Сергей Павленко - Восстание мазепинцев
Вместе с этим посланием И. Мазепе адресовано и письмо миргородского полковника Д. Апостола, который будто подтверждает первое: «…И хотя мне сначала и веры не няли и за караулом держали и описывались к двору царского величества, но оттуду получа указа, отпустили меня за караулом к его царскому величеству, где принят я над сподеванне милостиво, и изволил царское величество того предложения, от вашей милости, добродея, приказанного, выслушать у меня сам зело секретно, и хотя то изволил принять зело желательно и весело, однакож о том сумневался, правду ль я то от вашего сиятельства поведаю, понеже мне от вас на писме подлинно ничего не выражено»[173].
На первый взгляд, эти важные документы содержат очень много информативного материала, который заявляет о неординарной позиции одних из главных участников событий 1708 г. в Украине. Конечно, такие выводы можно сделать, если анализировать лишь эти известия прошлого без учета дополнительных обстоятельств, контекста того времени. Повод усомниться в вышенаписанном и вероятности тайной дипломатии в то время между Петром I и И.Мазепой все же есть.
Апостол принял активное участие в августе 1708 г. в подготовке, а в конце октября — в проведении освободительного восстания. Еще 16 ноября того же года он прислал из Красноколядина полковому обозному Василию Анисимовичу красноречивое письмо, в котором не ощущается пораженческое расположение духа: «Мой велце ласкавый приятелю, пане обозный полку нашего и на місцу нашем зостаючий!
Отпускаючи сторожов наших до Сорочинец, ознаймуем Вашу Милость о том, же войска шведские, почавши от самой Борзны, всюды по городах и селах, для защищения отчизны нашой от наступления московского, аж да самого Ромна, постановлены на станциах; а и около Ромна в полку Лyбенском стоятимуть. Сам зась наяснійший король его милость шведский в Ромні свою станцию имітимет, где и мы з ясневелможным добродієм, его милостию, паном гетманом завтрішнего дня ціле 17-го числа сего місяца прибыти сподіємся, а з оттоль, необавляючися, скоро ку Гадячу ясневелможный добродій з десятма тисячами шведов поспішати будет. За чим яко пред тим многократне о неповіреще жадным плиоткам в. м-ти листовне упоминалисмо; так и теперь, о том же упоминаючи, пилно прекладаем, а бысте прослухаючи о повороті рейментарском, где обрітатимется — як скоро его велъможность до Гадяча прибудет, так зараз в. м-тъ з паном судиею нашим и з панами сотниками для отданъя поклону ясневелможному добродіеви его милости пану гетману туды до Гадяча приездитъ. А если бы там міл хто з грамотами государскими и нового гетмана Шкоропадского просмикатися; теды таковых ловіте и до нас их присылайте. О том всем в. м-ти прекладаючи и приказуючи, Богу Вас поручаем»[174].
Миргородский полковник 20 ноября 1708 г. отъехал от Мазепы. Отход сподвижника гетмана в критический момент после сожжения Батурина есть будто бы следствие его неверия в дальнейшем успехе освободительного дела. Сам И. Мазепа, пораженный разбоем О. Меншикова, на руинах гетманской столицы говорил: «Уже тепер в ньінішнем нашем нещасливом состоянии всі діла иначе пойдут, и Украина Батурином устрашенная боятися будет едно с нами держать»[175].
