История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович
В эти же кризисные дни Временное правительство распорядилось о подготовке отправки столичного гарнизона в окопы, чтобы укрепить шатавшийся под натиском разложения Восточный фронт. Разумеется, солдатские комитеты под влиянием большевистского Военно-революционного комитета отказались выполнять это требование. Так что не случайно в критические дни Октября части петроградского гарнизона отказались поддержать Временное правительство.
Тем не менее надо было на что-то решаться. В условиях, когда власть неумолимо сама собой переходила к большевистскому Петросовету и делегатам II Всероссийского съезда Советов, нельзя было просто ждать, скрестив на груди руки. В своих воспоминаниях бывший министр внутренних дел Временного правительства А. М. Никитин утверждает, что А. Ф. Керенский все-таки решился.
26 октября на парижскую конференцию должны были выехать Терещенко, Прокопович и Скобелев, дабы поставить перед союзниками вопрос о заключении мира. Однако и это намерение оказалось запоздалым. Кроме того, по свидетельству А. И. Верховского, генерал М. В. Алексеев отказался ехать на эту конференцию, считая, что война бесповоротно проиграна и нельзя вводить союзников в заблуждение лживыми речами о продолжении войны [567].
В ходе октябрьских событий в Петрограде, когда Красная гвардия и матросы Балтийского флота уже выдвигались к Зимнему дворцу, а солдаты столичного гарнизона, в основной своей массе державшие вооруженный нейтралитет, блокировали движение по городу, Ставка пыталась отправить на помощь Керенскому и его правительству карательные отряды. Но войска к этому времени практически открыто поддерживали В. И. Ленина в его борьбе за мир и землю, которые большевики обещали уставшей стране. Так, командующий армиями Северного фронта генерал В. А. Черемисов сообщал в Ставку и. о. Верховного Главнокомандующего генералу Н. Н. Духонину: «Против отправки войск из 12-й армии сильно агитируют комитеты. Я сомневаюсь, что ее [карательную экспедицию. -Авт.] можно осуществить… подавляющая часть войск фронта и весь флот стоят за невмешательство в Петроградскую политическую передрягу… наоборот, многие выражали желание помочь большевикам» [568].
Генерал Духонин распорядился подготовить для броска на Петроград и Москву 17-й армейский корпус с Румынского фронта, а также 22-й и 49-й корпуса с Юго-Западного фронта. Но и это предприятие кончилось безрезультатно. А. Ф. Керенский, понимая необходимость нахождения под рукой верных воинских частей, еще в начале осени решил переподчинить 3-й Конный корпус генералу П. Н. Краснову и создать свой собственный резерв недалеко от столицы на случай выступления большевиков. Лучше всего такое мероприятие проходило под предлогом военной необходимости. Уже 2 сентября министр-председатель телеграфировал генералу Краснову: «…ввиду полученных сведений об ожидающемся в Финляндии восстании и в связи с попыткой противника высадиться на берегу Финляндии приказываю немедленно сосредоточить части III-го конного корпуса в районе Павловск – Царское Село – Гатчина – Петергоф» [569].
Однако ничто не помогло изначально недееспособному режиму А. Ф. Керенского удержаться у власти. За три месяца своего безоговорочного правления ни один из кардинальных вопросов – мир и земля – так и не был разрешен последним министром-председателем Временного правительства. Бессмысленная разработка «наилучшего» земельного законодательства, декларативные заявления о грядущем мире без аннексий и контрибуций не могли разрешить назревших и произвольно саморазрешавшихся противоречий. Поведение самого А. Ф. Керенского и его соратников повсеместно стало вызывать раздражение и недовольство. А стремление Временного правительства иметь поддержку слева (большевики), дабы раздавить заговор справа (корниловцы и кадеты), передавали власть в руки Советов, где верховодили сторонники Ленина.
