Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества
В политическом отношении большевистская власть использовала гражданскую войну для окончательной консолидации «комиссародержа- вия». Конституция, утвержденная 10 июля 1918 г., объявляла Россию федеративной республикой Советов, но фактически Советы превратились в придаток однопартийной диктатуры. Мало того, что законы предусматривали пятикратное преимущество в нормах представительства для городских Советов по сравнению с крестьянскими. Сама роль Советов все больше сводилась к простому одобрению решений большевистской партии. В России, писал Ленин весной 1920 г., возникла «самая настоящая «олигархия». Ни один важный политический и организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике [103]
без руководящих указаний Цека партии»[104]. Сложилась новая правящая иерархия. Немецкая революционерка Р.Люксембург, в принципе относившаяся к большевикам с симпатией, уже в 1918 г. прослеживала тенденции, набиравшие обороты в России: «Общественная жизнь постепенно угасает, дирижируют и правят с неуемной энергией и безграничным идеализмом несколько дюжин партийных вождей, среди них реально руководит дюжина выдающихся умов, а элита рабочего класса время от времени созывается на собрания, чтобы рукоплескать речам вождей, единогласно одобрять предложенные резолюции. Итак, по сути, - это хозяйничанье клики; правда, это диктатура, но не диктатура пролетариата, а диктатура горстки политиков, то есть диктатура в чисто буржуазном смысле, в смысле господства якобинцев (перенос сроков созыва съездов Советов с раз в три месяца до раз в шесть месяцев). Более того: такие условия должны привести к одичанию общественной жизни - покушениям, расстрелам заложников и т.д.»[105].
Формально в Советской России еще сохранялись различные левые партии и политические организации, но в действительности им становилось все труднее действовать. 14 июня 1918 г. ВЦИК постановил исключить из Советов правых эсеров и меньшевиков (позднее решение в отношении меньшевиков и части эсеров было отменено). После вооруженных столкновений в Москве между большевиками и левыми эсерами 6 июля 1918г. первые настояли на принятии Пятым съездом Советов резолюции об изгнании из Советов левоэсеровской партии, в 1919 г. Мария Спиридонова и ряд других ее лидеров подвергся аресту. Союз эсеров-максима- листов официально оставался легальной организацией, но его члены подвергались нараставшим репрессиям. Все большую нетерпимость проявлял режим и к анархистам. Так, летом 1919 г. ЧК арестовала делегатов легального съезда Всероссийской федерации анархической молодежи.
Общественные организации были лишены какой-либо самостоятельности и полностью подчинены государству. Согласно программе большевистской партии 1919 г., профсоюзы должны были «прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления всем народным хозяйством как единым хозяйственным целым»[106]. Но, как явствовало из партийной дискуссии 1920 г. по этому вопросу, при всех внутренних разногласиях между внутрипартийными течениями, преобладало представление о том, что прежде необходимо добиться фактического сращивания профсоюзов с «пролетарским» государством. Сами профсоюзы были окончательно пере-
строены на вертикально-бюрократический лад. Их руководство назначалось большевистской партией. Усилилось вытеснение из профсоюзов оппозиционных течений. С этой целью на Втором всероссийском съезде профсоюзов в январе 1919 г. было окончательно одобрено укрупнение профсоюзов по отраслям. Таким образом, большевики, как вспоминал анархо- синдикалист Г.П.Максимов, стремились растворить ненадежные союзы «в общей массе и рассеять ведущих анархо-синдикалистских рабочих в профсоюзах, которые считались «надежными», с их точки зрения. Так им удалось избавиться от таких анархически настроенных профсоюзов, как союзы телеграфистов Петрограда, работников парфюмерной промышленности Москвы, водных транспортников Казани, работников железнодорожных узлов в Москве и Курске... С помощью этих мер и централизации в сочетании с бесцеремонным жонглированием голосами, а кое-где - и с использованием более жестких способов коммунисты захватили в свои руки административные органы профсоюзов»[107]. Последним оставшимся бастионом сопротивления оставался союз рабочих пекарен Москвы, в которой были сильны анархо-синдикалистские настроения. На третьем всероссийском съезде профсоюзов в начале 1920 г. он представлял до трети всех членов союза пекарей; его представители выдвинули идею создания синдикалистской Всеобщей конфедерации труда. Но эта инициатива была незамедлительно задавлена. После того, как московские пекари начали летом 1920 г. забастовку, требуя увеличения рациона хлеба, их союз был распущен, а ведущие активисты - арестованы.
