Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества
С июня по декабрь 1918 г. с помощью карательных мер удалось собрать около 60 млн. пудов хлеба, что было недостаточно, чтобы прокормить город и Красную армию. Отношения власти с деревней были безнадежно испорчены. Крестьяне бунтовали и отказывали большевикам в поддержке. Не удивительно, что в течение 1918 - начале 1919 гт. московское правительство утратило власть на большей части территории страны. В середине 1919 г. редактор большевистского партийного органа «Правда» Ю.М.Стек- лов признавал на совещании в ЦК: «...В чисто крестьянских и малопролетарских губерниях Советская власть вообще и коммунистическая партия в частности не имеет социальной базы. Вы не найдете там широких слоев населения, которые преданы нам, разделяют нашу программу и готовы за нас выступить <...> Я говорю о широких массах рабочих, кустарей и главным образом крестьян. Среднюю массу и бедняков мы умудрились от себя отпугнуть <...> Мобилизация провалилась <...> Мы встретили отказы целых профессиональных союзов дать хотя бы одного человека. С крестьянами дело обстояло отвратительно <...> Масса населения настроена безразлично, к нашей партии настроение враждебное»[96]. Крестьянство считало политику правительства новым закабалением. Земля наша, да хлебушко ваш; вода наша, да рыба ваша, леса наши, да дрова ваши, говорил позднее один из крестьян, выступая на 8 съезде Советов[97].
В ноябре 1918 г. центральные власти распорядились провести перевыборы в сельские Советы, после чего объявили о роспуске комбедов и их слиянии с Советами. Но это не изменило основное содержание крестьянской политики. Еще во второй половине 1918 г. в Тульской, Вятской, Калужской и Витебской губерниях была введена система продовольственной разверстки, то есть прямой и безвозмездной реквизиции продовольствия у крестьян. 11 января 1919 г. Совнарком ввел ее по всей стране.
Установив в начале 1919 г. свою власть на Украине, большевики пошли еще дальше. Власти начали отнимать у крестьян захваченные ими помещичью землю и инвентарь и создавать на их основе государственные поместья - советские хозяйства (совхозы). Их управляющими часто назначались бывшие помещики. «...Другого выхода нет», «управляющих из рабочих и крестьян» у нас нет, объяснил член коллегии Наркомата земледелия В.В.Кураев на 2-м всероссийском совещании по партийной работе в деревне[98]. На работу в совхозы в порядке трудовой мобилизации принудительно направляли окрестных крестьян. Все это побуждало сельских жителей считать большевистскую политику новым вариантом барщины и крепостного права и отвечать на это бунтами и восстаниями. Впоследствии от массового насаждения госхозов пришлось отказаться.
В попытке улучшить отношения с крестьянством, 8-й съезд большевистской партии в марте 1919 г. провозгласил принцип «союза с середняком». Были несколько повышены твердые цены на хлеб, к заготовке продовольствия привлекались кооперативные организации. Суть политики властей не изменилась. Однако стало меняться настроение крестьянских масс. Они опасались победы «белой» контрреволюции, справедливо ожидая, что та вернет землю бывшим помещикам. «Крестьянство... оказывает нам доверие... - сообщал в конце 1919 г. председатель Саратовского губернского исполкома В.Радус-Зенькович. - Деникин ужасом перед собой обратил их к нам...»[99]
Но кредита доверия хватило ненадолго. Большевистские власти не только сохранили практику разверстки, но в 1920 г. распространили ее на Сибирь и Туркестан. «...Пока мы не кинем в хлебные места вооруженной силы - хлеба от кулаков не выкачаешь. Очень хорошее действие производит вооруженная сила», - заявил в мае 1920 г. на заседании Сиббюро ЦК РКП(б) заместитель председателя Сибпродкома Г.Е.Дронин[100]. Среди измученного и взбешенного крестьянства стали распространяться лозунги новой, антибольшевистской революции.
Огосударствив промышленность и «покоряя» деревню, большевики попытались обратить в государственную собственность и систему обмена. 21 ноября 1918 г. был примят официальный декрет о государственном снабжении населения. Государственная монополия на торговлю касалась, конечно же, прежде всего, хлеба, но распространялась и на многие другие товары: сахар, чай, соль и др. Правда, на местах случались и послабления. Так, в апреле 1919 г. Президиум Моссовета разрешил свободную мелочную торговлю ненормированными, кустарными и заграничными продуктами и изделиями.