Переход власти в руки большевиков и большевистских Советов, назначение В. И. Ленина главой советского правительства (Совета Народных Комиссаров), безрезультатные попытки частей 3-го Конного корпуса и юнкеров двух столиц вырвать власть из рук устроителей нового переворота фактически выводили Россию из войны. Отказ казаков от движения на Петроград обрекал сопротивление в столице на поражение. А разгром антибольшевистского выступления в Москве окончательно передал власть Совету Народных Комиссаров под председательством В. И. Ленина.
После прибытия в Ставку советского Верховного Главнокомандующего прапорщика Н. В. Крыленко и гибели генерала Н. Н. Духонина, растерзанного толпой солдат на глазах Крыленко, процесс заключения перемирия на Восточном фронте принял санкционированные и организованные рамки. Так, 27 ноября 1917 года перемирие было заключено на Северном фронте, 1-4 декабря – на Юго-Западном, 4 декабря – на Западном, 9 декабря – на Румынском, 18 декабря – на Кавказском фронте. В эти месяцы, еще до заключения мира, началась демобилизация армии, которая в стихийном порядке протекала задолго до прихода к власти большевиков. До Брестского мира 3 марта 1918 года, поставившего юридический итог под участием России – Российской империи в Первой мировой войне, половина войск, еще стоявших к октябрю 1917 года в окопах, уже была распущена по домам.
Брестский мир, отторгавший от тела бывшей Российской империи громадные территории, стал ярким доказательством того, что германская агрессия вовсе не являлась «самозащитой» от Антанты. Переход под юрисдикцию Германии и Австро-Венгрии Польши, Белоруссии, Прибалтики, Украины на деле означал территориальное отбрасывание России в допетровские времена, в начало семнадцатого столетия. Именно такой подход к территориальному пространству России всегда являлся оправданным в глазах государств Запада. Представляется, что союзники России могли только рукоплескать такому решению «русского вопроса» немцами.
Русский фактор получил свое истинное значение в глазах союзников в 1918 году, в ходе весенне-летнего натиска немцев на Западном фронте. С начала войны превосходство союзников базировалось на том простом основании, что львиная доля австрийских вооруженных сил и чуть ли не половина германцев дрались на востоке. Теперь же во Франции и в Италии союзники стали быстро отступать. Мартовское наступление германских армий во Франции стало вторым после первого месяца войны, когда немцы пытались применить в деле «план Шлиффена», кризисом в войне. Именно тогда «Германия была отчаянно близка к тому, чтобы вернуть потерянный ей блестящий шанс на победу, который она упустила в начале сентября 1914 года» [570].
Американцы еще не успели высадить на французскую землю и обучить значительные войска. Падение русской монархии предопределило выход России из войны, несмотря на все усилия англо-французов удержать русских в мировой бойне. Впрочем, нельзя не отметить, что в 1917 году Запад добился по крайней мере одной из своих целей – вывода России из разряда великих держав и ее глобального ослабления в ходе революции, Гражданской войны и разрухи.
Но оставались еще немцы. Лишь тот факт, что немецкие и особенно австрийские солдаты устали от войны, да полтора миллиона штыков, оставленных для оккупации России, спасли англо-итало-французов от поражения. Если в 1914 году немцам не хватило в Битве на марне пятидесяти – ста тысяч штыков, то теперь они оставили на востоке в пятнадцать раз больше, чтобы еще раз испытать горечь поражения, ставшего на этот раз окончательным.
Заключение
11 ноября 1918 года в одиннадцать часов по Гринвичу страны Антанты объявили об окончании Первой мировой войны орудийным салютом. Война, продолжавшаяся четыре года, три месяца и десять дней, как и следовало ожидать после провала шлиффеновского блицкрига в битве на Марне, закончилась победой Антанты над странами Центрального блока. Несопоставимость потенциала противоборствующих блоков после крушения «плана Шлиффена» в августе 1914 года уже не могла быть выправлена никакой военно-экономической организацией, столь блестяще проявленной Германией: «Экономический фактор – истощение сил блока Центральноевропейских держав, предопределенное их геополитическим положением, наряду с вводом в войну огромных резервов Антанты – ресурсов колониальных владений Великобритании и Франции и военно-экономического потенциала США – в конечном счете, решил исход войны» [571].
