Анри Пиренн - Средневековые города и возрождение торговли
Было уже указано, что в эпоху Каролингов, Нидерланды давали пример торговой активности, которую нигде нельзя было найти в другом месте.[74] Это легко объяснить большим числом рек, которые текли по стране и которые здесь соединяли свои воды перед впадением в море: Рейн, Маас, Шельда. Англия и Скандинавия были так близко, что страну широких и глубоких морских рукавов моряки посещали уже в ту раннюю эпоху. Этому же были обязаны своим значением порты Дюрстеда и Квентовика, однако их значение было преходяще: оно не пережило эпохи норманнских вторжений. Чем легче был доступ в страну, тем более она обогащала воителей и тем более она терпела от их вторжений. Географическое положение, которое Венеции обеспечило успех, здесь обрекало страну на разорение.
Вторжения норманнов были только первым проявлением нужды в переселении, чувствуемой скандинавскими народами. Переполнявшая их энергия толкала их вперед, в западную Европу и в Россию, на грабеж и завоевание. Они не были более пиратами. Они хотели подобно германским племенам в отношении к Римской империи осесть в более плодородных странах, чем была их родина, и здесь создать колонии для избыточного населения своих стран, которого не могла прокормить родина. На восток шли шведы, осаживавшиеся вдоль естественной дороги от Балтики до Черного моря, Невой, Ладожским озером, Ловатью, Волховом, Двиной и Днепром, на запад — датчане и норвежцы, которые колонизовали королевства англосаксов на север от Гумбера. Во Франции Карл Простой им уступил Нормандию, названную по их имени. Эти успехи имели своим результатом ориентацию в новом направлении деятельности скандинавов. С начала X в. они обратились от войны к торговле.[75] Их корабли плавали бесстрашно и не имея соперников по северным морям. Достаточно обратиться к красивым рассказам саг, чтобы составить понятие о мужестве и искусстве моряков-варваров, о приключениях и подвигах, о которых эти саги повествуют. Каждую весну, с открытием моря, они отправлялись в путь: они показывались в Исландии, Ирландии, Англии, Фландрии, при устье Эльбы, Везера и Вислы, на островах Балтийского моря, на берегах Ботнического и Финского заливов. У них были колонии в Дублине, Гамбурге, Шверине, на Готланде. Благодаря им поток торговли, которая направлялась от Византии и Багдада и пересекала Россию через Киев и Новгород, направился на берега Северного моря и здесь оказал свое благодетельное влияние. Во всей истории едва ли есть более любопытное явление, чем эффект, оказанный на северную Европу высшей цивилизацией — греческой и арабской, которой скандинавы были посредниками. В этом отношении их роль та же на севере, что Венеции на юге. Подобно ей, они установили связь между Востоком и Западом. И, как коммерческая деятельность Венеции в короткий срок вовлекла в нее Ломбардию, так скандинавское мореплавание принесло экономическое пробуждение берегам Фландрии.
Географическое положение Фландрии толкало ее на блестящую роль — стать западным фокусом для морской торговли на севере. Фландрия представляла естественную остановку для кораблей, идущих из Англии, или для кораблей, прошедших через Зунд и направлявшихся на юг. Порты Квентовика и Дюрстеда посещались норманами перед периодом вторжений; сначала один, а потом другой исчезли в эпоху вторжений. Квентовик не оправился снова, и Брюгге занял его место; его положение у Цвинского залива было лучше, чем положение его предшественника. В начале X в. скандинавские моряки снова показались около Дюрстеда. Но его благополучие продолжалось недолго; по мере процветания торговли, она все более концентрировалась около Брюгге, ближе к Франции; фландрские графы обеспечивали более прочное мирное положение, между тем как окрестности Дюрстеда были подвержены нападениям полуварваров — фризов и не пользовались безопасностью. Брюгге все более и более привлекал к себе торговлю Севера, и в XI в. исчезновение Дюрстеда обеспечило окончательно за Брюгге будущее. Тот факт, что монеты фландрских графов Арнольда II и Балдуина IV (956—1035 гг.) были найдены в значительном числе в Дании, в Пруссии, в России, свидетельствует, при недостатке письменной информации, о тех сношениях со странами, которые Фландрия удержала за собой с помощью скандинавских моряков.[76] Сообщение с близлежащей Англией стало более оживленным. В Брюгге в 1030 г., поселилась королева англосаксов Эмма, выгнанная из Англии. В 991—1002 гг. перечень рыночных пошлин в Лондоне упоминает фламандцев, как если бы они были самой важной группой иностранцев, торговавших в Лондоне.[77]
Среди причин торгового значения, которое так рано характеризовало Фландрию, должна быть указана та, что в этой стране существовала местная промышленность, способная снабжать корабли, которые приставали здесь, возвращаясь с ценным грузом. С римской поры и, вероятно, еще прежде Морины и Менапии делали шерстяные ткани. Эта примитивная промышленность должна была усовершенствоваться под влиянием технических улучшений, внесенных римским завоеванием. Особая тонкость шерсти овец, пасшихся на влажных береговых лугах была фактором, обеспечивающим успех. Туники (saga) и плащи (birri), которые производились здесь, вывозились за Альпы, и здесь в Турне, в последние дни империи, было производство военной одежды. Германское вторжение не прекратило эту промышленность. Франки, которые вторглись во Фландрию в V в., продолжали носить эту одежду так же, как это делали прежде старые жители, и нет сомнения, что фризские плащи, о которых говорит историк IX в., были сделаны во Фландрии.[78] В Каролингскую эпоху существование правильной торговли поддерживали только эти одни изделия. Фризы транспортировали их по Шельде, Маасу и Рейну, и когда Карл Великий хотел отдарить халифа Гарун-ар-Рашида, он не нашел ничего лучшего, как предложить ему pallia fresonica. Можно предположить, что эти ткани, замечательные красотой окраски и нежностью, должны были привлекать внимание скандинавских мореплавателей X века. Нигде в северной Европе нельзя было найти более ценных изделий; и они без сомнения встречались рядом с мехами Севера и с арабскими и византийскими шелковыми тканями среди вывозимых товаров. Новые рынки, открытые мореплаванием, давали дальнейший импульс производству тканей. В XI в. успехи Фландрии были удивительны: Фландрия торговала с северной Францией, вина которой она получала за свои ткани. Завоевание Англии Вильгельмом нормандским привязало к континенту эту страну, которая до того времени вращалась в орбите Дании, и усилило связи, которые Брюгге поддерживал с Лондоном. Рядом с ними появляются такие центры: Гент, Ипр, Лилль, Дуэ, Аррас, Турне; ярмарки были устроены графами Зсороу в Мессинсе, Лилле и Ипре.
