Владимир Мавродин - Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)
Как осторожный исследователь, Вестберг, естественно, критически подошел к зачастую противоречивым восточным источникам и высказал верное суждение о том, что «сакалиба» — не только славяне, забыв сказать другое — «сакалибы» не только не славяне, но и славяне.
Так, например, Ибн-Аль-Факих, писавший в начале X в., указывает: «на… горе Кабк (Кавказ) есть 72 языка, каждый язык понимается другими только посредством толмачей. Ее длина 500 фарсангов. Она соседит со страною греков до границ алан, она доходит до страны славян. На ней есть также род славян; остальные армяне». Как видим, Ибн-Аль-Факиху были известны и аланы, и он не путает их со славянами, а следовательно, заслуживает внимания и его свидетельство о славянском народе на Кавказе. Также ценно его указание на то, что горы Кавказские доходят до страны славян, в которой нетрудно усмотреть дельту Кубани, т. е. Артанию, как это считает большинство исследователей, будущую Тмутаракань. Были ли это «чистые» славяне? Но «что понимать под племенем? Тварей одного вида, зоологический тип с врожденными ab ovo племенными особенностями, как у племенных коней, племенных коров? Мы таких человеческих племен не знаем, когда дело касается языка».[206]
С другой стороны, сам же противник теории наличия славянского населения на юге Восточной Европы вынужден отступить от своих позиций под давлением фактов и заявить в одном месте своего труда по поводу письма хазарского кагана Иосифа:
«Что касается третьего племени „славиун“ (славян), то его следует искать к югу, или лучше к юго-востоку от „северян“».[207]
«Искать к юго-востоку от северян» — это значит помещать славян в придонецких степях, Северном Кавказе, против чего так возражает Вестберг. Попытка Вестберга усмотреть в «Славянской реке» не Дон, а Волгу, причем не в нижнем ее течении, встретила критику в работе А. Ю. Якубовского, указавшего на неосновательность подобной трактовки.[208] Таким образом, вряд ли можно отрицать наличие славян в составе «сакалибов» на Дону и на Кавказе, правда, не в виде сплошного населения, как это предполагал В. А. Пархоменко, а в виде отдельных поселений русских, частично проникших с севера, частично выкристаллизировавшихся из более древних насельников этого края — антов. Второй вопрос, имеющий также немаловажное значение, — считали ли арабы «русь» и «сакалиба» одним племенем? Арабские тексты, относящиеся к этому вопросу, трактуются по-разному исследователями, и мы отнюдь не собираемся делать непосильную работу и пересматривать весь вопрос заново.
Вестберг, разбирая сочинения Ибрагима Ибн-Якуба, Аль-Бекри, Масуди, Ибн-эль-Атира, Ибн-аль-Варди, Ибн-Фадлана, Ибн-Хаукаля и некоторых других, приходит к выводу, что «русь» арабов — это норманская дружинная вольница, купцы-разбойники, причем «разбойничье гнездо островных русов находится на севере Восточной Европы, в стране славян».[209] Выводы Вестберга чересчур поспешны. Ибн-Хордадбех, писавший в 60-х — 70-х годах 1Хв., указывает: «Что же касается купцов-русских — они же суть племя из славян». То же утверждение мы находим и в известной «Книге стран».[210] Византийские источники IX в. уже знают «русь», проникающую на берега Черного и Азовского морей. Достаточно привести хотя бы «Жития» Стефана Сурожского, Георгия Амастридского, где упоминаются походы русов в первой половине IX в., то место из «Паннонских житий Кирилла и Мефодия», где говорится о русине, встреченном Константином в Херсонесе, у которого нашлось евангелие и «псалтирь роушькыми писмены псано»,[211] указания персидского географа X в. об одном из русских племен, жившем на берегах Черного моря,[212] того же Масуди, упоминающего о русских судах, бороздящих Черное море, свидетельство кагана Иосифа о том, что русы, нападающие в 912 г. на Закавказье, — славяне, и др. Н. Я. Марр считал возможным указывать на смешение, например византийцами того времени, руси не с норманнами, а с абхазами;[213] это и естественно, если принять во внимание их сожительство на Северном Кавказе, и, наконец, как показали работы Марра, посвященные абхазо-русским связям, сходство языковое, идущее из глубин яфетического мира. Наличие «русов» — русских, т. е. славян, и в более поздние времена в Крыму, на нижнем Дону и на Северном Кавказе до XIV в. включительно, что будет показано нами далее, также является подтверждением высказанного положения. Но опять-таки ни о каких «зоологически чистых» «русах» — русских говорить не приходится: «русы» связаны со своими яфетическими собратьями — населением кавказско-причерноморского геоэтнического района; с ними они сожительствуют, скрещиваются и в конце X–XI вв., благодаря экспансии создавших свое государство днепровских русских дружинников, усиливаются, а затем, в XIV в., бесследно растворяются в более сильном и крепком туземном яфетидо-ирано-тюркском субстрате.