Чтобы помешать людям по собственному почину покупать или обменивать товары в деревне или продавать их в городе, по декрету Совнаркома от 6 августа 1918 г. были образованы заградительные реквизиционные отряды, которые действовали на железнодорожных и водных путях и попросту конфисковывали перевозимые товары. «О возможности привести что-либо из деревни в город, можно было бы написать целую книгу..., - описывала американская революционерка Эмма Гольдман то, что она видела в России в 1920-1921 гг. - Несчастные бедняги, которые наконец-то с неописуемыми трудностями добыли разрешение на поездку, дни и недели терпеливо ожидали возможности поехать на станциях и которые наконец-то, после ужасающей поездки в грязных и переполненных вагонах, на крышах или на подножках сумели раздобыть пуд муки или картошки, должны спокойно терпеть, когда в конце их пути отряд забирает все. В большинстве случаев представители коммунистического государства делят конфискованное между собой... Число арестованных действительных спекулянтов было незначительным по сравнению с толпами несчастных, которые заполнили тюрьмы России за то, что они пытались спасти себя от голодной смерти»[101]. Немалое количество «мешочников» было расстреляно. В то же время, как свидетельствовал Волин, «настоящие спекулянты легко, за небольшую мзду преодолевали «заграждения»»[102].
Российский историк С.А.Павлюченков, подробно исследовавший «тени» политики «военного коммунизма», приводит множество свидетельств
того, что под прикрытием большевистской торговой монополии процветали спекуляция и коррупция, связывавшая партийных функционеров, хозяйственников и тайную полицию ЧК с нелегальными оптовиками и криминальным миром. Рыночная торговля отнюдь не была ликвидирована; просто, перейдя в разгар «теневой» деятельности, она превратилась в источник еще больших прибылей. Такими путями осуществлялось даже снабжение многих государственных предприятий и контор. Знаменитый Сухаревский рынок в «красной» Москве стал настоящим символом эпохи. «Поскольку главкам и организациям ВСНХ было выгодней реализовывать свои товары по ценам вольного рынка, а не отдавать за бесценок для распределения через потребительскую кооперацию, постольку борьба со злом спекуляции носила безнадежный характер..- замечает историк. - Изучая теневую экономику военного коммунизма, нельзя отыскать практически ни одной отрасли национального хозяйства, не вовлеченного в сферу оживленной купли-продажи. Это касается в том числе и объектов национализированной недвижимости - земли, домов, предприятий». Действовал даже финансовый рынок. «Игра на постоянно прыгающих курсах валют доставляла дельцам немалые прибыли. Весной 1920 г. в Одессе, несмотря на жестокие преследования... валютных дельцов, валютная биржа продолжала жить очень интенсивной жизнью».
Уполномоченные продовольственных органов и кооперации, получая товар, частично или полностью сбывали его на рынке. Так же нередко поступала ЧК с конфискованным имуществом. Ревизор Наркомата государственного контроля Б.Н.Майзель «сообщал, что в Екатеринославском ЧК за 20-30 тысяч рублей мог получить пропуск. В Харьковской ЧК почти все обыски, ареста и освобождения осуществлялись ради наживы». Видный чекист Я.Х.Петерс докладывал в марте 1920 г. в Москву, «что особые отделы армий Южного фронта занимаются... спекуляцией, обысками в городе» .
В политическом отношении большевистская власть использовала гражданскую войну для окончательной консолидации «комиссародержа- вия». Конституция, утвержденная 10 июля 1918 г., объявляла Россию федеративной республикой Советов, но фактически Советы превратились в придаток однопартийной диктатуры. Мало того, что законы предусматривали пятикратное преимущество в нормах представительства для городских Советов по сравнению с крестьянскими. Сама роль Советов все больше сводилась к простому одобрению решений большевистской партии. В России, писал Ленин весной 1920 г., возникла «самая настоящая «олигархия». Ни один важный политический и организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике [103]
без руководящих указаний Цека партии»[104]. Сложилась новая правящая иерархия. Немецкая революционерка Р.Люксембург, в принципе относившаяся к большевикам с симпатией, уже в 1918 г. прослеживала тенденции, набиравшие обороты в России: «Общественная жизнь постепенно угасает, дирижируют и правят с неуемной энергией и безграничным идеализмом несколько дюжин партийных вождей, среди них реально руководит дюжина выдающихся умов, а элита рабочего класса время от времени созывается на собрания, чтобы рукоплескать речам вождей, единогласно одобрять предложенные резолюции. Итак, по сути, - это хозяйничанье клики; правда, это диктатура, но не диктатура пролетариата, а диктатура горстки политиков, то есть диктатура в чисто буржуазном смысле, в смысле господства якобинцев (перенос сроков созыва съездов Советов с раз в три месяца до раз в шесть месяцев). Более того: такие условия должны привести к одичанию общественной жизни - покушениям, расстрелам заложников и т.д.»[105].