Не одна Фландрия испытала спасительное действие северного мореплавания. Влияние ощущается вдоль рек, которые впадали в море в Нидерландах. Камбре и Валансьен на Шельде, Льеж, Гюи и Динант на Маасе уже в X в. упоминаются как центры торговли; то же будет верно в отношении Кельна и Майнца на Рейне. Берега канала и Атлантики, далеко отодвинутые от центра активности Северного моря, по-видимому, не имели того же самого значения. Упоминание о них, за исключением Руана, делалось естественно лишь в тесной связи с Англией и далее на юг, с Бордо и Байонной, развитие которых шло более медленно. Как и внутренняя Франция и Германия, они были затронуты только очень поверхностно экономическим развитием, которое мало-помалу распространялось с двух концов, от Италии и Нидерландов.
Только в XII в. западная Европа постепенно, но окончательно преобразовалась. Экономическое развитие освобождало ее от традиционной неподвижности, на которую ее осуждала социальная организация, построенная только на отношениях человека к земле. Торговля и промышленность не только находили место рядом с сельским хозяйством, они воздействовали на него. Его продукты не служили только для местного потребления собственника земли и земледельца, они были в общем обороте, как объекты обмена или как сырье. Рамки домениальной системы были разбиты, и весь социальный порядок стал более гибким, более разнообразным. Страна снова ориентировалась на города. Под влиянием торговли ожили старые римские города, вновь были заселены, или торговые группы образовали поселения около военных бургов или основывали города на морских берегах, на реках, при их слиянии, при скрещении естественных путей сообщения. Каждый из них создавал рынок, который притягивал, пропорционально своей значительности, окружающую страну или распространял свое влияние далеко за нее.
Эти города встречались повсюду с широким или узким кругом влияния. В среднем, город приходится на каждый пятый квадрат в три географических мили. Они были необходимы; они вносили в общество то разделение труда, без которого нельзя было обойтись. Между городом и деревней был установлен взаимный обмен услуг. Растущая внутренняя солидарность связывала их вместе; деревня давала продовольствие городам, а город снабжал ее товарами. Физическая жизнь бюргера зависела от крестьянина, но социальная жизнь крестьянина зависела от бюргера. Бюргер создавал ему боле комфортабельную жизнь, более тонкую жизнь и, удовлетворяя его желания, увеличивал его запросы, повышал общий уровень жизни. Города внесли новое понятие о труде. Перед этим труд был рабским, теперь он стал свободным, и последствия этого факта, к которому мы вернемся, неизмеримы. Экономическое оживление, расцвет которого XII столетие уже видело, увеличило силу капитала, и ни один период во всей истории не имел более глубокого влияния на человечество. Испытывающая прилив свежих сил, преобразуемая, шествующая по пути прогресса, новая Европа оказывалась более похожей на античную Европу, чем Европа Каролингов: она получила снова характер страны городов. И если в политическом отношении роль городов была больше в античности, чем в средневековье, то, наоборот, их экономическое влияние позднее было сильнее, чем прежде. Говоря вообще, крупные торговые города были относительно редки в западных провинциях Римской империи. Если исключить сам Рим, то здесь едва ли были другие, кроме Неаполя, Милана, Марселя и Лиона. Ничего не было тогда, что можно бы сравнить с тем, чем были в начале — X века такие порты, как Венеция, Пиза, Генуя или Брюгге или центры промышленности, как Милан, Флоренция, Ипр, Гент. В Галлии важное место, занимаемое в XII в. античными городами, как Бордо, Кельн, Нант, Руан и другие, было много влиятельнее той роли, которую они играли при императорах. Наконец, экстенсивность экономического развития средневековой Европы идет далеко за пределы римской империи. Вместо того, чтобы держаться берегов Рейна и Дуная, как границ, оно переходит в Германию и доходит до Вислы. Области, которые в начале нашей эры, проезжали только торговцы янтарем и мехами и которые казались негостеприимными, как сердце Африки, многим нашим предкам, были покрыты городами. Зунд, который не посещал ни один торговый корабль, был оживлен постоянными поездками кораблей. Корабли плавали по Балтике и Северному морю так же, как и по Средиземью. Здесь было много портов на берегах обоих морей.
