Наталья Горбаневская - Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади
Литвинов: Мы знакомы примерно два года. Встречались то часто, то редко. Перед 25 августа – приблизительно за неделю.
Прокурор: Причина вашего звонка Корховой?
Литвинов: Я хотел, чтобы на площади был человек, ничего не знающий: я был уверен, что будет провокация, и хотел, чтобы на площади присутствовал человек, который мог бы объективно осветить происходящие события.
Прокурор: Какие у вас отношения с Русаковской?
Литвинов: Фактический брак в течение нескольких месяцев.
Прокурор: Известно ли вам, что Русаковская была на площади? Как и когда она узнала о готовящемся событии? Ставили ли вы ее в известность?
Литвинов: В известность не ставил, но в остальном отказываюсь отвечать, так как Русаковскую отклонили как свидетеля.
Прокурор: Представляли ли вы себе, что ваше появление около автомобильной трассы может повлечь за собой нарушение движения?
Литвинов: Не представлял, так как знал, что там нет автомобильного движения.
Прокурор: А знали ли вы, что то, что вы собирались сделать, представляет собой нарушение закона?
Литвинов: Я знаком с Конституцией и законом. Я считаю, что статья 1903 не отменяет гарантированную статьей 125 Конституции свободу демонстраций. Я не собирался нарушать закон и считаю, что я его не нарушил.
Прокурор: Вы так хорошо знаете статьи Конституции о своих правах, а знаете ли вы 130 статью Конституции?
Литвинов: Я не знаю по номеру, но содержание, наверно, знаю.
Прокурор: Статья 130 обязывает каждого гражданина соблюдать законы.
Литвинов: Я хотел соблюдать закон и считаю, что соблюдал его.
Прокурор: Знаете ли вы 112 статью Конституции?
Адвокат Каминская: Возражаю против вопроса прокурора. Мы рассматриваем конкретное предъявленное обвинение, и нет никаких оснований устраивать здесь экзамен по знанию Конституции.
Судья: Ваш следующий вопрос, товарищ прокурор.
Прокурор: Чем вы объясняете, что вы нарушили свою основную конституционную обязанность трудиться?
Литвинов: Я не повинен в этом. Виновны те, кто незаконно уволил меня и кто не принимал меня на работу.
Прокурор: Если вы считали свое увольнение неправильным, обращались ли вы с жалобой в надлежащие инстанции?
Литвинов: Я обращался в городской совет профсоюзов, и мне сказали, что дело судом принято не будет.
Прокурор: На какие средства вы жили?
Судья: Товарищ прокурор, суд уже уточнял этот вопрос.
Прокурор: Оказывали ли вы материальную помощь своему ребенку?
Литвинов: Когда я работал, я давал 30—40 руб. в месяц в соответствии с заработком. В последнее время, когда я не работал, – немного меньше.
Адвокат Каминская: Какую должность вы занимали в институте?
Литвинов: Ассистент.
Каминская: Это конкурсная должность?
Литвинов: Да. Увольнение с конкурсной должности не разбирается судом.
Каминская: Считаете ли вы, что уклонялись от своих конституционных обязанностей?
Литвинов: Ни в коем случае. Я старался найти работу.
Каминская: Почему вы говорите, что были формально уволены за прогул?
Литвинов: Потому что у нас это было обычным делом, что преподаватели подменяли друг друга во время лабораторных работ. Я пропустил два дня, предварительно договорившись. Мне было сделано замечание в учебной части, что я не поставил учебную часть в известность об этом. Однако после этого меня – как лучшего преподавателя – направили в командировку для обмена опытом. После возвращения меня уволили за пропущенные два дня.
Каминская: Выкрикивали ли вы лозунги аналогичного с плакатами содержания?
Литвинов: Я ничего не выкрикивал и не слышал, чтобы кто-нибудь что-нибудь выкрикивал.
Каминская: Считаете ли вы тексты лозунгов ложными или клеветническими?
Литвинов: Я не считаю их ложными и не считаю, что они носили клеветнический характер.
Каминская: Видели ли вы хотя бы одну машину, выходящую из Спасских ворот?
Литвинов: Нет, не видел.
Каминская: Оказывали ли вы сопротивление лицам, которые вас задерживали?
Литвинов: Не оказывал.
Каминская: Чем вы отвечали на удары, которые вам были нанесены?
