Наталья Горбаневская - Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади
Богораз: Нет, я этого не считаю. В этих лозунгах не было никаких измышлений.
Калистратова: Когда вы для себя решили выступить с протестом, думали ли вы, что можете нарушить общественный порядок?
Богораз: Я специально думала об этом, так как я знала об ответственности за нарушение общественного порядка, и я сделала все, чтобы его не нарушить. И я его не нарушала.
Адвокат Поздеев: В течение какого времени продолжалось это событие на Лобном месте?
Богораз: Не более 10 минут, скорее даже меньше.
Поздеев: Проезжали ли в это время машины по площади?
Богораз: Нет, в это время не было ни одной машины, за исключением той, которую пригнали, чтобы нас увезти.
Поздеев: Вы не помните, как был одет Литвинов?
Богораз: Кажется, белая рубашка и серые брюки.
Адвокат Монахов: Скажите, вы сидели на проезжей части или на тротуаре?
Богораз: На тротуаре. Вплотную к стенке Лобного места.
Монахов: Могли вы мешать проезду машин?
Богораз: Нет, не могли. Да там и машин не было.
Судья: А толпа, собравшаяся около вас, была тоже на тротуаре или на проезжей части?
Богораз: Я не считаю, что там есть проезжая часть, но собравшиеся люди были не на тротуаре.
Допрос подсудимого Литвинова Павла Михайловича
Литвинов: Вкратце я остановлюсь на мотивах моего поступка. 21 августа советские войска перешли границы Чехословакии. Я считаю эти действия советского правительства грубым нарушением норм международного права и нарушением статьи конституции о праве наций на самоопределение. Как советский гражданин я считал необходимым протестовать – так или иначе. Демонстрация – это законная форма выражения протеста. Поэтому 25 августа я пришел на Лобное место и поднял плакат. Сразу, как только мы сели, к нам бросилась группа людей. Они бежали быстро, с разных сторон. Подбежав, они вырвали плакаты. Первыми ко мне подбежали мужчина с портфелем и женщина с сумкой. Мужчина портфелем нанес мне несколько ударов, в том числе по голове. Возможно, удары наносила и женщина. Раздался треск, и, оглянувшись, слева от себя я увидел окровавленное лицо Файнберга – у него были выбиты зубы. На нас бросились сначала 5 или 6 человек, потом их стало больше. Женщина с сумкой кричала все время в сторону, явно собирая толпу. Эти люди кричали: «Хулиганы, тунеядцы, антисоветчики!» Остальная толпа недоумевала. Некоторые граждане задавали вопросы. Практически они не могли понять, в чем дело: они не успели увидеть содержание плакатов.
Люди задавали вопросы, зачем мы здесь, мы спокойно отвечали, объясняя причину демонстрации. Кричали и шумели только те граждане, которые напали на нас. После этого нас стали затаскивать и впихивать в машины эти же граждане. Сопротивления мы не оказывали, хотя они не имели никаких знаков отличия и ничем не могли доказать свое право арестовывать нас. Мы не видели никого в форме, никто не предъявлял нам документов. Меня впихнули в машину, где было человек шесть. Мы провели целый день в 50-м отделении милиции, где мы сразу потребовали произвести судебно-медицинскую экспертизу по поводу выбитых зубов Файнберга.
Судья: Вы держали в руках плакат. Откуда он появился?
Литвинов: Я не снимаю с себя ответственности ни за один плакат, бывший на площади, и не вижу причины отвечать на этот вопрос.
Судья: Вы пришли на площадь один?
Литвинов: Я отказываюсь отвечать.
Судья: Была ли договоренность с другими подсудимыми о времени и месте встречи?
Литвинов: Не было.
Судья: В материалах дела отмечено, что вы нигде не работаете. На какие же средства вы живете? Ведь у вас есть ребенок, которому вы должны помогать.
Литвинов: Я был уволен в начале этого года формально за прогул, но фактически не за это, так как никаких замечаний по работе у меня не было. Однако меня уволили. Существовал я на переводы и частные уроки. Имена лиц, которым я давал частные уроки, я называть не собираюсь. Я все время пытался устроиться на работу. Подавал на конкурс в два вуза. Обратился в комиссию по трудоустройству в горисполком. Там мне предложили работу, но меня на эту работу не взяли, так как она не соответствовала моей специальности.
