Евгений Анисимов - Императорская Россия
Николаю I была близка роль благородного рыцаря-крестоносца – защитника «старого порядка» и православия, покровителя слабых. Именно в неоготике отразились душевные движения императора, который хотел жить не в раззолоченном, обозреваемом со всех сторон дворцовом пространстве барокко и ампира, а в своем «поместье», в небольшом уютном доме, построенном как у англичан – возле развалин родового замка, неподалеку от вросшей в землю старинной капеллы, чей каменный пол истерт башмаками десятков поколений прихожан. Естественно, что для воплощения «готической» мечты самодержца препятствий не было. Так, он строит под Петергофом усадьбу Александрию, которая вся проникнута духом неоготики. Здесь появились и «старинный» Руинный мост, и «готические» Фермерский дворец и Капелла, и маленькие «готические» колодец, беседка, караулка. Железная ограда, благодаря навершиям в виде золоченых наконечников копий, наводила на мысль о бесчисленном рыцарском войске, охраняющем Александрию. Центром усадьбы стал дворец «Коттедж», в котором воплотились все главные идеи и мечты «петергофского помещика» (как себя называл Николай I) и его супруги императрицы Александры Федоровны. К этому дому-вилле для богатой (но без излишеств) семьи приложимы такие эпитеты: большой (но не огромный), соразмерный, удачно расположенный на возвышенности, согласный с природой, светлый, изящный, удобный, элегантный. Все комнаты виллы, непохожие одна на другую, наполнены любовно подобранными картинами, «готической» мебелью мастера Г. Гамбса, памятными безделушками.
По описаниям современников можно представить себе жизнь царской усадьбы… В широкие и высокие окна без переплетов льется нежный свет петергофского летнего утра, на беломраморной Северной террасе у тихо журчащего фонтана между пальмами в кадках стоит изящный чайный столик, светится в солнечных лучах фарфоровый прибор, вкусно пахнет кофе. Хозяйка усадьбы, императрица Александра, пьет свой утренний кофе и прислушивается к веселым голосам детей за домом, где для них был построен особый дом – «Ферма». Они идут к ней поздороваться…
Заметки на полях
Впрочем, внешне все старые ценности официального ампира оставались на своих местах. Никто не смел косо посмотреть на Исаакий, усомниться в его эстетической ценности, хотя он, даже недостроенный, уже устарел. Величественно возвышался он над городом и был прекрасен, как и картины Брюллова, которыми восхищались тысячи людей, толпившихся возле «Гибели Помпеи». Но и собор, и брюлловские картины, и весь ампирный Петербург середины XIX века – все это было исполнено той совершенной красоты, которая присуща осеннему саду, прекрасному и печальному. К такому совершенству, кажется, нечего добавить, но мы-то знаем, что это красота увядания…
Впрочем, к середине XIX века строгий классицизм Захарова, Росси, Монферрана был потеснен, так сказать, свободным классицизмом А. Штакеншнейдера, который не ограничивал себя в поисках архитектурных форм для выражения своих идей. Генрих Штакеншнейдер – сын немца-мельника из-под Гатчины – из-за нехватки денег не сумел закончить Академию художеств, но был взят чертежником к О. Монферрану и стал его любимым помощником. Жизнь Штакеншнейдера была трудной: тяжелая работа чертежника, бедность, болезнь. Выходец из простолюдинов, он долго не мог получить обер-офицерский чин, а в те времена это было очень важно. Но Генрих упорно работал и ждал своего часа. Он наступил в 1833 году, когда Николай I обратил внимание на Штакеншнейдера и сделал его придворным архитектором. Ныне без зданий работы Штакеншнейдера вообще невозможно представить себе Петербург. Это и Мариинский дворец с его чудесной ротондой, это и другие дворцы: Белосельских-Белозерских и Николаевский (Дворец Труда), Ново-Михайловский на Дворцовой набережной и еще многие здания. Яркий талант Штакеншнейдера расцвел в эпоху эклектики, господства ретростилей. Тогда архитекторы вдруг почувствовали независимость от законов классицизма и стали свободно заимствовать из прошлого те элементы и приемы, которые казались подходящими. А выбор был велик. «Готический стиль», «неоренессанс» привлекали любителей Средневековья или Возрождения. От шедевров Бармы и Постника идет «русский стиль», увлечение Востоком принесло к нам «мавританский стиль», а знание творений Растрелли и других гениев барокко породило «необарокко».
Штакеншнейдер оказался блестящим мастером ретростилей, отдавая предпочтение «неоренессансу» и «необарокко». При этом его талант был так нестандартен, что можно говорить об особом «стиле Штакеншнейдера» – сочетании величественных внешних форм и необычайно изящного интерьера его зданий.
