Януш Пшимановский - Студзянки
— Держись за башню, а то упадешь — снаряжение намочишь, — крикнул сержант Гайда одному из своих солдат.
В самом глубоком месте вода через люк попала внутрь, и механик как-то по-мальчишески вскрикнул: то ли от удовольствия, то ли от страха, как бы двигатель не заглох. Сзади над трубами лопались огромные пузыри, клокотали выхлопные газы. По бокам танка плыла, переливаясь радугой, пленка машинного масла.
Глубина уменьшалась. Машина, увеличивая обороты, взбиралась на берег. По ивняку танк выехал на лужайку и, взяв разбег, перескочил через разбитую в этом месте дамбу. Затем свернул влево. Несколько пустых домишек утопали в густом саду.
— Осторожно! Ветки поломаешь! — крикнул Лежух механику-водителю. — Стой! Здесь будем ждать.
Яблоки свешивались прямо над открытым люком. Тяжелая ветка чуть колыхалась. Ради шутки, Бронек широко открыл рот и хотел схватить яблоко зубами.
Но, прежде чем он успел это сделать, вздрогнула земля. С юга полыхнуло красное пламя, над лесом взметнулся дым. Хорунжий сорвал яблоко и поспешно откусил, как бы боясь, что не успеет. С глухим воем пролетели снаряды и разорвались на Висле и по обоим ее берегам. Налет, видимо, был согласован со всеми родами войск, сражавшимися за плацдарм, так как всего лишь через несколько секунд засвистела новая волна снарядов.
— Закрыть люки! — приказал Фашиньский.
— В укрытие! — крикнул Гайда. Он загонял своих автоматчиков в окопы, вырытые в насыпи, добродушно подталкивая нерасторопных.
— Начинайте бой, гражданин капитан. Который теперь час?
— Час дня. Точно начали. А вы не путайтесь там поверху, пуля чинов не различает.
— Довоенных сержантов не берет, — ответил Гайда. — Давайте сюда. Для обоих места хватит. — Он вскочил в окоп и жестом руки пригласил Фашиньского.
Над насыпью летели комья земли, шипели осколки, сад заволокло дымом и пылью. Эмиль Гайда не ради красного словца сказал, что пуля его не берет. В сентябре 1939 года, защищая Перемышль, он командовал отделением в 7-й роте 53-го пехотного полка. Во время сильного артиллерийского обстрела его ранило осколком, и немцы взяли Гайду в плен. Сначала его повезли в госпиталь в Унтервальден, чтобы потом, вылечив, отправить в лагерь.
Это было в Германии. Сестру в госпитале звали не то Улей, не то Урсулой. Она была полька. Она достала ему одежду и помогла бежать. Идя ночами, Гайда прошел через всю оккупированную гитлеровцами страну и под огнем часовых пересек «зеленую» границу. Когда в 1941 году началась война, Эмиль добровольцем ушел на фронт, в Красную Армию, сражался в мотопехоте гвардейского танкового корпуса под Орлом и Воронежем, на Таманском полуострове, под Сталинградом. Его уважали, чувствовал он себя как в родной семье, но, когда узнал, что началось формирование польской дивизии, пробрался в Сельцы.
Под Ленино Гайда уничтожил немецкое пулеметное гнездо, за что получил Виртути Милитари. Этот крест помог ему в Люблине очаровать молодую хозяйку, у которой он стоял на квартире.
Снаряды рвались все реже, тяжелая артиллерия методично вела беспокоящий огонь. Эмиль вытащил из кармана махорку, скрутил папиросу и, закурив, вспомнил вишневый суп с молодой картошкой. Хорошо она его варила! Сразу же после войны они, конечно, поженятся с этой девушкой из Люблина.
В небе показались бомбардировщики. Оглушенные артиллерийским обстрелом, танкисты и солдаты в око: пах услышали вой моторов, только когда самолеты были уже совсем близко.
— Три, шесть, двенадцать… — считал Фашиньский, задрав голову, и, подтянувшись на руках, сел на бруствер, чтобы лучше видеть. — Восемнадцать, двадцать один…
Самолеты шли тройками. Высокие тополя заслоняли некоторые подлетающие звенья.
— «Юнкерсы»! Те самые, что в сентябре тридцать девятого… Все еще не перебили их. Размножаются, как клопы под обоями, — выругался Гайда.
Капитан сидел на краю окопа. По опыту он знал, что успеет соскочить на дно рва, если бросят бомбы. И тут он заметил небольшую амфибию. Она ехала по дороге вдоль дамбы. В офицере, сидящем рядом с водителем, он узнал подполковника Петра Чайникова — командира полка. Бросившись им наперерез, Фашиньский на ходу прямо с откоса насыпи вскочил в машину.
— Сколько переправили? — спросил подполковник.
