Жан Флори - Алиенора Аквитанская. Непокорная королева
«Весь народ считал, однако, что Жоффруа должен быть повешен за то, что он ослушался приказа короля относительно продвижения вперед. Возможно, дядя короля, столь же виновный в том деле, уберег его от наказания. В самом деле, оба они были виноваты в равной степени, а поскольку дядю короля следовало пощадить, наказания избежал и его спутник»[95].
Ни Эд, ни Гильом Тирский не упоминают об Алиеноре. Мы не знаем, в какой части войска она находилась и каким образом ей удалось спастись во время той бойни. Чтобы заполнить то, что казалось лакуной, историки, наделенные богатым воображением, предположили, что она находилась в авангарде войска, сопровождая своего вассала Жоффруа де Ранкона, который принимал ее и Людовика в замке Тайбур в их первую брачную ночь. Некоторые даже считали Алиенору главной виновницей: именно она, щеголяя в авангарде со своими амазонками, приказала Жоффруа (которого эти исследователи превращали порой в любовника королевы!) и дяде Людовика спуститься в долину, несмотря на указания короля. Другие, менее «впечатлительные», но не более осторожные ученые утверждали, что два человека не могли ослушаться королевского приказа по собственной инициативе, то есть без согласия королевы; по их мнению, ответственность за бойню должна нести Алиенора[96].
Однако все это необоснованные и тенденциозные интерпретации. Ничто не позволяет нам думать, что Алиенора находилась в авангарде, состоявшем в основном из опытных воинов, а не в центре колонны, по обыкновению. Можно ли также считать, вслед за некоторыми исследователями[97], что крестоносцы затаили злобу на Жоффруа, а заодно и на всех аквитанцев, включая Алиенору? Почему бы не расширить границы их недовольства, перенеся его и на короля, заступившегося за своего дядю? Гораздо уместнее будет предположить, как К. Уокер, что эти небылицы обязаны своим появлением на свет позднейшему представлению об Алиеноре, отягощенной всяческими грехами[98].
Королевское войско, заметно поредевшее после рокового инцидента, продолжало нести потери: оно подвергалось атакам турок, страдало от голода и увязало в грязи в лагере, разрушенном сильными дождями. Эд описывает эти бедствия, дабы указать на то, что его интересовало прежде всего, что было смыслом его повествования, о чем он говорит во вступлении, посвященном Сугерию: на протяжении всего похода король неизменно выказывал большую отвагу и беспримерное благочестие. Доказательство: во время путешествия он не пропустил ни одной мессы, несмотря на сокрушительные ливни и нападения турок[99].
Нападения эти стали столь частыми, что король, оценив людские и конские потери, решил проделать остаток пути по морю, избрав конечным пунктом Сен-Симеон, ближайший порт к Антиохии. Он добрался до Анталии, где греческие моряки, потребовав с каждого человека неимоверно высокой платы, к тому же предоставили крестоносцам слишком мало кораблей. Королю пришлось оставить на побережье пеших воинов, которым предстояло продолжить путешествие по суше. Несмотря на обещания греков, оставшиеся на берегу умрут от голода и болезней или будут перебиты турками.
Людовик вместе с Алиенорой, свитой и рыцарями пустился в плавание. 19 марта 1148 г. они прибыли в Антиохию, где их принял Раймунд, дядя Алиеноры. По прибытии король написал письмо Сугерию, рассказав ему о перипетиях своего путешествия из Константинополя и о несчастьях, постигших его войско: большинство баронов, говорит он, погибли в одночасье. Он перечислил основные имена, добавив, что посланец назовет аббату имена других погибших, и закончил письмо требованием как можно скорее собрать и прислать деньги, необходимые для продолжения похода[100]. Он не упомянул о виновниках катастрофы и ни словом не обмолвился об Алиеноре.
О серьезном происшествии в Антиохии, породившем конфликт между супругами и ставшем причиной их «развода», Эд Дейский не говорит ни слова. Его подробнейший рассказ, нацеленный на то, чтобы поведать Сугерию о деяниях Людовика, обрывается именно на Антиохии. Столь неожиданный финал повествования, столь явное нежелание автора рассказывать о том, что последовало за прибытием супружеской четы в Антиохию, обладает явным смыслом. В равной степени им — правда, противоположным — обладают различные замечания и комментарии, знакомящие нас с тем, что могло бы называться «происшествием в Антиохии», с его причинами и следствиями. Интерпретация этого «инцидента» сложна и по сей день является предметом спора среди историков. Вот почему во второй части книги мы посвятим этому деликатному вопросу целую главу[101]. Здесь же мы изложим лишь факты, необходимые для понимания сути проблемы.