Жилище и одежда николаевской эпохи
Царское жилище, стиль жизни Николая и его семьи становились образцами для состоятельного дворянства. Наряду с сельским помещичьим домом, типичным жильем дворянства XIX века становится городской особняк. Они были самые разные – одни небольшие, деревянные, другие не уступали в роскоши дворцам знати. Но общее для них было то, что все они служили жилищем одной семьи. Особняками застраивались целые улицы и кварталы Петербурга, Москвы, губернских городов. Внутреннее устройство их было примерно одинаковым. Второй этаж (бельэтаж) занимали парадные апартаменты, расположенные анфиладой (от фр. en fil – по ниточке). Через все помещения – гостиную, столовую, будуар, библиотеку, «танцевальную залу» – можно было пройти насквозь. В середине XIX века происходит отступление от прямолинейности анфилады, появляются уютные уголки, выгороженные мягкой мебелью, ширмами.
Символом достатка хозяев были парадные гостиные, парадные спальни, бильярдные, картинные. В моде была мебель красного дерева, длинные кушетки, диваны с высокими спинками, алебастровые вазы, курительные столики в гостиных, застекленные с трех сторон шкафчики для посуды. В обиходе была фаянсовая и фарфоровая посуда. Камины, модные в богатых домах из-за суровых зим, так и не смогли вытеснить полностью русскую печь. Обязательной принадлежностью богатого дома был комфортабельный туалет. В моде были большие зеркала, часы (стенные, каминные, напольные). Дом без музыкальных инструментов – клавесина, фортепиано, механические органа – представить было невозможно.
И. А. Гох. Салон в доме барона Штиглица на Каменном острове в Петербурге.
Такие дома бывали часто полны народу. По утрам в праздники тут происходили детские утренники, «детские балы», здесь принимали гостей, музицировали, танцевали, обедали, играли в карты – словом, проводили время. Вдоль границ участка, занимаемого особняком, стояли служебные постройки. Здесь, подальше от барских покоев, чадила плитами кухня, тут же были баня, погреба, ледники, кладовки, конюшни, позже превращенные в гаражи. В жилых постройках во дворе – флигелях – жили слуги.
Изменения коснулись и одежды людей. Фрак продолжал свою жизнь в гардеробе мужчины, становился универсальным гражданским платьем, пригодным как для улицы, так и для салонов, как для господ, так и для лакеев. Конечно, мода меняла его вид и цвет. В XIX веке все-таки пестрых фраков не было. Фрак стал одноцветным и даже выдержанно-строгим, как вечерняя одежда для торжеств и официальных приемов. Он стоил довольно дорого, и зачастую люди, обязанные явиться во фраках, брали их напрокат.
Фрак был первейшим, но не единственным видом типичного костюма мужчины XIX века. Его носили с жилетом – полосатым или в крапинку. Панталоны под фрак подбирались разные, но обычно короткие – до колен и в обтяжку. Их надевали либо с сапогами (для улицы, езды верхом), имевшими отвороты, либо с чулками и туфлями – для балов. Непременной принадлежностью мужского туалета с фраком «во главе» были цилиндр, белый, а потом цветной «галстух» – первоначально вариант шейного платка, повязанного вычурным узлом. Позже появился черный галстук с бриллиантовой булавкой. Наряд завершала трость, мода на которую также часто менялась в течение XVIII—XIX веков.
Следующая важнейшая после появления фрака перемена в мужском костюме произошла в 1820-е годы. Короткие панталоны в обтяжку, а также длинные чулки и башмаки с пряжками сменила мода на длинные широкие панталоны – прямые предшественники современных брюк. Точнее, короткие панталоны по-прежнему надевали на балы, но на улицах, по бульвару гуляли уже в брюках. В первой половине XIX века появились брюки со штрипками, которые носили поверх обуви. Это, в свою очередь, привело к моде на короткие сапожки, точнее, полусапожки. Снова стали модными башмаки, но они уже были иными, чем в XVIII веке, похожими на современные полуботинки.
От фрака ведет свою «родословную» сюртук. Это некоторое возвращение к кафтану, но с сохранением многих особенностей кроя фрака (в талию). Отличие же сюртука от фрака состояло в отсутствии выреза внизу спереди и значительном увеличении числа пуговиц. Сюртук был с двубортным кроем, обязательно имел отложной воротник, на сюртук нашивали петли и кисти. Он воспринимался как верхнее платье, шился из сукна, но в нем могли находиться и в помещении. В отличие от фрака сюртук был достаточно «демократичен», в нем ходили люди разных сословий.