Э.Гольдман, много лет отдавшую участию в рабочем движении, поразило отличие профсоюзов в большевистском государстве от тех, которые она привыкла видеть в других странах мира: «...Профсоюзы превратились в простые подразделения государственной машины, которая полностью контролировала их тактику и действия и руководила ими. Рядовой член вообще не может высказаться в отношении деятельности своего профсоюза; регулярные профсоюзные собрания в западноевропейском смысле отсутствуют, за исключением тех, которые полностью управляются и проводятся большевистской фракцией в каждом профсоюзе»[108].
В действительности профсоюзы в большевистской России предназначены были не для защиты интересов и требований наемных работников, а для организации использования их труда. «Поголовная мобилизация всего трудоспособного населения Советской властью, при участии профессиональных союзов, для выполнения известных общественных работ, должна быть применяема несравненно шире и систематичнее...», - указывалось в программе партии[109]. В условиях «военного коммунизма» через них осуществлялись специальные мобилизации рабочих на фронты и работы, наборы в продотряды и ЧК, а также меры по ужесточению контроля администрации над режимом и ходом труда (они организовывали на предприятиях «рабочие товарищеские суды», которые наказывали тех, кто работал недостаточно «дисциплинированно»).
Убийственными оказались государственные объятия и для другой массовой общественной организации - кооперативов. На 1 января 1917 г. в России имелось 63 тыс. кооперативов всех видов, которые объединяли 24 миллиона человек. Наиболее распространено было кооперативное движение в деревне. С учетом 31 тысячи сельских потребительских обществ с 7,5 миллионами членов, вся кооперация, которая обслуживала сельское население, включала 57 тысяч кооперативов с 19 миллионами членов. Сельская кооперация обслуживала 94 миллиона человек - почти 83% сельских жителей. Имелась и рабочая потребкооперация. На 35 тысяч потребительских кооперативных обществ с 11,5 миллионами членов приходилось 35% товарооборота страны[110]. Конечно, кооперативы преследовали прежде всего коммерческие, а не социально-революционные цели, но нередко оказывались уже налаженными общественными структурами, которые можно было перестроить на нужды прямого продуктообмена между городом и деревней. Именно за это нередко выступали и крестьяне. Однако большевистское руководство не устраивала структура, которую оно не контролировало. В апреле 1918 г. правительство согласилось привлечь кооперацию к закупкам продуктов и их распределению среди населения, но затем огосударствило ее. Согласно декрету Совнаркома о «потребительских коммунах» (март 1919 г.), все жители должны были быть фактически приписаны к местному объединенному потребительскому обществу, контролируемому властями. Декрет Совнаркома от 27 января 1920 г. превратил потребкооперативы в простой распределительный аппарат Наркомата продовольствия. Инициатива «снизу» преследовалась. В ноябре 1920 г. власти арестовали руководителей Союза кооперативов. Тщетно пытался старейший революционер и ученый Петр Кропоткин, сам принимавший активное участие в кооперативном движении, обратить внимание Ленина на необходимость и целесообразность развития кооперации. Председатель Совнаркома только удивлялся: «Вот, живет в стране, которая кипит революцией..., и ничего другого не может придумать, как говорить о кооперативном движении»[111].
Гражданская война послужила для большевиков оправданием для строительства гигантского репрессивного механизма. Пытаясь разоружить население и одновременно постепенно распуская или растворяя отряды Красной гвардии, власть организовала новую, Красную армию, не имеющую ничего общего с признанными ее еще осенью 1917 г. принципами солдатского самоуправления и выборности командиров. Первоначально эти положения еще частично соблюдались. В начале 1918 г. армия формировалась еще на добровольной основе и с избираемыми командирами. Но уже в марте 1918 г. Ленин потребовал ввести обязательную воинскую повинность, ввести в армии необходимую дисциплину и беспрекословное подчинение начальникам, а также широко привлекать в нее прежних генералов и офицеров. 29 мая ВЦИК объявил об обязательном наборе в армию. В июле 5-й Всероссийский съезд Советов принял постановление «О строительстве Красной армии», ввел обязательную воинскую повинность, отменил выборность командиров и ввел строжайшее подчинение подчиненных военнослужащих распоряжениям военного начальства.