Итак, Апостол-реалист, убедившись в слабости шведской и украинской армий, их немногочисленности (большинство казацких полков еще к началу освободительной акции по приказу Петра I были выведены с территории Гетманщины), решил прекратить борьбу?[176]
Такая версия имеет право на существование. Но документы дают основание толковать его позицию все-таки иначе. Похоже, миргородский полковник отлучился в Сорочинцы, которые тогда были в стороне от действий вражеских армий, лишь бы найти жену, обеспечить ее безопасность и принять какие-то меры для мобилизации казаков. Это, в частности, подтверждал на допросе 14 июля 1709 г. лубенский полковник Дмитрий Зеленский, который сообщил, что он, получив «ведомость о смерти дочери своей, то просился у Мазепы для погребения оной в Лубны, в чем ему помагал миргороцкой полковник, по которому прошению отпущен он з дороги, как шли из Гадича в Ромны».[177] Т. е. Д. Апостол сначала поехал помочь коллеге организовать похороны. Это в сторону (по прямой почти 70 километров) от дороги Ромны-Гадяч. Хотя путь этот мог быть и 90 километров. Д. Зеленский не сообщает деталей, как они ехали, но делает замечание, что миргородский полковник «к уходу путь себе сыскал» вечером[178]. На мой взгляд, последний отклонился от основной дороги километров на 12, лишь бы побыть дома, увидеть родных. К сожалению, Д. Апостол в сумерках проявил безпечность и попал в Сорочинцах в ловушку: здесь как раз расквартировался большой русский отряд, от которого уже трудно было уйти. Командир последнего князь Г. Волконский писал 21 ноября царю: «Полковник миргородцкой к нам из Гадич в Сорочинц прибыл на другой день по прибытии моем и сказывал, что он был при Мазепе по неволе. А ныне, как де поехал Мазепа да Рамны, и он ехал за ним, и от него отъехал, и с ним отъехал полковник лубенской; и говорит, что генералной судья и генералной есаул Максимович отъедут (…) И тот полковник остался у меня в Сарочинце. (…) Толко я признаваю на словах, что он, полковник, нам верен ли; и с тем полковником как чинить, о том как твое царское величество повелит»[179]. Семья Д. Апостола находилась в Сорочинцах, поэтому он вынужден был действовать в интересах своих близких. Конечно, полковник мог заявить о своей преданности Мазепе. Но таким образом он подписал бы себе смертный приговор, а жене, детям — ссылку в Сибирь.
Первым аргументом, который опровергает достоверность стремления Мазепы передать Карла XII и его генералов царю, служит довольно простая деталь. Если бы Д. Апостол выполнял такое сверхважное задание гетмана, то он бы на протяжении одного-двух дней достиг бы Лебедина (от Батурина около 150 километров, а от Ромнов, Гадяча еще меньше. — Авт.), где была русская ставка, находился царь. Вместе с тем миргородский полковник сильно «отклоняется от курса», едет в противоположную сторону — к своему имению в Сорочинцах, что почти за 70–80 километров от Лебедина. Кроме того, если бы Д. Апостол стремился лишь получить личное прощение у царя, то тоже бы направлялся в сторону Сумщины, в расположение русской армии. Но, натолкнувшись на воинов Волконского, он вынужден подчиниться судьбе и притворяться, выдавая себя, как и большинство пойманных мазепинцев, «прозревшим» приверженцем Петра I. Именно из своего села он начал борьбу за жизнь свою и семьи: прислал И. Скоропадскому письмо, в котором просил новоизбранного гетмана, чтобы тот похлопотал перед Петром I о его помиловании[180] — «дабы его царское величество не мел на мене, верного подданого своего, якого гневу и не похотел карати»[181]. Д.Апостол оправдывался, что «жодним способом от него (Мазепи. — Авт.) не моглем высвободиться и той его змене (которая и неявна нам была) супротив…»[182] В письме нет ни одного намека на какую-то тайную задачу. Для чего Д. Апостолу просить у И. Скоропадского посреднической услуги, если он был послан с тайной миссией?
К Петру I миргородский полковник отправляется из Сорочинцев лишь 28 ноября, т. е. через 8 дней после отхода от И. Мазепы. Это удостоверяет князь Григорий Волконский в своем письме к О. Меншикову:
«Светлейший князь, мой милостивый государь. Покорно доношу твоей светлости: от’ютанта господина Резанова я к себе в Сарочинск получил, и господин полковник миргородцкой з господином Мавриным и Резановым поехали да царского величества и до твоей светлости. И с ними, для опасения от неприятеля, по твоему указу, отправил драгун и казаков 200 человек. (…) Полковник миргоротцкой имеет опасения, а я по нынешнему ево поведению мышлю, что он ныне зело склонен нашей стороне.
Униженный твой слуга князь Григорей Волконский.
Из Сарочинца ноября 28-го дня 1708.
Которые, государь, люди от меня посланы с ним полковником поволь их или иных с прибавкою прислать ко мне: фортеца велика, а людей зело мало, обнять ни половины не ким, и пушкорей нет»[183].
Вторым аргументом, который ставит под сомнение вероятность измены гетмана Карлу XII, является протокол допроса миргородского полковника[184]. В нем снова не находим каких-то намеков о Д. Апостоле как посланце И. Мазепы. Он свидетельствует обо всем, но ничего не говорит о тайном предложении гетмана!
Третий аргумент, опровергающий «письменную» миссию Д. Апостола, — отрицательная реакция в лагере мазепинцев на его отход. И.Мазепа и его сторонники не знали обстоятельств, из-за которых старшина попал в Сорочинцах в руки драгун, а потому, как свидетельствовал атаман Сенчи Кирилл Сергиев россиянам, «миргородского полковника зело бранят»[185].
