Наталья Горбаневская - Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади
10
Честно говоря, я даже чуть-чуть умерила эту эмоциональность, но Илья, принеся мне очерк незадолго до своего ареста, дал мне карт-бланш на любые исправления и редактуру. Только в том виде, как он напечатан в моей книге, очерк и сохранился (и перепечатан в посмертно изданной книге его стихов, воспоминаний и публицистики): все черновики я, конечно, уничтожала.
11
Решата Джемилева, активиста крымско-татарского движения, мы (я и Литвинов) встретили у С. В. Калистратовой, когда пришли предупредить ее о готовящейся демонстрации. Он горько сожалел, что не может принять участия в демонстрации, так как у него свои обязанности внутри национального движения. Тем не менее он пришел на площадь и издалека наблюдал ход демонстрации. Вообще, как можно заметить, среди подписей под этим письмом – необычно высокая доля крымско-татарских активистов.
12
Впрочем, как показывает его книга с воспоминаниями о лагере, у уголовников он скоро стал личностью высокоценимой: все ж таки поэт (а не просто студент).
13
Здесь, наверное, уместно рассказать об их дальнейшей судьбе. Лариса Богораз (1929—2004), вернувшись в 1972-м из ссылки, вышла замуж за Анатолия Марченко, родила второго сына и делила Толину судьбу. Получив в день вторжения в Чехословакию год лагеря, он был уже там приговорен на новый срок и вышел в 1971, в 1975–1979-м отбывал ссылку в той же самой Чуне, где перед тем была в ссылке Лариса, в 1981-м арестован снова и осужден на 10 лет лагеря и пять – ссылки. Лариса принимала активное участие в правозащитной деятельности, одним из зачинателей которой была в 60-е годы. В 1987-м, уже после трагической гибели Анатолия Марченко, была в числе основателей общества «Мемориал». В 1990-е продолжала правозащитную деятельность, в особенности занималась распространением правовых знаний.
Константин Бабицкий (1929—1993) после ссылки не получил ни возможности работать по специальности, ни разрешения жить в Москве. Жил в Костромской области, в Москву вернулся лишь незадолго до смерти.
Вадим Делоне (1948—1983) после лагеря женился на Ирине Белогородской, вскоре во второй раз арестованной. Под давлением ГБ вместе с женой выехал в эмиграцию. Жил и скончался в Париже. Уже после смерти вышла его книга «Портреты в колючей раме», удостоенная литературной премии имени Даля, и книга стихов. Владимир Дремлюга заработал в лагере второй срок (еще три года) по той же статье 1901, после освобождения эмигрировал. Живет в США.
Павел Литвинов, вернувшись из ссылки в 1972-м, получил недвусмысленное предложение эмигрировать: «Не поедете на запад – поедете на восток». Живет в США, преподает физику и математику.
14
То есть не направила дело в суд на снятие принудительного лечения или хотя бы на перевод в психиатрическую больницу общего типа.
15
Виктор Файнберг был освобожден только в 1973 году. В психиатрической тюрьме держал неоднократные голодовки и сумел передавать сведения о них на волю. После освобождения эмигрировал, жил в Лондоне, где принимал активное участие в борьбе английских психиатров и деятелей культуры против психиатрических репрессий в СССР и, в частности, в борьбе за освобождение Владимира Буковского, осужденного в 1972-м на 7 лет тюрьмы и лагеря и 5 лет ссылки главным образом за обширную документацию о психиатрических репрессиях (составленную отчасти не без помощи той же С. В. Калистратовой). Продолжал борьбу против карательной психиатрии в Париже, куда переселился в конце 70-х и где живет по сей день.
16
Написано по моей просьбе специально для «Полдня».
17
Самый радикальный документ «Пражской весны», требовавший уже не столько демократизации, сколько демократии и свободы. Поясню остальные чешские и словацкие имена, встречающиеся в этом резюме: Рудольф Сланский, первый секретарь ЦК КПЧ, и Владо Клементис, член политбюро ЦК КПЧ, министр иностранных дел ЧССР, в 1952-м осуждены на показательном процессе и повешены. Йозеф Смрковский (1911—1974), в 1968 году один из самых честных и радикальных лидеров КПЧ, с 1969 года устранен из политической жизни.
18
Ольга Иофе, политзаключенная в 1969—1972 годах, и Ирина Каплун (1950—1980), политзаключенная в 1969—1971 годах. Они были арестованы в декабре 1969-го, когда готовили новую демонстрацию – против предполагавшейся реабилитации Сталина.
19
В 1990-м, когда нас пригласили в Прагу, жители города Градец-Кралёве подарили нам фотографию семи березок, посаженных в 1968 году в нашу честь и выросших к тому времени в высокие деревья (см.: Русская мысль. 1990. 3 сент.).
20
Хотя уже в книге было написано, что Татьяна Баева была восьмым участником демонстрации (см. ее рассказ в первой части «Полдня»), в 1983 году я предпочла не останавливать на этом внимание потенциальных читателей из органов: Таня жила в СССР, и незачем было лишний раз напоминать об ее поступке.
21
В эпилоге я теперь уже раскрыла его имя – это был Виктор Красин. Может быть, стоит рассказать еще одну деталь нашего первого разговора. Кроме «отменил» или «запретил», Красин еще сокрушенно сказал: «Как можно было терять таких людей? Лариса – незаменимый человек по связи с лагерями… Павел – замечательный составитель книг о политических процессах…» – так он, как о функционерах, говорил о тех, кто считал его близким другом. Может быть, отчасти этим «фуцкционерским» подходом – большинству из нас глубоко чуждым – можно объяснить поведение Красина во время следствия и суда в 1973—1974 годах. Этот подход, кстати, ярко проявился в том, как он и Якир явочным порядком, не предупредив будущих членов, создали Инициативную группу по защите прав человека в СССР (см. об этом воспоминания Леонарда Терновского).
22
Это я писала еще до того, как Милан Кундера объявил, что русские танки привезли в Чехословакию… Достоевского. Но на это эссе Кундеры тогда же отлично ответил Иосиф Бродский. См. эссе «Почему Милан Кундера несправедлив к Достоевскому» (Континент. 1986. № 50).
23
«Ту ночь» я провела в этой КПЗ (камере предварительного заключения, которая собственно не «камера», а небольшая «внутрянка» – внутренняя тюрьма – с двумя рядами камер по обе стороны коридора), в камере на нетопленой стороне коридора. Начальство распорядилось меня одну именно туда посадить. Я бегала по камере, чтобы согреться, потом сон меня смаривал, но очень быстро я просыпалась от холода. Однако там был и свой «Санта-Клаус»: дежурный милиционер всю ночь отпаивал меня горячим чаем.
24
Решка – тюремная решетка.
25
Гудки электричек, шедших от Савеловского вокзала к Белорусскому, доносились до тюрьмы, и я явственно представляла себе платформу на Бутырском Валу, но ее там нет.
26
В 227-й камере (на т. н. спецу) я сидела в Бутырской тюрьме до отправки на экспертизу.
27
ДОК – деревообрабатывающий комбинат, где тогда работала Лариса.
