Петр Вершигора - Люди с чистой совестью
- Черные усы, ей-богу! - бил себя кулаком в грудь Лапин.
- А как же они ночью видели - черные усы или нет? - спросил я у Лапина.
- Это-то обстоятельство и вызывает у меня сомнение, - шепнул мне начштаба Вася.
Рядовые бойцы в отряде не хотели верить, что комиссар погиб. Мне припомнились рассказы ветеранов отряда о том, как зимой 1941/42 года раненного в горло Семена Васильевича перевозили в Брянские леса. На ухабах, поворотах бойцы подхватывали сани на руки и переносили их вместе с раненым через опасное место.
- Эх, найти бы хоть ниточку, след, а уж мы бы его вынесли! сокрушались в ротах.
Лапин принес из Ланчина письмо от Кости Стрелюка, адресованное всем нам. Костя поправился и ушел с группой наших партизан всего за два дня до прихода Лапина. С кем? С Ковпаком? Или с комиссаром? В письме об этом не было ни слова. Но все же на душе полегчало. Вспомнилась ночь, когда мы шли "умереть на ровном месте", и мягкий, ласковый голос гуцулки со странной фамилией Иваночко, уговаривающей мужа ничего не брать с нас за спасение раненого. И стало легко на душе. В такие трудные дни особенно важно знать и чувствовать поддержку народа.
Спасибо тебе, гуцулка Иваночко!
Вернулась разведка из глубинных кварталов и диких урочищ Черного леса. Вася мотал головой, как добрый конь, которого замучили слепни.
- Видимо, в третий раз нам так легко от немца не отвязаться, доложил он нам разведсводку.
- Из агентуры доктора Циммера кто-нибудь работал двойником, уверенно сказал Мыкола Москаленко.
- И это может быть. А скорее, просто за первые два прочеса Кригер изучил наши повадки, - успокаивал я подозрительного Мыколу.
- Хоть так - хоть этак, а в Черном лесу расположилось лагерем несколько батальонов. - Вася показал на карту с нанесенной дислокацией врага. - По всему видать, это уже не облава. Вот тут батальон, вот две роты. Снова - батальон.
- Это длительная блокада, Вася! - сказал я Войцеховичу. - Берут за глотку мертвой хваткой.
- Надо уходить! - заключил начштаба свой "доклад-справку".
- Ну что ж, на выход, так на выход, - что-то очень уж быстро согласился комиссар Мыкола.
Мы совещались в кустарнике. Невдалеке перекресток дорог был занят ротой немцев. В хате лесника сейчас у немцев был узел связи и управления.
Заходило солнце. Закончив очередной прочес, немцы пели. Хоровая солдатская песня эхом разносилась по лесу.
Мы готовили свою группу на выход. Я был почти уверен, что мы проскользнем под носом у поющих немцев.
- Да, тигр начал ходить тихо на лапках. Лапки-то мягкие. А острые ли когти? Как думаешь, комиссар? - спросил я у Москаленки.
- Немцы решили взять нас упорством, измором, - ворчит Мыкола, - на это они мастера.
- А как насчет хитрости? Так и не додумались? На это у фрица кишка тонка, - ворчал Усач, похлопывая плеткой по голенищу. С плеткой он не расстался, хотя давно, еще в Карпатах, мы съели его коня.
Выходили мы из Черного леса не по тропам. Там дежурили засады. Через самые глухие переезды трех шоссейных и двух железных дорог тоже не пройдешь. Седьмые сутки водя за нос полторы дивизии немцев и не истратив ни одного патрона, набрались духу. Мы рискнули уйти по шоссе, проскользнуть через окраины города Станислава. Это было единственное безопасное место.
Выход прошел опять без единого выстрела.
Дневали под Галичем, на высотах, обрамленных мелколесьем. Целый день наблюдали бомбежку самолетов, слышали артиллерийскую канонаду. Да, выход был совершен вовремя! На этот день Кригер, видимо, назначил генеральный прочес.
Привязанные к этому могучему лесному массиву, немцы еще несколько дней утюжили и очищали его. А мы спокойно отдыхали за Быстрицей, в тылу немецкой главной группировки. Пока что основным нашим оружием были хитрость и умение скрыться от врага. Оно нам приносило спасение и... больно уязвляло самолюбие...
Когда же мы с Васей и Мыколой, уверенные в победе, сможем навязать врагу первый бой?
Наладили связь. Мы узнали, что 23 августа ночью к нам вылетал с Большой земли самолет. Он долетел до Черного леса. Не обнаружив костров, вернулся обратно. Еще бы! В эту ночь начался первый прочес. В эту ночь Матющенко напоролся на засаду. Где он теперь, Федот Данилович? Если жив, водит ли за нос немца, или бегает от него?
