Дмитрий Лисейцев - Царь Борис Годунов
Расправы над неугодными царю лицами совпали с начавшимся в стране из-за неблагоприятных погодных условий голодом. Ученые-вулканологи предполагают, что виной тому стало страшное, самое сильное (6 баллов по 8-балльной шкале вулканических извержений) за всю историю Южной Америки извержение перуанского вулкана Уайнапутина 19 февраля 1600 г. Подобного масштаба извержения способны вызвать «эффект вулканической зимы» планетарного масштаба: выброс в атмосферу огромного количества вулканического пепла затрудняет проникновение на земную поверхность солнечных лучей и, соответственно, вызывает заметное похолодание климата. Эта глобальная катастрофа особенно сильно ударила по России, и без того находившейся «в зоне рискованного земледелия».
Лето 1601 г. в Московском государстве выдалось чрезвычайно дождливым и холодным, и хлеб на полях не успел вызреть. В дополнение к этому в августе, на Успение Богородицы, ударил мороз, окончательно погубивший урожай. Люди, однако, надеялись на лучшее, и, как обычно, осенью 1601 г. поля были засеяны рожью, а весной 1602 г. – овсом. Однако в 1602 г. поля почти не дали всходов, поскольку семена были основательно испорчены морозами. И если в 1601 г. народ, хоть и с трудом, еще мог пропитаться старыми запасами, то в 1602 г. голод свирепствовал в стране уже в полную силу. Нехватка хлеба вызвала резкий взлет цен на него.
Бедствие, спровоцированное природными факторами, было усугублено действиями спекулянтов: желая нажиться на людской беде, они скупали хлебные запасы и искусственно взвинчивали цены на него: «Меж себя зговоряся, для своей корысти, хотя хлебною дорогою ценою обогатети, тот весь хлеб у себя затворили, и затаили, и для своих прибылей вздорожили в хлебе великую цену». Средняя цена четверти ржи (около 60 кг) составляла до начала голода примерно 15 копеек. К осени 1601 г. ее цена поднялась до рубля (что означало рост цены в 6–7 раз); четверть овса продавали за 60 копеек, а четверть ячменя – за 80 копеек. Это заставило правительство Бориса Годунова едва ли не впервые в истории России предпринять попытку законодательно обозначить верхний уровень цен на хлеб, выше которого продавать его было запрещено. По царскому указу, написанному в ноябре 1601 г., цены было велено урезать вдвое (теперь рожь следовало продавать по полтине за четверть). Запрещено было также скупать хлеб в больших количествах: «А купити есмя велели всяким людем понемногу про себя, а не вскуп, чети по две, и по три, и по четыре человеку». Одновременно с этим царю Борису пришлось вспомнить и о Юрьевом дне: в 1601 и 1602 гг. специальными царскими указами переход крестьян от помещика к помещику был вновь восстановлен (правда, его действие не распространялось на Московский уезд, монастырские владения и земли крупных вотчинников).
Портрет Ф. И. Шаляпина в роли Бориса Годунова. Художник А. Я. Головин
Попытка Бориса Годунова бороться административными методами с рыночной стихией, на стороне которой были еще и неблагоприятные природные условия, закончилась неудачей. В 1602 г. голод достиг своего пика: «Был во всей Русской земле глад великой: ржи четверть купили в три рубли». Это означает, что стоимость хлеба (и, следовательно, прочего продовольствия) выросла приблизительно в 20 раз. Голод, охвативший страну, приобрел чудовищные масштабы. По свидетельству современников, в одной только столице в трех больших могилах было погребено до 127 тысяч человек. Многие источники вполне определенно пишут о людоедстве в самых страшных его проявлениях: доходило до того, что родители поедали своих детей и наоборот. Вот несколько выдержек из сочинений очевидцев: «на всех дорогах лежали люди, помершие от голода, и тела их пожирали волки и лисицы»; «умирали с голода многие тысячи людей, валялись в городах по улицам, а в поле по дорогам, во рту у них было сено либо солома, которыми они думали утолить голод и от того умирали; многие ели лошадиное мясо, собак, кошек и крыс, древесную кору, траву, коренья, помет, человеческий кал и другие негодные для пищи вещи».
«Юрьев день». Художник С. Иванов
Не желая, чтобы за рубежом узнали о бедственном положении народа, Борис Годунов категорически запрещал покупать зерно и муку у иностранных купцов, приходивших на кораблях в Нарву и Архангельск: так и не продав своих товаров, они разворачивались восвояси. Иностранных дипломатов всячески изолировали от возможности получить правдивую информацию о положении в стране: сопровождавшие зарубежных послов приставы говорили о благоденствии народа под скипетром Бориса Годунова, а по маршруту следования посольств по царскому указу расставляли людей, одетых в самые богатые одежды. Отказываясь покупать хлеб за границей, Борис Фёдорович потребовал, чтобы свои житницы для раздачи хлеба голодающим открыли крупные монастыри, и сам подал пример, распахнув для нищих свои собственные закрома. Монашество, однако, не торопилось повторять щедрых жестов царя: хлеб если и выдавался обителями крестьянам, то только в долг.