Кудахтали зенитные орудия, трещали ручные пулеметы, перекрывая низкий гул моторов тридцати бомбардировщиков. В таком грохоте нельзя было разобрать ни слова. Капитан на пальцах показал —два.
Усатый водитель амфибии, солдат из саперной бригады 8-й армии, вовремя уловил изменение в реве моторов. Он резко свернул с дороги в широкий капонир, оставшийся после грузовика, и затормозил.
Свист зловеще нарастал. Бомбы градом посыпались на землю. Амфибия подпрыгнула от взрыва. Горячая волна обожгла лица. От грохота разрывов, казалось, раскалывается голова.
Срезанная осколком, затрещала вершина тополя и поникшими ветками обмела запыленный капот. Водитель включил заднюю скорость, быстро вывел машину из укрытия и, подняв фонтан воды, въехал в рукав Вислы.
Амфибия проскочила заросшую ивняком песчаную отмель, когда немецкие бомбардировщики под сильным артиллерийским огнем рассыпались и стали поворачивать. Одному на вираже снарядом разорвало крыло. Машина с воем понеслась к земле. Столб огня взметнулся из-за тополей.
Амфибия съехала в Вислу. Взяв направление к югу, чтобы не снесло течением, они поплыли на восточный берег. Вновь заговорила артиллерия.
Слева двигался паром. Танки, замаскированные зелеными ветками, делали его похожим на плывущий остров. Номеров машин видно не было.
А впрочем, и неважно, кого переправят раньше, кого позже. Все равно будем ждать, пока на западном берегу не сосредоточится весь полк. Танки должны идти в бой все сразу. Только в массе они составляют силу, броневой кулак, которым можно нанести удар. Фашиньский думал уже о том, как и когда перебросит он на плацдарм цистерны с горючим, колонну с боеприпасами, ремонтные мастерские, — словом, все свое техническое хозяйство, без которого полк не может сражаться. Но переправа дешево не обойдется, много крови будет пролито. Кому из нас первому этот бой предъявит счет?
На мели водитель перевел передачу на колеса и включил скорость. Машина выволокла за собой косу зелени, опутавшей винт. Песчаный берег был изрыт разрывами бомб. Прокладывая дорогу, приходилось объезжать воронки. Саперы из штабной роты бригады засыпали их.
У высокого откоса стояла группа людей. Офицер, в котором Фашиньский узнал врача 1-го полка поручника Стаха, склонился над кем-то лежащим. Проезжая мимо и не останавливаясь, Фашиньский спросил саперов:
— Кого ранило?
— Девушку! — ответили. — Иренку из взвода связи.
…Когда она пришла в Сельцы, ее хотели направить в женский батальон, но она просилась в другое подразделение, в такое, которое сражается на передовой. «Может, к танкистам?» — пошутил офицер из комиссии по распределению. «Именно». Сказала, что окончила семь классов средней школы в Жешуве, хотя училась еще и в Ташкенте в фельдшерском техникуме. Но тогда бы ее послали работать вместе с врачами! А так она стала телефонисткой. Генералу Межицану полюбилась эта полная блондинка, и он шутя называл ее не плютоновый, а полутоновый.
Утром 9 августа плютоновый Ирена Шиманьская и Галина — сестра убитого под Ленино поручника Мечислава Калиновского — получили задание протянуть телефонную линию на переправу. Уже в конце работы, буквально на последних метрах, на откосе Вислы их застал налет. Спрятаться было негде. Лежали прямо на песке, в пыли и дыму. Осколками разорвавшейся бомбы Шиманьскую ранило в ногу, а Калиновскую — в руку и грудь. Из двух тысяч двухсот пятнадцати вступивших в бой солдат танковой бригады девушки первыми пролили здесь свою кровь.
Когда самолеты улетели, Шиманьская попробовала встать, но от сильной боли упала. Вскоре к ним подбежали старший врач 1-го полка поручник Леон Стах и санитарный инструктор. Девушек быстро перевязали и вызвали машину, чтобы отправить их в тыл.
Но Ирена села около аппарата, покрутила ручку и вызвала номер.
— Оставь эту коробочку. Ты ранена.
Она подняла на врача удивленные глаза. В уголках глаз еще блестели слезы.
— Уже меньше болит. Я останусь.
Так, с осколком в ноге, девушка до конца боя оставалась у своего аппарата.
В перерыве между налетами переправленные за Вислу автоматчики отдыхали, уплетая яблоки из сада.
Показался виллис генерала Межицана. Генерала узнавали по большой трубке, а его виллис — по высокой антенне радиостанции.
Навстречу командиру бригады выбежал капитан Виктор Тюфяков. Высокий, стройный, гибкий, как лоза, он на бегу натянул на кудрявую голову шлем. Доложил, что на этом берегу шесть машин.
— Мало.
— Сейчас будут еще две. — Своими веселыми, упрямыми глазами командир 1-й роты смотрел на генерала.