Радио принесло еще одну радиограмму. Это был приказ. Мне предписывалось действовать самостоятельно. Сообщалось, что с Ковпаком последняя связь была только в начале августа. А сейчас уже 2 сентября... Неужели погиб старик? Неужели Кригер разгадал нашу хитрость? Может быть, он бьет нас по частям? Расчесал в горах Ковпака, затем навалился всей силой на нашу группу!
Я вчитывался в строки радиограммы.
"...Действуйте самостоятельно сообразно обстановке. Случае встречи с Ковпаком передайте ему, что Командование считает задачу Карпатского рейда выполненной. Передайте всем группам приказ выходе базам партизанского края. На явку горы не являться. Возможны засады противника. Вывезем раненых, снабдим боеприпасами..."
7
На вторые сутки после выхода из Черного леса мы подошли к Днестру. Вода была уже холодная, брод широкий, а спуск к реке крутой. Разведчики не обнаружили врага на той стороне.
В подмытых быстриной глиняных берегах живут птицы с рыбьим названием "щур". Они вылетают при появлении человека быстрыми стайками, как картечь из старинной митральезы. До появления разведки норы были битком набиты птицей.
- Значит, немец по северному берегу не проходил, не окопался... соображал Сердюк.
- Щурячий выстрел, - смеялись разведчики, не умея скрыть своей радости оттого, что путь за Днестр открыт.
Но командирам не до смеха.
Надо форсировать Днестр! На север тянула непреодолимая сила. Ей поддались и майор Дегтев, и Бакрадзе, и Саша Ленкин! На выход, на выход, туда, в партизанский край! И хотя исполнительный начальник штаба Вася еще помалкивал и "объективно" докладывал мне свои соображения и выводы, но по его глазам я видел, что он стремится туда же. За Днестр! Один лишь Сердюк согласен хоть к черту в зубы, хоть обратно в Карпаты. Ну что за парень этот Сердюк?
А как Мыкола? Мыкола пока тоже помалкивал.
Всю ночь пожары, пылавшие за Днестром, неодолимо притягивали к себе взоры четырех с половиной сотен человек.
Кто же там? Иногда нам даже чудилось фырканье родного ППШ. Пожары на востоке, на севере... Неужели наконец подошли с севера соединения? Кто же? Сабуров или Мельник? Шитов или Грабчик? А может быть, молдавские партизаны Андреева?
На рассвете все ясно услышали воркование автоматов. Сомнений не было. Там, за рекой - и близко! - были наши.
- Наши за Днестром! - уверенно сказал Москаленко.
На рассвете мы дали приказ форсировать Днестр.
Отряд, бредущий через быструю реку с одеждой и оружием в руках, мутил волны реки.
Но северный берег встретил нас лишь стайкой птиц, испуганно проносившихся над головами.
За Днестром быстро разместились в первой рощице, в самом неприспособленном для обороны месте, не думая больше о тактике марша, о маскировке. Скорее бы связаться. Нужно почувствовать "плечо". Была надежда и вера в то, что Сабуров или Андреев пришли на юг.
Но прошло еще два дня, и мы узнали.
Это был Ковпак, раненный, получивший передышку в два-три дня. Перебравшись через Днестр, он сразу дал приказ: жечь хлеб в лигеншафтах [лигеншафт - имение с немцем-администратором во главе].
Ковпак жег скирды в лигеншафтах. Чтобы призвать смертельно уставших бойцов делать это, он ссылался на задание товарища Сталина.
Но нам казалось, что через полмесяца после начала наступления огромных армий, гнавших немцев от Курской дуги к седому Днепру, у Верховного Главнокомандующего хватало дел поважнее.
Так думал кое-кто из нас.
А еще через месяц начальник Украинского партизанского штаба генерал Строкач рассказывал об этих днях, когда нам часто приходилось обрывать связь на половине сеанса или по нескольку дней и вовсе не получать никаких известий с Большой земли.
- Ну и волновались мы за исход вашего рейда. Часто раздавался звонок, и голос товарища Сталина слышался в трубке:
"Доложите, где Ковпак?"; "Как дела у Ковпака?"; "Что нового известно о судьбе Руднева?" И не проходило дня, чтобы не спрашивали доверенные люди: "Верховный Главнокомандующий требует ежедневно давать координаты и донесения рейдирующего на Карпатах отряда..."
Жаль только, что мы не знали тогда об этом. Значительнее, весомее и ответственнее чувствовали бы себя люди, в трудном своем положении, может быть, и недооценивавшие того, что одно только их пребывание за Днестром было подобно ласточке, принесшей в эти края весенние ветры победоносной Красной Армией.
Вспоминая ночь, освещенную пожарами, я думал, что Ковпак, как всегда, был прав. Враг уже кинулся в бегство от Курской дуги. Там наши братья переломили ему хребет. И хоть очень далеко от нас было до тех славных исторических мест и героических деяний могучей Красной Армии, но мы чувствовали: наш долг каждую минуту помнить, что мы ее помощники в глубоком тылу врага. Только в этом единстве цели наша сила.
