинство в государстве). Поэтому нам нужно по возможности определить, каково было происхождение того племени или рода, которое уже давно было известно в Китае и с течением времени усилилось настолько, что образовало могущественную кочевую империю. Необходимо иметь в виду, что если мы говорим, что Хунну — Монголы, Турки или Финны, то это не значит, что все подданные хуннуского государства были или Монголы, или Турки, или Финны, а что господствовавшее племя, имевшее, быть может, в числе перевес над всеми остальными, входившими в состав кочевого государства, было монгольского, турецкого или финского происхождения. Мы постараемся представить соображения относительно происхождения основателей хуннуского государства — это является задачей наших изысканий.
Мы видели, что первоначальным местопребыванием Хунну была теперешняя восточная Монголия. Отсюда они стали распространять свою власть на кочевые племена севера, востока и и запада, отсюда же надвигались они на юг, за северный изгиб Хуан–хэ и далее. Страна оказывает влияние на обитателей: ровные степи предназначены для кочевого и при том пастушеского народа. Действительно, мы узнаём из китайских летописей, что, с тех пор как эти варвары появляются в истории, они ведут тот же самый образ жизни, что и современные нам обитатели этой страны. Так же переходили они со своими стадами с пастбища на пастбище, с зимовки на летник. Развлечения, способы ведения войны, нравы (см. по этому поводу у Иакинфа в «Собрании сведений о народах Средней Азии», т. I, ч. I, стр. 2–3) всё обличает в них типичных степняков. Однако, не все кочевники к северу от Китая называются Хунну. Еще до II–го века до Р.X. по соседству с ними, но восточнее, также соприкасаясь с границами Китая, жили другие племена, отличные от Хунну. Население этих стран называется китайцами Дун–ху (восточные варвары). Граница между ними и Хунну была та же, что теперь между Монголией и Манчжурией, т.е. хребет большой Хинган. Дун–ху, по достойным внимания исследованиям, есть китайская переделка имени Тунгуз. Впрочем, под этим именем Китайцы разумели не только одних Тунгузов, но также и некоторые другие племена, напр. смешанные с корейскими и даже чистых Корейцев. Во всяком случае Китайцы отличали их от Хунну. Везде, где дело идет о народах тунгузского или корейского племён, как напр. о Сянь–би или У–ху–ань, они называют их потомками Дун–ху[63]. Из истории мы знаем, что позже при расширении Хуннуской империи, Дун–ху были покорены своими более могущественными соседями и в течение трёх веков подчинялись им. Однако племенное различие существовало повидимому всё время, так как через три столетия произошла реакция со стороны этого населения в виде союза одного из живших там племён, Сянь–би, с Китайцами, союза, окончательно уничтожившего власть северных Хунну в восточной части Средней Азии. Из всего этого мы можем вывести то несомненное убеждение, что Хунну не были Тунгузы, хотя, примыкая к ним, может быть и имели среди подданных некоторые племена, бывшие тунгузского происхождения.
Перейдём теперь к вопросу о монголизме Хунну. Во второй главе мы подробно разобрали взгляды сторонников монгольского происхождения этого народа и указали на то, что факты говорят против допущения этого предположения. Что предки монголов Чингиз–хана входили в состав обширного хуннуского государства, мы охотно верим. Но мы не думаем, что сами Хунну были монголы. Эти последние появляются в истории почти с Чингиз–ханом, т.е. в XII–XIII веках. В выяснении нашего вопроса не важно, упоминаются ли Монголы в китайских летописях ранее или нет. Бесспорно, что их роль была до тех пор совершенно не значительна. Вся современная Монголия была ещё в VI веке занята Турками. Наконец, и численностью Монголы уступают и уступали Туркам; они народ молодой, недавно явившийся в истории. Все эти соображения, а также и вышеуказанная несостоятельность доводов в пользу монголизма Хунну, побуждают нас оставить в стороне мнения о монгольском происхождении, как несогласные с возможностью и исторической действительностью.
Выше (см. главу IV) мы разобрали теорию финнизма и привели наше мнение по поводу того, что считаем её не убедительной. Конечно, можно выставлять гипотезу, что Финны распространили свою власть на восток от Алтая и даже достигли крайних восточных пределов Азии. Однако, в пользу этой теории нельзя привести ни одного доказательства. Кроме того, существуют некоторые факты, которые устраняют её возможность.