Литвинов: Ничем. Я продолжал сидеть, так же как и мои товарищи.
Каминская: Видели ли вы, чтобы кто-нибудь оказывал сопротивление?
Литвинов: Нет, никто сопротивления не оказывал.
Каминская: Вы могли бы опознать людей, которые вас задерживали и били?
Литвинов: Кое-кого могу опознать.
Адвокат Калистратова: Вы сказали, что держали лозунг. Вы один держали его или с кем-нибудь?
Литвинов: Мы держали вдвоем. Вторым был Делоне или Файнберг.
Адвокат Монахов: С того момента, как вы развернули плакаты, вы оставались на тротуаре? Или сошли на проезжую часть?
Литвинов: Я не сходил с тротуара и вообще не знал, что там есть проезжая часть.
Народный заседатель: Вы сказали о том, что будет провокация.
Литвинов: Да, я был в этом убежден.
Народный заседатель: Почему вы не заявили в органы охраны общественного порядка, чтобы вас оградили от провокации? ( Смех в зале .)
Судья: Прошу прекратить смех. Здесь не происходит ничего смешного.
Литвинов: Так как провокация должна была быть связана с моими действиями, то о чем же я должен был заявлять, кого предупреждать?
Адвокат Каминская: Предполагали ли вы, идя на демонстрацию, что с вами поступят так, как поступили? И знали ли вы, что, поступая так, вы навлекаете на себя опасность привлечения к ответственности?
Судья: Товарищ адвокат, суд делает вам замечание. Вы подсказываете подсудимому ответы.
Каминская: Чем вы объясняете, что вы пошли на площадь, зная, что вам предстоят серьезные неприятности?
Литвинов: Я был глубоко убежден в правоте своих действий и как советский гражданин был обязан протестовать против грубой ошибки, совершенной правительством.
Допрос подсудимого Бабицкого Константина Иосифовича
Бабицкий: Полагая, что ввод советских войск в Чехословакию наносит прежде всего большой вред престижу Советского Союза, я считал нужным довести это свое убеждение до сведения правительства и граждан. Для этого в 12 часов 25 августа я явился на Красную площадь, сел на тротуар около Лобного места и поднял плакат. Очень быстро, через полторы-две минуты, около нас оказалось 5-6 человек в штатском, которые очень грубо и резко вырвали у нас плакаты. Никто из нас не оказал сопротивления. При этом люди в штатском выкрикивали грубые оскорбления. Один из них выкрикивал: «У, сука, антисоветчик».
Судья: Я прошу вас, Бабицкий, не повторять в зале суда эти выражения. Вы с высшим образованием, работаете в Институте русского языка. Хотя они цензурные, но в зале суда их не следует употреблять. Достаточно сказать, что это были грубые выражения.
Бабицкий: Хорошо. Тот человек, который вырвал плакат у меня и Файнберга, два раза ударил его по лицу, по зубам, в результате чего зубы были выбиты и пошла кровь. После этого сбежался народ. Мы сидели минуты три, окруженные довольно большой толпой – человек пятьдесят. Во время этого происходил обмен мнениями между сидевшими и стоявшими. Слышались оскорбительные выкрики лиц, отнимавших плакаты. Одной женщине, которая возмутилась текстами плакатов, я сказал: «Друзья, это великая ошибка, мы теряем своих лучших друзей, чехов и словаков». Больше как будто ничего не говорил. Все было без крика, в этом не было необходимости. В толпе было в большей степени недоумение: «Что произошло?» После этого те люди стали поднимать нас и уводить, говорили бранные слова, толкали в бок и в спину. Доведя до машины, два человека впихнули меня туда.
Судья: Вы не отрицаете, что вы были на Красной площади и держали плакат? Какой плакат вы держали?
Бабицкий: Я называл его уже на предварительном следствии: «Ať žije svobodné a nezávislé Československo!»
Судья: Откуда у вас в руках появился этот плакат?
Бабицкий: Я предпочитаю не отвечать на этот вопрос. Я полагаю, что задача обвинения – доказать, что был факт преступления, а задача суда – дать оценку этому факту, иначе может быть совершена судебная ошибка.
Судья: Показания подсудимого в совокупности со всеми другими доказательствами помогут суду сделать оценку. Если вы не желаете отвечать, вы можете не отвечать. Вы принесли его с собой?
