Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья.
Приятно было узнать: Дом этот в Тбилиси называют «Домом Давиташвили». Это немалая похвала журналисту, в нужное время сказавшему нужное слово. Я не стану утверждать, что к Дому чая в Тбилиси стоят очереди и что грузины, пренебрегая вином, примутся пить чай. Но лед тронулся, и, ей-богу, грузинский чай стоит того, чтобы его любили и в Грузии.
В других местах нашей страны чай вряд ли нуждается в особой рекламе и пропаганде. Но надо признать: в редких случаях мы пьем чай таким, каким он должен быть — ароматным и вкусным. Приготовление чая — дело не сложное, но требует все-таки и умения.
Всюду ли в российских «чайных» нам подают настоящий напиток? Чаще всего это «что-то коричневое» без вкуса и запаха. Это значит неумелый или нерадивый человек свел на нет весь кропотливый труд чаеводов.
Что касается наших домов, то почему-то ушло доброе время дедовских самоваров. Если гость в доме, то хозяин непременно ставит бутылку.
Часто это и гостю не в радость, и хозяин видит, что выпивка ни к чему, но так уж принято. А ведь чай — прекрасный посредник между людьми. Михаил Давиташвили, о котором я уже говорил, написал интересную, поэтичную книгу о чае (она получила союзную журналистскую премию и скоро выходит в русском издании). В книге, помимо прочего, собраны свидетельства людей, понимавших толк в чае. Вот страничка из старинного манускрипта: «Чай усиливает дух, смягчает сердце, удаляет усталость, пробуждает мысль, не позволяет поселиться лени».
Мой дед Павел был полуграмотным человеком, но и от него я слышал эти слова в детстве за чайным столом.
Фото автора. 21 июля 1967 г.
Мцхета
(Широка страна моя…)
Мцхета. Это название, может быть, и не всем известно. Но место, где сходятся две кавказские реки, воображение рисовало каждому, кто прочитал Лермонтова.
…Там, где, сливался,
шумят,
Обнявшись, будто две
сестры
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный
свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный
дым…
Вот они — Кура и Арагви. И монастырь по-прежнему на своем месте. Лермонтов, стоявший тут более века назад, для постройки, будь она живым существом, показался бы сейчас путником совсем недавним. Постройке тысяча четыреста лет. Если глянуть снизу, с реки, постройка венчает высокую гору и кажется продолжением ее — строгая, величественная и неприступная. Одних она заставляла творить молитву, другие, увидав ее, начинали поэму. В разное время тут побывали Дюма, Горький, Чайковский, Алексей Толстой.
Нынешний путешественник с рюкзаком засыпает экскурсовода вопросами: кто, когда, зачем строил?
Некоторые спешат привнести в историю и свою лепту: карандашом, гвоздем, а то и зубилом, как это сделал некий Миша Ардатов, увековечив свое посещение храма. Камни все терпят.
Самое лучшее время постоять за оградой — вечер, когда волна туристов отхлынула и на горе остаются один только сторож и старая черная лошадь. Сторож тихо покашливает, лошадь гремит металлической цепью. Останки монастыря становятся черными на красном закатном небе. В такую минуту особенно чувствуешь возраст камней.
А под горой в этот час сверкают две реки — Кура и Арагви. Кажется, плавленое серебро стекает из двух долин. И там, где воды сливаются, лежит маленький город. Старый храм на горе выглядит юношей перед сединами этого древнейшего на земле поселения. Пять тысяч лет назад «тут уже было воинственное и густое население».
Мцхета.
Пять тысяч лет — непостижимо огромный срок.
Две любопытные вехи на пути времени: древнейшие изделия — кувшины для вина, в которых поселенцы хоронили умерших, и рядом с раскопками, где кувшины обнаружены, атомный реактор. Два крайних колышка — и между ними пять тысяч лет. Несчетное число войн, цари, глупые и даровитые, славные имена строителей, поэтов и разбойников, язычество и христианство, торговое место на пути из «варяг в греки», нашествие римлян, арабов, турок, монголов, спасительный союз с Россией — все это видел маленький городок Мцхета, бывшая столица Грузии. Четыреста пятьдесят лет назад город уступил первенство молодому Тбилиси и живет теперь рядом с ним седовласым, очень почитаемым старцем. Не вся история древней столицы доступна торопливому глазу туриста. Но многое узнали ученые. Раскопки тут можно вести под любым домом, и сразу же в руки идут находки вековых давностей.