Голландский купец Исаак Масса, живший в те страшные годы в Москве, писал о том, что народное бедствие вызывало у многих зажиточных людей вместо сочувствия радость и стремление обогатиться за счет роста цен на хлеб: «Иные, имея запасы года на три или на четыре, желали продления голода, чтобы выручить больше денег, не помышляя о том, что их тоже может постичь голод». Соблазна не избежало и духовенство, в том числе и глава Русской православной церкви Патриарх Иов: «Даже сам патриарх… на которого смотрели в Москве как на вместилище святости, имея большой запас хлеба, объявил, что не хочет продавать зерно, за которое должны будут дать еще больше денег… И так он был скуп, хотя дрожал от старости и одной ногой стоял в могиле». Голландскому торговцу вторит его русский современник, келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын: «Видели москвичи погибель свою и на покаяние к Богу не обращались, но радовались в торгах многим прибыткам; и воздыхали все, но серебро любезно все собирали».
Многие богатые и знатные люди, державшие прежде у себя на дворах многочисленную челядь, в условиях голода посчитали слишком накладным кормить этих людей. Чтобы снизить свои расходы, они попросту выгоняли холопов на улицу, предлагая им самим искать себе пропитание. В лучшем случае холопам выдавали отпускные грамоты, удостоверявшие их свободу. Такие люди имели шанс вторично продать свою свободу и, таким образом, обеспечить себе в голодное время кусок хлеба. Но многие хозяева выставляли холопов со дворов, никаких отпускных им не выдавая, надеясь по завершении голодного времени вернуть их себе. Положение таких людей было безвыходным.
В массе своей оставшаяся без попечения со стороны хозяев челядь состояла из боевых холопов, которые в военных походах сопровождали своих хозяев и имели, таким образом, немалый опыт боевых действий и богатые навыки в обращении с оружием. Брошенные своими господами на произвол судьбы, они стали добывать себе пропитание, разбойничая на дорогах. Особенно широкие масштабы разбой приобрел во Владимирском, Рязанском, Вяземском, Тульском, Бельском, Волоколамском, Коломенском, Можайском, Медынском и Ржевском уездах. В эти уезды царю Борису пришлось отправлять из Москвы «за разбойники» военные отряды. Многие холопы бежали из центральных уездов на юго-западные рубежи, в Северскую землю. По приблизительной оценке современников, таких беглых холопов там собралось до 20 тысяч человек.
Правительство Бориса Годунова, испуганное масштабами происходящего, в августе 1603 г. издало указ, по которому все холопы, выгнанные хозяевами на улицу, получали свободу: для этого им следовало явиться в приказ Холопьего суда для получения отпускных грамот. Однако разбойники продолжали действовать на дорогах, а одна из их ватаг численностью до 500 человек под командой атамана Хлопко разбойничала в непосредственной близости от столицы. Против Хлопко в сентябре 1603 г. из Москвы был выслан отряд стрельцов под началом окольничего Ивана Фёдоровича Басманова (сына и внука знаменитых опричников). Воинство Басманова попало в засаду, устроенную разбойниками; сам воевода погиб в бою, и победа досталась царским стрельцам с большим трудом и потерями. Израненного в сражении атамана Хлопко удалось взять в плен, после чего в Москве он был казнен.
Борис Годунов пытался спасти своих подданных от голодной смерти, приказав раздавать в Москве милостыню, но это только усугубило ситуацию: узнав о раздачах денег, в столицу устремились люди, жившие от нее на расстоянии до 300 верст, что вызвало в городе большую скученность народа, а это, в свою очередь, способствовало быстрому распространению эпидемических заболеваний. Пётр Петрей, шведский дипломат, уверял, что ежедневно в качестве милостыни из царской казны выдавалось до 20 тысяч рублей (30 тысяч талеров). Эти цифры, разумеется, следует признать фантастическими: весь годовой бюджет Московского царства составлял в те годы не более 900 тысяч рублей (притом что не менее 9/10 этой суммы расходовалось на различные государственные нужды). Надо полагать, что Петрей сообщает нам общую сумму, потраченную казной на поддержание нищих. Она приблизительно соответствует двум годовым остаткам денежных средств, собиравшихся в царской казне за вычетом всех расходов.
