Петр Вершигора - Люди с чистой совестью
- Если он начнет, не поддержать его - это уже будет свинством.
- Поговори с ним начистоту, Петрович!
22 августа я сказал Матющенке, пришедшему к нам с разведчиками:
- Давай, Федот Данилович, по душам поговорим. В бой вступать мы не будем. А тебе советуем уходить сегодня же из Черного леса.
- Хо-хо! Хлопцы у меня сейчас, как звери!
Ну, что было ему сказать? Мы выложили ему все данные, рассказали о немцах, назвали дату - 23 августа. Он внимательно слушал. Затем, хитро прищурившись, спросил:
- А почему сам не уходишь? Эге?! Хитрюга!
- Ну, как хочешь. Только имей в виду - боя мы принимать не будем.
И все же Федот Данилович перехитрил нас. Когда, точно по расписанию, 23 августа появились вблизи его лагеря немцы, Матющенко подсунул нам всех своих раненых, чем еще больше утяжелил наш маневр. А маневр по лесу - это было пока единственное оружие нашей группы. Мы поставили задачу приковать хоть на два-три дня группировку Кригера к себе. Не может быть, чтобы этой передышкой не воспользовался Ковпак. Если только он еще жив.
А Матющенко путал и путал наши карты. Он все-таки дал короткий бой. Затем оторвался от противника и ушел на север. Но Черный лес уже был в кольце.
В партизанском деле соотношение сил не всегда такое, как на фронте. Там оно тоже колеблется, но никогда не бывает столь разительным. Полторы дивизии, более десяти тысяч войск, не считая их тылов, навалилось на нашу группу численностью в четыреста человек, из которых семьдесят было ранено.
После боя, данного Матющенко немцам, я послал разведку. Получив ясную картину о силах и огне немцев, мы поняли: нам не выдержать и получасовой перепалки.
Гораздо позже, когда я после войны изучал документы противника, часто на ум приходила именно эта необычная "операция", в которой мы не произвели ни одного выстрела. Во всех инструкциях и наставлениях немцы жалуются: "Партизаны не принимают открытого боя" (Браухич); "Надо заставить врага принять открытый бой с нашими превосходящими силами" (Йодль); "Большевики воюют не по правилам", - обижался Геринг. Но где, в каком военном законе написано, что мы обязаны делать то, что хочется врагу? Война давно перестала походить на рыцарские турниры. А Кригеру ведь очень хотелось навязать нам бой. Но естественно ли, что в нашу задачу входило как раз обратное - уклониться от него? И мы готовили этот маневр как самую сложную и самую боевую операцию.
Успех партизанских действий основывается на великом преимуществе хладнокровия над растерянностью, на впечатлении, вызванном неожиданностью появления партизан там, где их не ожидает враг. Нравственная сила армии - великая сила.
5
Вначале подпортив нам маневр, Матющенко затем спас его. Немцы начали прочесывать лес в 8 часов утра. До вечера мы кочевали. Но не в гущу леса - там шла двойная, может быть, тройная немецкая цепь. Наоборот, поближе к врагу, в кустарник, подходивший почти к самому городу Станиславу.
- Там наверняка не будут шукать нас. Не будут же партизаны скрываться в небольшом кустарнике рядом с огромным лесом. Правда, Васютка? - шутил комиссар Мыкола.
Войцехович понял нас с полуслова, и к 12 часам дня мы сидели в кустах, слушали трескотню автоматов, чесавших Черный лес, и звон колоколов, и лай собак в областном городе Станиславе. До вечера нам удалось оставаться незамеченными.
Ночью Матющенко нарвался на засаду врага в селе Майдан. Отряд его был потрепан... Часть из его группы (в том числе и радисты) прибилась к нам. Разведка, посланная утром, узнала у населения, что среди убитых был человек, похожий на Матющенко или Горкунова. Но все это были пока догадки.
Маневрировать по лесу было трудно. Прочес немцы приостановили, но блокада не была снята. Мы решили не выдавать пока своего присутствия.
- Петрович, подождем, пока немцы не начнут снимать блокаду? спрашивал Войцехович.
- Конечно. Но тогда я снова привлеку внимание врага к Черному лесу. И снова ускользну от него.
- Понятно! Заставить еще раз чесать уже пустые массивы. Так.
- Ну конечно!
Мы улыбались друг другу, как двое мальчишек, легко объегоривших хлопца с другой улицы во время игры в палочку-стукалочку.
К концу второго дня к нам прибился партизан Мирошниченко из группы Матющенки. Он шел в голове колонны, когда батальон Матющенки напоролся на засаду. Противник подпустил их близко. Осветив колонну ракетами, сразу нанес нам потери. Люди шарахнулись в стороны, и рядом с Мирошниченко оказались Швайка и еще два бойца. Разведчик был ранен навылет в оба плеча и совершенно не мог двигать руками. На рассвете они видели, как Швайку живого взяли в плен немцы.