Затем начал оформляться в Институт горного дела, но оформление затянулось. В августе я устраивался на завод. Разные люди пытались мне помочь, но безуспешно. Я старался зарабатывать уроками и переводами и давал деньги на воспитание сына, но меньше, чем обычно.
Судья: Накануне 25-го вы звонили кому-нибудь из знакомых?
Литвинов: Да, я звонил своей знакомой Инне Корховой 24-го и назначил ей свидание у метро «Проспект Маркса» в половине двенадцатого без объяснения причин. Встретившись, мы пошли в сторону Красной площади, я ей тоже ничего не объяснил. Сказал только: «Останься на тротуаре и смотри на все, что будет». После этого я увидел ее только в милиции.
Народный заседатель: Почему вы выбрали именно Лобное место?
Литвинов: Основные мотивы: отсутствие движения транспорта; и Красная площадь – это подходящее место для предания гласности обращения к правительству.
Народный заседатель: Кто выбрал место и время?
Литвинов: Я отказываюсь отвечать.
Судья: Как давно вы знаете остальных подсудимых и в каких отношениях с ними состоите?
Литвинов: Богораз – около двух лет, мы друзья. Бабицкого – полгода-год, знаю мало, но отношения у нас хорошие. Дремлюгу – 4–5 месяцев, виделись не часто, отношения хорошие. Делоне знаю лет 15, последнее время видел его редко, близких отношений между нами не было.
Прокурор: Когда в последний раз перед 25 августа вы виделись с каждым из подсудимых?
Литвинов: Не помню и отказываюсь говорить о других. Когда мы виделись в последний раз, не имеет отношения к делу.
Прокурор: В каком месте вы встретились с Богораз?
Литвинов: Недалеко от Лобного места.
Прокурор: Была ли между вами предварительная договоренность?
Литвинов: Не было.
Прокурор: Значит, это случайное совпадение?
Литвинов: Думаю, что это не случайное совпадение.
Прокурор: Как же вы так говорите?! Вот вы физик, должны рассуждать логично. Если это не случайность, значит, была договоренность.
Литвинов: Нет, это не противоречит логике. Я могу вам предложить несколько вариантов иных возможностей. Например – я не утверждаю, что так было, но возможен следующий вариант: некое третье лицо сообщило и мне, и Богораз о том, что 25-го готовится демонстрация. Мы могли там встретиться без всякой предварительной договоренности, но в то же время не случайно.
Прокурор: Если бы вы были один, вы бы все равно пошли?
Литвинов: Безусловно.
Прокурор: Чем вы объясните, что вы оказались 25-го именно в 12 часов на Красной площади?
Литвинов: По-моему, это не имеет отношения к существу дела.
Прокурор: Вы должны быть заинтересованы в выяснении всех обстоятельств, связанных с этим делом, а вы все время отказываетесь отвечать.
Литвинов: Я не вижу ничего предосудительного ни в моих действиях, ни в действиях других подсудимых.
Прокурор: Если вы не видите состава преступления, то тем более непонятно, почему вы не хотите говорить о них.
Литвинов: Потому что обвинение считает их преступными, я не хочу ему помогать.
Прокурор: Но я спрашиваю о ваших поступках.
Литвинов: Я отказываюсь говорить о себе то, что может служить отягчающим обстоятельством для других.
Прокурор: Какой вы держали лозунг?
Литвинов: Содержание лозунга: «За вашу и нашу свободу», но я не снимаю с себя ответственности ни за один лозунг.
Прокурор: Каков внешний вид плаката?
Литвинов: Кусок полотна с палочками, длиной 20—25 см.
Прокурор: Как вы были одеты?
Литвинов: В белой рубашке и серых брюках.
Прокурор: Могли ли вы спрятать плакат в одежде?
Литвинов: Отказываюсь отвечать.
Прокурор: Почему вы отказываетесь отвечать? Ведь это имеет прямое отношение к фактическим обстоятельствам дела.
Литвинов: На мой взгляд, фактические обстоятельства заключаются в том, что мы сели на тротуар и подняли плакаты.
Прокурор: Как давно вы знакомы с Корховой и когда вы встречались с ней в последний раз?
Литвинов: Мы знакомы примерно два года. Встречались то часто, то редко. Перед 25 августа – приблизительно за неделю.
Прокурор: Причина вашего звонка Корховой?
