Анри Пиренн - Средневековые города и возрождение торговли
Эти города встречались повсюду с широким или узким кругом влияния. В среднем, город приходится на каждый пятый квадрат в три географических мили. Они были необходимы; они вносили в общество то разделение труда, без которого нельзя было обойтись. Между городом и деревней был установлен взаимный обмен услуг. Растущая внутренняя солидарность связывала их вместе; деревня давала продовольствие городам, а город снабжал ее товарами. Физическая жизнь бюргера зависела от крестьянина, но социальная жизнь крестьянина зависела от бюргера. Бюргер создавал ему боле комфортабельную жизнь, более тонкую жизнь и, удовлетворяя его желания, увеличивал его запросы, повышал общий уровень жизни. Города внесли новое понятие о труде. Перед этим труд был рабским, теперь он стал свободным, и последствия этого факта, к которому мы вернемся, неизмеримы. Экономическое оживление, расцвет которого XII столетие уже видело, увеличило силу капитала, и ни один период во всей истории не имел более глубокого влияния на человечество. Испытывающая прилив свежих сил, преобразуемая, шествующая по пути прогресса, новая Европа оказывалась более похожей на античную Европу, чем Европа Каролингов: она получила снова характер страны городов. И если в политическом отношении роль городов была больше в античности, чем в средневековье, то, наоборот, их экономическое влияние позднее было сильнее, чем прежде. Говоря вообще, крупные торговые города были относительно редки в западных провинциях Римской империи. Если исключить сам Рим, то здесь едва ли были другие, кроме Неаполя, Милана, Марселя и Лиона. Ничего не было тогда, что можно бы сравнить с тем, чем были в начале — X века такие порты, как Венеция, Пиза, Генуя или Брюгге или центры промышленности, как Милан, Флоренция, Ипр, Гент. В Галлии важное место, занимаемое в XII в. античными городами, как Бордо, Кельн, Нант, Руан и другие, было много влиятельнее той роли, которую они играли при императорах. Наконец, экстенсивность экономического развития средневековой Европы идет далеко за пределы римской империи. Вместо того, чтобы держаться берегов Рейна и Дуная, как границ, оно переходит в Германию и доходит до Вислы. Области, которые в начале нашей эры, проезжали только торговцы янтарем и мехами и которые казались негостеприимными, как сердце Африки, многим нашим предкам, были покрыты городами. Зунд, который не посещал ни один торговый корабль, был оживлен постоянными поездками кораблей. Корабли плавали по Балтике и Северному морю так же, как и по Средиземью. Здесь было много портов на берегах обоих морей.
Торговля господствовала на двух внутренних морях, которые связывались удивительно зазубренной береговой линией континента Европы. Как итальянские города были отодвинуты от Средиземья арабами, так в XII в. германские города были отодвинуты скандинавами от Северного моря и Балтики, на которых впоследствии утвердилась торговля городов Ганзы: Таким образом, коммерческое расширение, которое началось в двух пунктах Европы, где она соприкасалась с внешним миром (Венеция и восток; Фландрия и русско-скандинавский север), расширяло свое благодетельное влияние на весь континент. Внутри эти два движения встретились. Место встречи было в среднем пункте естественной дороги, которая лежала от Брюгге к Венеции, в равнине Шампани, где в XII в. возникли известные ярмарки (messae) Труа, Ланьи, Провенсе и Барсюроба, которые до конца XIII в. исполняли в средневековой Европе функцию обмена и разменной палаты.
Глава V. Торговый класс
По вопросу о происхождении торгового класса наши сведения далеки от того, чтобы быть удовлетворительными. Невозможно реконструировать точную картину подъема торгового класса, который воодушевлял торговое движение и распространял его по всей Европе. В некоторых странах торговля зарождается, как оригинальное и самостоятельное явление. В Греции и Скандинавии, например, мореплавание было так же древне, как и сельское хозяйство; все вело людей к тому, чтобы заниматься им; глубокая изрезанность береговой линии, изобилие гаваней, тонкая привлекательность этих островов и низко лежащих берегов, которые видимы на горизонте и которые делают морское путешествие более заманчивым, так как здесь слишком мало надежды на землю, столь же бесплодную, как и дома. Близость более древних и слабо защищаемых цивилизаций создавала охоту к грабежу, обещавшему богатство. Пиратство было родоначальником морской торговли греков гомеровской поры, как и северных викингов. Долгое время два момента сплетались вместе.
Ничего подобного не было в средние века. Германские народы, вторгавшиеся в V в. в римские провинции, были совершенно чужды мореплаванию. Они ограничивались приобретением земли, и мореплавание на Средиземьи продолжало играть ту же миролюбивую роль, как и при империи.