"Теперь генерал Кригер может, наконец, торжествовать, - думал я. Наконец у него есть пленный. Вероятно, в этот час он уже любуется им. Но вряд ли Швайка что-нибудь скажет".
Швайку в 3-м батальоне шутя звали "немецким старостой". В последнее время, когда он стал командиром разведки, при бойцах не употребляли этого оскорбительного названия. Но меж собой ветераны батальона изредка говорили: "Поручим Швайке. Немецкий староста зробыть". Швайка не обижался. Я спросил однажды у Матющенки, в чем дело.
- А отчего же ему обижаться, когда оно чистая правда, - сказал Матющенко.
- Как правда?
- А как же? Действительно, всю зиму сорок первого года Швайка служил у немцев старостой, - и тут Матющенко рассказал о нем.
Вспомнив об этом теперь, я подумал: "Нет, не опасно. Это парень с хитрым юмором. Не выдаст он нас. Тем более, он был в подполье. Знает все правила и уловки".
Кандидат партии Швайка, колхозный активист, тракторист, был оставлен в подполье. Задача была: как можно скорее войти в доверие к немцам. Швайка так талантливо играл свою роль, что уже в сентябре сорок первого года был назначен немцами старостой. Отряд Матющенки, тогда только начинавший действовать, держал с ним связь. Швайка вошел в доверие к глуховскому коменданту. Игра эта продолжалась всю зиму. Дело кончилось тем, что те из селян, которые наивно предполагали, что немец "добрый", на собственной спине почувствовали его "доброту". Но кто-то из полицаев донес о двойной игре Швайки.
Как-то ночью Швайка прибежал в лес и сообщил Матющенке, что завтра в 9 часов утра районная жандармерия приедет забирать его. Матющенко слушал его молча. На подпольном языке это называется "провал". В таком случае провалившегося подпольщика надо забирать к себе в отряд. Но в селе оставалась семья Швайки. Как спасти ее? Старика отца, детей и беременную жену Швайки брать в отряд было нельзя. А даже если и возьмешь, фашисты отомстят более дальним родичам, а то и всему селу. И тут два хитрых украинца придумали такую штуку. Немцы приехали в 9 часов утра, а за три часа до их приезда к Швайке, преспокойно "спавшему" всю ночь дома, ворвались партизаны. В хате были выбиты все окна, в черепки превращена посуда, распороты подушки и пух из них выпущен на улицу. Тихонько, извиняясь, сам Матющенко насажал старику отцу Швайки - фонарей под глазами. Затем Швайку связали, с угрозами повели через все село в лес "на расстрел".
Приехавший через час немец-комендант клюнул на партизанскую удочку: он велел арестовать доносчика-полицая, а "пострадавшему" Швайкину отцу немцы приказали выстроить новую хату. И вот сейчас Швайка попал в плен к немцам...
6
Через два дня начался второй прочес, а еще через день - третий.
- Вот этот третий уж совсем не входит в наши расчеты, - ворчал Вася Войцехович, выводя через буреломы по азимуту отряд к спасительному кустарнику под Станислав.
- Кажется, можно було б немцам остановиться и на двух, - подхватил комиссар Мыкола.
- Тем более, что если жив Ковпак, то он уже успел проскочить, поделился я сокровенной мыслью со своим "штабом".
- Проскочил дед. Надо и нам сматывать удочки, - сразу уточнил наши мысли Усач.
- А может быть, и окопался где-нибудь в горах? - охладил его пыл комиссар Мыкола.
Усач замолчал.
Мы подошли к спасительному кустарнику на рассвете.
- Третья облава совсем нам ни к чему, - ворчали командиры.
Хлопцы, видно, всерьез начали привыкать к тому, что немцы действуют по нашему заказу. Ползком, на животе, продираясь сквозь кустарник, приблизился радист Соколов. Он протянул мне бумажку.
- Большая земля обещала самолеты. И один самолет вылетал к нам как раз в ту ночь, когда Матющенко напросился на засаду, - доложил он хриплым шепотом.
- Но мы же не могли принять его, Коленька! - словно оправдываясь перед радистом, сказал начштаба Вася.
- Да. Трудное дело сейчас принять самолет! В таком положении... опять намекнул на выход из Черного леса Усач.
С гор, из-под Ланчина, вернулась разведка Володи Лапина. Где-то в душе у каждого из нас все еще теплилась надежда: жив комиссар Руднев. Володя Лапин раздул эту искру. Дня четыре-пять назад через Ланчин, почти по нашему маршруту, проходила группа в десять-пятнадцать человек. Жители рассказывали, что эти люди несли на носилках раненого командира. Командир был усатый, в армейской форме, при орденах.
