Борис Зотов - По следам золотого идола
- А вы кто же такие будете?
- Да мы... В общем, мы, вот...
Сашка развернул сверток, который он все время держал под мышкой.
- Видите, - он показал надпись, - это его. Мы нашли в старом окопе.
- Заходите. Нора, сиди!
В доме было прохладно, видимо, от свежевымытого влажного дощатого пола. Окна затенены густым тюлем.
- Садитесь, садитесь... Ой, как же это все... Ведь он, Сережа, был моим старшим братом.
Она сняла с полки шкатулку, перебрала лежащие там документы и письма и, наконец, положила на стол старый официальный бланк.
- Похоронка пришла сразу, как мы, эвакуированные, вернулись в город из Капустина Яра. Это было уже в сорок третьем. А через год отца не стало...
Наш приход, фляга погибшего брата, вид фронтового извещения наверное, самого горького документа - все это глубоко взволновало женщину. Надо было уходить: не стоило больше бередить старую, но не зажившую еще рану.
- Так мы вам оставим... Фляга походная, боевая. На память о вашем брате.
- Спасибо, спасибо вам. Уже уходите? Чем бы угостить... Киселя не хотите?
- Благодарим. Нам пора.
- Мы поднялись.
- Ой, погодите... Ребята какие хорошие... Я сейчас.
Немного порывшись на полке, женщина достала толстую тетрадь.
- Сережа был студентом до войны, - сказала она, вытирая пыль с клеенчатой обложки, - каждое лето в экспедиции ездил, куда-то все на Север. Когда в сорок первом уходил на фронт, помню, наказывал сберечь. Что-то там ценное, говорил. Мы эту тетрадку в Капустин Яр увозили. Пробовала я разобрать потом - ничего не понять... Все расплылось. Да и грамоты у меня три класса, четвертый коридор.
Она вздохнула.
- Вот возьмите, может, что прочтете... Может, какая польза в ней. Он, Сережа-то, уж очень горячился тогда. В глубокой тайге раскапывали они древнее поселение, и повезло Сергею: нашел он какую-то бабу. Огромная, говорил, ценность для науки. Только привезти не успел. На будущий год, мол, обязательно - да где там, война началась... Нора, не смей на людей лаять! И будто была та баба из чистого золота.
ЗАПИСЬ 4
Мы сидели в сквере около Вечного огня. Посмотрев, как сменяется пионерский караул, мы снова углубились в тетрадь Сергея Петрова.
Увы, с первого взгляда стало ясно, что все или почти все записи безнадежно испорчены, да и первоначально, видимо, они не были каллиграфическими: скупые, отрывочные строки, сделанные для себя, для последующей расшифровки. Петров писал на привалах, при тусклом свете костра, в низкой палатке при свече, под аккомпанемент бесконечного северного дождя. Писал непослушными от усталости или холода пальцами, почти всегда в спешке.
Более или менее отчетливо читалась последняя запись. Это были стихи-прощание со своей семьей перед уходом на фронт.
Прощайте все, кого я уважаю.
Прощайте, близкие, - вы были так нежны.
Прощайте все. Я скоро уезжаю
Туда, куда билеты не нужны.
- Все это прекрасно, - сказал Митя Липский, наш классный дока по исторической части, которого мы пригласили для консультации, - все хорошо... Но я просто не вижу, чем могу быть полезным в этом деле. Тетрадь, сами видите, того...
Мы угрюмо молчали. Митя приподнял очки с толстыми стеклами и пальцем потер переносицу. Было заметно, что он важничает.
- Впрочем, минутку... Есть современные технические способы восстановления утраченных текстов. Дайте подумать. Может быть, найдутся подходы к этим сферам. Стоп! Кажется, есть!
- Митькина эвээм прокрутила программу и выдает результат, - сказал недоверчиво я.
Липский мотнул головой, его очки-прожекторы сверкнули холодным, режущим блеском.
- Есть! Давайте вашу тетрадь, я покажу одному человеку. Он аспирант Московского университета, приехал в отпуск к родне. Очень компетентный в исторических науках товарищ. Правда, он пишет диссертацию по бересте, то бишь по древним новгородским рукописям, но... в общем, решили!
Липский быстро попрощался и удалился походкой делового человека, умеющего ценить свое и чужое время.
- Серьезный деятель, - не удержался я. - Будущий светильник разума.
- Брось, - возразил Яковенко, - знает, чего ищет, и умеет добиваться намеченного. И тебе бы надо так. А не разбрасываться.
- А что? - пожал я плечами, хотя догадывался, что Сашка имеет в виду.
Я уже почти забыл, а он помнит, что еще в классе шестом-седьмом я увлекся фантастикой и даже сам написал повесть "Погоня за микронами".
- А как же! - с жаром сказал Александр. - Мне тогда твоя писанина во как понравилась! Почему же ты никуда с ней не пошел, не посоветовался? Твои сочинения по содержанию лучшие в классе. Талант надо развивать!
Хорошо Сашке! В большой спорт он не метит; современный волейболист двухметровый гигант, а у него сто восемьдесят три. Будет играть за район для души, а пойдет по отцовской линии. Будет водить автобус.
- Я - ладно, - продолжал Яковенко. - Я моторы люблю, движение. Кончу курсы, получу туристский "Икарус", буду работать водителем, как батя. Буду, допустим, возить иностранцев по городу: ГЭС, Мамаев курган, дом Павлова, головной шлюз Волго-Дона... Красота! А захочется мне учиться - дорога в заочный не заказана.