В Антиохии Алиенора встретилась со своим дядей Раймундом, чью утонченность, щедрость и рыцарскую доблесть превозносил чуть ли не каждый[102]. Он тотчас же попытался убедить короля в том, что войско, оставшееся в его распоряжении, следует бросить на Алеппо, главную угрозу для латинских государств Святой земли, но прежде всего — для княжества Антиохийского. Людовик же желал прежде всего достичь Иерусалима, чтобы завершить паломничество и посовещаться с баронами королевства Иерусалимского относительно военных действий. Во время этого пребывания при дворе Антиохии дядя и его племянница часто встречались и вели долгие уединенные беседы. Для чего это было нужно? Пытался ли Раймунд использовать Алиенору в качестве посредника, чтобы убедить короля принять свой план? Касался ли их разговор исключительно «политических тем»? Была ли причиной их встреч взаимная семейная привязанность, чересчур горячая в глазах короля? Или же это чувство переросло в любовное согласие, в идиллию или даже в прелюбодейную и кровосмесительную связь, что допускают авторы многих текстов, к которым мы еще вернемся? Одно можно сказать точно: обеспокоенный король решил положить этому конец, решив выступать из Антиохии в Иерусалим.
Но Алиенора воспротивилась решению мужа. Она сообщила Людовику о своем намерении остаться в Антиохии и положить конец их браку, который, сказала она, должен быть аннулирован по причине их кровного родства. На какой-то момент растерявшись, король затем внял совету своего советника, евнуха Тьерри Галерана, и силой увез жену в Иерусалим. После нескольких военных операций, не принесших крестоносцам особой славы, Людовик VII, поклонившись святым местам, решил вернуться во Францию на Пасху 1149 г.; по совету Сугерия, встревоженного вестями, полученными от гонца, он отложил решение относительно королевы вплоть до своего возвращения домой.
На обратном пути королевскую чету ожидали невероятные приключения. От Акры Людовик и Алиенора отплыли на разных кораблях — еще один знак взаимного охлаждения. У берегов Пелопоннеса они попали, так сказать, в самый разгар морского сражения греческого флота Мануила и флотилии нормандца Рожера II Сицилийского. В то время как корабль короля следовал по намеченному пути в Калабрию, куда он пришел 29 июля, корабль королевы был захвачен греками, после чего его освободили нормандцы, спустя три недели доставившие королеву целой и невредимой в Потенцу. Там она узнала о смерти Раймунда Антиохийского, погибшего в битве 29 июня. В Потенце королевскую чету принял Рожер II — их визит длился два дня, после чего супруги небольшими переходами (Алиенора была больна), продолжили свой путь сначала к Монте-Кассино, а затем к Тускулуму (ныне Фраскати, неподалеку от Рима). Там, в течение двух дней, 9 и 10 октября 1149 г., они оставались подле папы Евгения III[103]. Папа Римский попытался помирить супругов: выслушав их взаимные претензии, он запретил им впредь настаивать на каком-либо родстве между ними и подтвердил (как устно, так и письменно, замечает Иоанн Солсберийский[104]), что союз их полностью законен. Евгений III запретил даже кому бы то ни было пытаться расстроить этот брак, какими бы ни были причины такого деяния; нарушившего этот запрет ожидало отлучение от церкви.
Однако, несмотря на рождение второй дочери Алисы (возможно, зачатой в Тускулуме), между супругами больше не было согласия. После смерти Сугерия (23 января 1151 г.), выступавшего против их расставания, пропасть меж Алиенорой и Людовиком становилась все шире, и мысль о расторжении брака вновь обрела силу. На сей раз, вероятно, расторгнуть союз пожелали оба супруга, поскольку в конце 1151 г. Людовик и Алиенора отправились в Аквитанию, и путешествие это, по выражению Лабанда, напоминало «ликвидацию» прошлого: «Король отводил свои войска из Аквитании, как если бы хотел освободить место для людей герцогини»[105]. Последний раз Людовик и Алиенора собрали двор на Рождество в Лиможе, затем, в Сретение 1152 г., их приняли в Сен-Жан-д’Анжели, после чего супруги отправились в Иль-де-Франс. Итак, решение было принято: 18 марта, в Божанси, король созвал собор, на котором, как утверждают некоторые тексты, некоторые родственники короля поклялись под присягой, что супруги состоят в той степени родства, при которой запрещено вступление в брак[106]. Роберт де Ториньи уточняет даже, что эта клятва была принесена свидетелями как со стороны короля, так и со стороны королевы[107], что подтверждает мысль о взаимном желании развода. Несмотря на запрет, наложенный папой в Тускулуме, прелаты под началом архиепископа Бордоского Жоффруа де Лару (пятнадцатью годами ранее благословившего этот союз) аннулировали брак в силу указанного юридического основания. В одном небольшом, не внушающем доверия тексте говорится (вероятно, ошибочно), что «развод с Алиенорой» состоялся по совету святого Бернарда[108].