Многие из древних городов являют собою мертвый музей. Мцхета счастливо избежал этой участи. Его тоже называют «большим музеем под небом». Каждый камень, каждый храм, памятник и поворот улицы — тут история. Но город полон жизни. С горы через окошко монастыря в бинокль можно прочитать вывески магазинов.
Только что построенный дом для спортсменов соседствует с домиком, которому тысяча пятьсот лет. Баня двадцативековой давности соседствует с баней на солнечных батареях. Но все, даже самое новое, неминуемо становится прошлым.
В двадцатых годах нашего века в окрестностях Мцхеты построена гидростанция. По плану ГОЭЛРО это была вторая после Волховской стройка. Энергии станции хватало для всей грузинской промышленности. Сегодня у станции та же мощность. Но это уже старушка. Ее тока едва хватает для питания телевизоров.
Надо заметить, нынешние постройки немногочисленны. Это следствие разумного отношения к главному капиталу города. При современных застройках ничего не стоило раздавить бетоном ветхие камни прошлого, как это во многих городах и сделано. Мцхета и этой участи избежал. Город сделался Меккой туристов, художников, архитекторов и ученых…
Сверху особенно хорошо наблюдать Мцхету вечером. Золотистым валом одна за другой уходят от берега горы. Маленькие дома сумрак постепенно соединяет, только два храма по-прежнему выделяются и царствуют над рекой.
Долго не потухает вечернее небо. Золотыми рушниками по красному растянуты облака. Густеет чернота монастырских стен. Монотонный звук снизу из города, шаги сторожа и невидимый вверху самолет дают остро почувствовать бездонную глубину времени, без начала и без конца.
К реке в толще горы есть древний подземный ход. Из-за боязни, что кого-нибудь из туристов привалит, ход заложили камнем. Мы спустились с горы по тропинке и переправились через реку, чтобы пройти по ночным улицам Мцхеты.
Почти любой город ночью по-особому интересен. Но тут, помимо всего, мы услышали песню. Мы разыскали место, где пели, и закончили день в доме, необычном, как и сам город. В кованых подставках горели свечи.
Возле деревянной стены стояла долбленая из липы посуда, в которой мнут виноград для вина. Тут же стояли деревянные бочки.
На крючьях висели связки лука и чеснока. Хор и танцоры мцхетской самодеятельности в этот вечер справляли победу на каком-то большом конкурсе в Тбилиси. Мы сейчас же были посажены за общий стол. Вино из бочки, грузинский сыр, кукурузная мамалыга, помидоры, шашлык, груши и какие-то травы…
Но главное — за столом были песни. Старинные грузинские песни: тягучие, с подголосками, с грустным и озорным переливом, с бешеным танцем и хлопаньем в ладоши. Застольная песня — не то же самое, что песня со сцены, для публики. Песня, прожившая сотни лет, многое может сказать за столом, потому что идет от сердца. Даже не зная слов, угадываешь печаль и радости прожитого людьми…
На горе ночью.
Электростанция.
Снимок Мцхеты сделан с помощью летчиков «Аэрофлота». Пилот вертолета — Завен Шарбатян.
Фото автора. 4 августа 1967 г.
Могила над Иссык-Кулем
Часов десять мы ехали над Иссык-Кулем. Вода отражала небо и была то серой, то бирюзовой, то мягко-молочного цвета. Мы сделали крюк, чтобы поклониться могиле Пржевальского, и километрах в двадцати от нее остановились собрать полевых цветов…
Эти места над Иссык-Кулем Пржевальский видел не один раз. Тут в самом начале очередного похода подстерегла Пржевальского болезнь, которую он не смог одолеть. Старая книга в музее хранит подробности последних дней великого человека. За двадцать часов до смерти Пржевальский позвал лекаря. «Скажите, доктор, я скоро умру?.. Скажите правду. Смерти я не боюсь. Мне надо сделать распоряжения…»
Пржевальский не был женат — «великое счастье может обернуться для меня великим несчастьем». Самые близкие люди — его спутники в путешествиях стояли рядом. «Одно ружье — Роборовскому, другое — Козлову». Так он распорядился лично принадлежавшим ему имуществом. Все остальное, добытое им в трудах, принадлежало России, Россия при жизни воздала Пржевальскому большие почести и признания, назвала одним из лучших своих сынов. «Даже рядового члена его экспедиции во время торжественной встречи ученые пронесли через весь зал на руках».