Наиболее вероятным кажется нам мнение, что Хунну были Турки. С небольшим через 400 лет возникает на месте Хуннуской империи новое, бесспорно турецкое государство. Если сторонники монголизма могли строить свою гипотезу только на основании того, что Хунну жили там же, где теперь живут Монголы, го вероятнее отожествлять их с Турками, которые ещё в VI в. образовали в тех местах сильное государство. Титул Хуннуских государей (тенгри–куту) был турецкий[64]. Его позже принял и Чингиз–хан. Даже сторонники финнизма Хунну считали его турецким. Что отдельные слова из языков подчинённых Хунну народов могли быть приняты Китайцами, как слова языка господствующего племени, мы допускаем. Но дошедшие до нас другие слова находят аналогичные себе в турецких языках. Наконец, мы должны указать на то, что до нас дошла целая хуннуская фраза, правда в китайской транскрипции. Фраза эта, относящаяся уже к IV–му веку по Р.X, была приведена по китайским летописям в двух транскрипциях. У Ремюза (Nouveaux mélanges asiatiques, t. II, p. 183) она находится в таком виде: sieou–tchi ti–li–kang pou–kou khiu–tho–tang. При этом был приведён перевод этих слов, сообщённый китайцами. У В.П. Васильева («Об отношениях китайского языка к среднеазиатским», в Жур. Мин. Нар. Просв., 1872 г., сентябрь, стр. 115–116) фраза эта имеет такую транскрипцию: сю чжи тилэй гян Пугу тугоудан. И тут также был приведён перевод этой фразы, данный китайскими летописями. Первый из сейчас упомянутых учёных не высказал в своей статье никакого мнения о языке, которому могла принадлежать эта фраза. Проф. же Васильев, хотя и признал, что фраза эта имеет вид турецкой, однако заметил, что никому из туркологов не поддаётся её анализ, и потому объяснял её как испорченную китайскую. Однако, с тех пор как писалась эта статья (1872), туркология обогатилась богатыми открытиями в отношении языка и истории — я разумею открытие Орхонских надписей. Поэтому, в последнее время, когда пришлось затронуть вопрос о происхождении Хунну, Аристов («Заметки об этническом составе тюркских племён и народностей», Живая Старина, 1896 г., выпуски III и IV) указал нам известную ему попытку объяснить эту фразу из языка Орхонских надписей. По древне–турецки фраза эта будет звучать следующим образом: «Сÿси cÿläгäн, Пугу тутkан»; по значению своему она тожественна переводу, сообщённому китайцами. Укажем также на то, что имя отца основателя хуннуского государства Модэ Ту–мань и первого хана восточного дома Ту–гю (Турков) Тумынь очень схожи и оба могут быть сближены с турецким же словом «туман»[65]. Кроме этих, правда, не особенно многочисленных памятников языка мы ещё имеем более убедительные доказательства в пользу турчизма Хунну — это точные известия китайских летописей. Если Дун–ху есть в китайских летописях имя предков тунгузов и, может быть, некоторых других племён, населяющих в настоящее время крайние пределы северо–восточной Азии, то имя Хунну даётся тому народу, из которого произошли все позднее встречаемые в истории Средней Азии народы турецкого племени. Так, говоря о Гаогюйцах, несомненных Турках, Китайцы замечают, что «язык их сходен с хуннуским, но есть небольшая разница. Некоторые говорят, что предки гаогюйского Дома происходят от внука по дочери из дома Хунну» (см. у Иакинфа. Собрание сведений, ч. I, стр. 248 и 373). Ещё решительнее известия о происхождении Ту–гю от Хунну: «Это есть отдельная отрасль Дома Хунну, по прозванию Ашина» (см. там же, т. I, стр. 256). Основываясь на вышеприведённых соображениях, мы склонны думать, что ядро, господствующее племя, равно как и значительная часть народа Хунну — были турецкого происхождения. Хотя все данные говорят в пользу этого предположения, однако мы должны оговориться, что этот вопрос ещё ждёт своего окончательного решения. Быть может, туркологи объяснят нам ещё другие, оставшиеся необъяснёнными, хуннуские слова, быть может, археологи откроют остатки памятников хуннуской письменности, как это было с Орхонскими надписями[66]. Пока же мы должны сказать, что, по существующим в настоящее время фактам, Хунну были скорее всего Турки. Монголами и Тунгузами они не были во всяком случае; предполагать же влияние Финнов на северо–восточную Азию не является необходимым.