Что я мог ответить Сашке? Что мои литературные опусы я стесняюсь кому-либо показывать, кроме ближайших друзей? Нет, не очень серьезно все это. Для Яковенко я, может быть, и талант, но все это - масштаб класса, не больше.
ЗАПИСЬ 5
Тот же сквер, та же самая скамейка. Только сидим вчетвером, с нами Андрей. Он подвижен, на мысль и на слово быстр. Телосложение и рост не богатырские, но чувствуется, силенка есть. Фигура легкая, подсушена в экспедициях и турпоходах. В общем, он мне сразу как-то пришелся по душе.
- Итак, что мне удалось установить? - сказал аспирант, открывая красивую кожаную папку. - Вот, прошу взглянуть...
Андрей достал из кармана сильную лупу и показал нам несколько фотографий.
- Пробные снимки в инфракрасном и ультрафиолетовом свете, в прямом и скользящем, - объяснил он. - Пришлось попросить знакомого слушателя школы криминалистики, чтобы сделать все в темпе, без волокиты. Дешифровать удалось лишь две-три страницы - это в общей сложности.
- Ну а что об этой бабе, о золотой? - в порыве нетерпения почти выкрикнул я.
- Сейчас перейдем и к этому.
Андрей посмотрел на меня с мягкой укоризной, как на ребенка, а Липский сострил осуждающую мину - мол, не возникай, теряешь марку в глазах московского ученого гостя.
- Мы собрали все записи... Собственно, тут все на одной странице.
- Почти всю ночь сидели, - не выдержав, торжествующе вставил Митя На, читай!
"Сведениями о том, где находится золотая баба, располагает некто Пирогов, проживающий на реке Вилюга за деревней Малая Слобода".
- Так в чем же дело? - воскликнули мы с Яковенко в один голос. Поехать туда, и все!
- Куда это вы, мальчики, собрались ехать? - раздался вдруг голос за нашими спинами.
Позади скамейки стояла незаметно подошедшая Инга Вершинина, самая красивая девочка из нашего класса. Брюки и кофточка сидели на ней плотно и так ловко, без единой складки, что казались просто второй, внешней кожей. Смотреть на нее - удовольствие, но сейчас...
- Значит, они едут искать что-то ужасно таинственное, а меня не приглашают? Заговор! Ну, что вы смотрите? Хотя бы сообразили познакомить, и то ладно, - наседала Инга.
Состоялась церемония взаимных представлений, я Вершинина уселась рядом с Андреем.
- Так что же это за красавица золотая, о которой Вася Ветров кричал на всю площадь? - Она смотрела не на меня, а на беленькое, похожее на комок ваты облачко, которое как раз проплывало над нами.
- Да я, собственно... Это ценность для науки, понимаешь. Ее только надо найти.
- Ха-ха! И это все?
Я смутился и покраснел. Я очень легко краснею - сосуды, что ли, близко к поверхности расположены, но, в общем, чуть что, особенно когда заходит так называемый мужской разговор в тесной компании, я превращаюсь в рака вареного, хоть плачь. Откровенно говоря, я чуть-чуть влюблен в Ингу. Впрочем, все наши ребята тоже, поэтому каждый хочет себя перед ней показать с лучшей стороны. И тут я оказался не на высоте - шумел, кипятился больше всех, а об этой самой чертовой бабе толком ничего и не знаю. Прокол, как говорит Сашка.
- Позвольте мне, - улыбнулся Андрей.
ЗАПИСЬ 6
Передаю здесь все, о чем рассказал Андрей, в том виде, как было воспринято мной на слух и отложилось в памяти. Может, я что-то упустил или переврал, хотя память у меня - стальной капкан: что схватил, то уж, считай, намертво.
- Собственно говоря, - начал Андрей, - науке известно множество изображений древнеславянских богов - каменных идолов, глиняных и металлических скульптур. Все они, без исключения, довольно примитивны по форме и грубы по отделке, хотя нам известно точно, что древние славяне-художники превосходно изображали зверей, птиц и растения, имели высокий художественный вкус. С трудом можно поверить, что эти идолы могли вызывать религиозные чувства у эстетически развитых людей. Ведь во веки веков к выполнению важнейших религиозных законов привлекались лучшие художники! Что же, славянские Рафаэли, знающие толк в прекрасном, не могли, что ли, создать нечто более впечатляющее? Ведь построенные и украшенные этими художниками храмы-кумирни вызывали восторг у видавших виды иноземных путешественников, были "опус элегантиссимус", как записал один из них. Так в чем же дело? На этот вопрос некоторые ученые отвечают, что так надо, таковы, дескать, были требования к изображению божества. Но все это только предположение, не больше. Главная загвоздка заключается в том, что до нас не дошло ни одного деревянного идола. А таких, несомненно, было много! Притом это были главные, наиболее чтимые кумиры, следовательно, наиболее ценные и в художественном, и в материальном смысле. Об этом писали те же иноземцы-путешественники, об этом есть в наших летописях. Наверняка вам в школе толковали, что Владимир Святославич "постави кумиры на холму: Перуна и Хрса, Даждьбога и Стрибога, и Самарыла, и Мокошь". Причем Перун был "древян" с золотой главою и серебряными усами...