Не отрицая наличия в составе «руси», нападающей в IX–X вв. на Крым, Византию, Закавказье, собственно норманнов, проникающих на территорию Восточной Европы в это время и даже ранее, тем не менее мы не можем признать в «руси» исключительно норманнов, как это делает П. Смирнов, считающий «русь» арабов поволжской норманской вольницей, остатком которой была, по его мнению, пресловутая «Пургасова Русь».[214] Обычаи русов, описанные арабами, в частности известный обряд сожжения, общераспространены среди славян Приднепровья: зеленые бусы — любимое украшение русов, по свидетельству арабов, весьма многочисленны в славянских могилах. После работ А. И. Соболевского,[215] В. А. Пархоменко[216] и Н. Я. Марра[217] вряд ли можно сомневаться о проникновении приднепровских и подонских русов на юго-восток. Н. Я. Марр считал возможным соглашаться с мнениями А. И. Соболевского, В. А. Пархоменко, Д. А. Хвольсона, П. В. Голубовского, заявлявших о существовании руси — славян на берегах Черного моря. Н. Я. Марр указывает на «наличие в составе Хазарского объединения не библейских, а реальных росов, т. е. уже восточных славян». И далее, «на юго-востоке, несомненно, происходила трансформация яфетических племен в славянские, в частности, русские»,[218] что и создавало, наряду с продвижением русских на юг, славянское население Тмутаракани. Вопросу о Тмутаракани Н. Я. Марр уделял большое внимание, отмечая всю важность изучения этно- и глоттогонии и истории Абхазии и Тмутаракани для всего восточноевропейского средневековья.[219] Н. Я. Марр прежде всего отмечает смешанный характер населения Кавказа, причем, по его мнению, на западе и северо-западе Кавказа основная масса племен была племенами кимеро-скифскими: колхи, иберы и др. Позднее сарматские племена занимают основную территорию Кавказа вместе с кимеро-скифскими племенами, причем сарматы становятся основным слоем на востоке (в Грузии, Армении, Азербайджане, Албании), например картвелы, тогда как на западе в древнейшую «кимеро»-«иберо»- или «тамо»-скифскую среду (иберы, колхи) попадают абхазы с их двухприродной архаической речью, сарматской по происхождению. Абхазская речь сложилась на Северном Кавказе гораздо севернее, нежели современная Абхазия, едва ли не в Тмутаракани, и это обстоятельство играет огромную роль в этно- и глоттогонии юго-востока России и в древнейшие времена и в средние века. Наличие общих этногонических корней, совместное жительство, гибридизация и взаимопроникновение, шедшие на северо-западе Кавказа, приводят к сходству русского и абхазского языков. Разрешение абхазского вопроса дает возможность подойти и к разрешению русского, хазарского и болгарского вопросов. Н. Я. Марр отмечает, что сам термин «tam», равно как и «taraqan» — «tarqan» — племенные названия, тотемные термины. «Tam» — собственно «небо», «нижнее небо» в значении «моря», что опять-таки сближает с русским «тьма», «преисподняя». На такое происхождение термина «Тамань» — «Тмутаракань» указывает и обращение в «Слове о полку Игореве» к «Тмутараканскому болвану», где «болван» выступает в качестве болгарского тотемного божества, что опять-таки подтверждает наличие в Тмутаракани «гибридного яфетического племенного образования, в Тмутаракани славянизовавшегося»,[220] а в других местах в иных условиях тюркизировавшегося, иранизировавшегося или остававшегося яфетическим, как например в Абхазии. Говоря о трансформации яфетических племен в славянские, в частности русские, на юго-востоке, Н. Я. Марр замечает: «Тмутаракань IX–XI вв. не могла представить исключения из этого процесса, и вопрос именно в том, какого порядка процесс тут происходил, скрещение ли готового русского с языками пережиточного яфетического населения или перерождение местных яфетических племенных образований в индоевропейское, русское, и в какой стадии развития находится этот процесс трансформации. Несомненно, что процесс протекал и здесь, как везде, классово, в порядке влияния господствующего слоя с индоевропейской речью на яфетическое массовое население, в этих путях могло совершаться скрещение индоевропейского языка с яфетическим».[221] Мы не располагаем данными для того, чтобы проследить процесс перерождения туземных племен яфетических в русские индоевропейские, и остановимся только на втором процессе — скрещении русского элемента с туземным, главным образом яфетическим. Русский элемент при этом был пришлым, переселившимся с севера.