Мусульманское вторжение, которое принесло с собой разрушение и заперло море, не вызвало реакции, и континент, лишившись своих традиционных рынков, оставался в сущности страной деревенской цивилизации. Спорадическая торговля, которую вели евреи, коробейники и случайные купцы в эпоху Каролингов, была слишком слаба и была обессилена вторжениями норманов и сарацинов, чтобы верить, что она была предтечей коммерческого оживления, первые симптомы которого видны в X веке. На первый взгляд кажется, что торговый класс вырос мало-помалу среди земледельческого населения. Но нельзя в это поверить. В социальной организации позднего средневековья, где всякая семья от отца до сына была привязана к земле, едва ли можно видеть какую-либо возможность, которая позволила бы людям заменить средства существования, обеспеченные владением землей, ненадежными и изменчивыми средствами существования, какие дает торговля.
Любовь к выгоде и желание улучшить условия жизни должны были иметь очень мало веса для населения, привыкшего к традиционному образу жизни, не имеющего соприкосновения с внешним миром, в котором ни новость, ни любопытство не поражали воображения, в котором дух инициативы, вероятно, совершенно отсутствовал.
Хотя крестьяне посещали узкие местные рынки, никогда они не получали от них достаточно монеты, чтобы гореть желанием или быть склонными постигнуть возможность образа жизни, базирующегося на торговле. Их образ жизни должен был казаться им нормальным и обычным занятием. Мысль продать землю, чтобы получить движимое имущество, конечно, никому из них не приходила в голову. Состояние общества и общепринятый взгляд на жизнь были против этого. Нет ни малейшего доказательства, чтобы кто-либо стал думать о таких отважных переменах. Некоторые историки думали указать, как на предтечу купцов средневековья, на тех слуг, которым большие аббатства поручали заботу об обеспечении аббатства извне необходимыми благами для существования и которым они иногда вверяли продажу на соседних рынках излишков урожая. Как ни гениальна эта гипотеза, она не выдерживает испытания. Во-первых, купцы аббатств были слишком малочисленны, чтобы влиять на такой крупный момент. Во-вторых, они не были свободными агентами, но исключительно служили своим господам. Не видно, чтобы кто-нибудь из них вел дело на собственный счет. Неудачна была попытка и, конечно, всегда не будет удачна связывать этих купцов и торговый класс, генезис которого мы здесь рассматриваем.
Все это можно подкрепить еще тем соображением, что торговая профессия появилась в Венеции тогда, когда ничто еще не давало повода ожидать ее распространения в западной Европе. Кассиодор описывает в VI в. венецианцев, как моряков и торговый народ. Установленный факт, что в IX в. находились очень крупные состояния в этом городе.
Торговые договоры, которые Венеция позднее заключила с каролингскими императорами или с императорами Византии, не оставляют места для сомнения в характере жизни ее населения. К несчастию, здесь нет данных о способе, каким капитал был собран, и об его применении. Но более чем вероятно, что соль, приготовленная на островах лагун, составляла в раннее время предмет прибыльного торгового экспорта.
Береговая торговля вдоль Адриатики и особенно связи города с Константинополем давали громадные выгоды. Размеры, каких техника венецианской торговли достигла в X веке, были чрезвычайны.[79] В период, когда всюду в Европе обучение было монополией духовенства, уменье писать в Венеции уже было распространено. Очевидно, здесь существовала тесная связь между этим любопытным явлением и развитием торговли. Это была система кредита, которая, по всей вероятности, помогла торговле достигнуть в раннюю эпоху высокой точки развития.
Известно, что здесь не сохранилось архивных данных о торговле, возникшей ранее первой половины XI века. Но обычай морских ссуд кажется так сильно развившимся, что его происхождение необходимо датировать более ранним моментом. Венецианский купец был в состоянии заимствовать от капиталиста необходимые деньги для финансирования груза, под условием уплаты процента, около 20 за сто. Корабль нанимался несколькими купцами коллективно, и риск плавания, сопряженный с морскими экспедициями, несла флотилия, составленная из нескольких кораблей, снабженных хорошо вооруженным экипажем.[80] Все показывает, что выгоды были крайне велики. Если в этом отношении венецианские документы едва ли дают ценную информацию, то мы можем компенсировать их молчание генуэзскими источниками. В XII в. морские ссуды, экипировка кораблей, деловые приемы в обоих городах были одинаковы.[81] Что мы знаем о громадных прибылях, получаемых генуэзскими моряками, должно равным образом почитаться верным и для их предшественников венецианцев. Мы знаем, что торговля, и именно торговля в том и другом месте была способна дать громадный капитал тем, счастью которых еще содействовали энергия и ум.[82]
