Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина
Конечно, это «женская логика». Однако Крупская ничего не поняла. Она говорит о разных диктовках. И, подобно женщине с кухни, ищет поддержки «друзей», потрясая правами жены вождя.
Она не поняла и того, что превращает психологический, почти бытовой конфликт в политический инструмент. И если сценаристы мыльных опер делают из фарса трагедию, то она оборачивала трагедию в банальный фарс.
Кстати, сам Ленин совершенно не разделял мнения своей супруги относительно ее «близких товарищей». У него была иная точка зрения в оценке идейных и деловых качеств соратников.
Направив 22 декабря через Фотиеву просьбу о цианистом калии и уже утвердившись в мысли уйти добровольно из жизни, 23 декабря Ленин «попросил у врачей разрешить стенографистку» и начинал диктовать первые наброски так называемого Письма к съезду.
Приглашенная для этого М.В. Володичева, записавшая этот текст, отметила в своем дневнике: «В продолжение 4 минут диктовал. Чувствовал себя плохо. Были врачи. Перед тем как начал диктовать, сказал: «Я хочу продиктовать письмо к съезду. Запишите! <...> Ленин диктовал быстро. Видимо, все было обдумано у него заранее. Чувствовалось его болезненное состояние... Говорил он глухо, не жестикулируя, как обычно. Закончил диктовку в отведенное время и немного повеселел».
Считается, что это Письмо широко известно, но посмотрим на его содержание непредвзятым взглядом и опровергнем один из утвердившихся стереотипов, будто бы Завещание Ленина не назвало его преемника по руководству партией.
При кажущейся незавершенности это Письмо — блестящий документ, характеризующий Ленина как дальновидного стратега, целеустремленного политика и непревзойденного психолога.
И в противовес общепринятой трактовке рассматривать его необходимо не отдельными фрагментами, а во всей совокупности логического построения соображений и выводов Ленина. Ленин совершенно определенно выразил свою волю, и Письмо в буквальном смысле нужно назвать его политическим Завещанием. Более того, он сделал все, чтобы оно было исполнено.
Конечно, Ленина не могло не заботить партийное разделение, размежевание на его сторонников и вечных «оппозиционеров», создававшее постоянные проблемы для осуществления реальной политики партии.
Он осознал неизбежное и должен был обеспечить решение задачи преемственности таким образом, чтобы с его смертью начатое им дело не было разрушено. В первую очередь он озабочен сохранением созданной им партии. И его тревожила даже не проблема единства партии, а «устойчивость» ее руководства в водоворотах политических противоречий.
С этой целью он предлагает увеличить число членов ЦК «до нескольких десятков или даже до сотни». При этом он считает, что «в число рабочих членов ЦК должны войти преимущественно те рабочие, стоящие ниже того слоя, который выдвинулся у нас за пять лет в число советских служащих (курсив мой. — К. Р.), и принадлежащие ближе к числу рабочих и крестьян, которые, однако, не попадают в разряд прямо или косвенно эксплуататоров».
Таким шагом Ленин рассчитывает защитить партию от разлагающего влияния интеллигентов небольшевистского закала, уже пребывающих в ЦК, и поставить заслон возможному приходу к руководству — новых. Но он прекрасно понимает, что одна из опасностей, которая угрожает партии, — это ее раскол.
Однако Ленин не исключает вероятность раскола, но рекомендует его избежать. Он диктует: «основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения (соображения чисто личного свойства) являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут, и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК от 50 до 100 человек...»
То есть Ленин указал поименно фигуры, представлявшие лидеров партии и от позиций которых зависело единство большевиков.
Конечно, из тактических соображений Ленин не мог назвать своего преемника однозначно. Во-первых, он передавал не монархическую власть, а во-вторых, у него не было гарантий, что его воля окажется выполненной.
Но он определил свой выбор и делает блестящий ход. Выражая свою волю, Ленин с его изощренным умом логика практически навязывает ее. Он не оставляет возможности обойти его выбор, называя единственного лидера — Сталина. При этом он демонстрирует шедевр дипломатической корректности, вместившийся в рамки почти язвительных характеристик политической несостоятельности других ведущих членов ЦК.
Очевидную уничижительность характеристик и возможные обвинения в переходе за грань оскорбления он тут же умышленно нейтрализует гротеском похвалы. И главная тонкость ленинской аргументации в том, что, навязывая свой вывод, он оставляет иллюзию, — будто бы у тех, к кому обращены его заметки, есть возможность выбора.
Давая характеристики Сталину и Троцкому, Ленин отмечает: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью.
С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС (наркомат путей сообщения. — К. Р.), отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела».
Его логика безапелляционна. Ленин сразу, уже самим текстом на первое место ставит фигуру Сталина и указывает, что он сосредоточил в своих руках большую власть. Что это, если не необходимость признания уже сложившегося первенства Сталина в партии?
В то время ни для кого не было секретом и то, что это сосредоточение в руках Сталина власти было организовано самим Лениным и по его непосредственной воле. Уже само признание этого факта делает очевидной ленинскую позицию.
Но Ленин предусмотрителен, и замечание о неуверенности, сумеет ли тот «всегда осторожно пользоваться этой властью», выглядит лишь как намерение не захвалить. Одновременно это и призыв к остальным членам ЦК быть гарантами в том, чтобы содействовать безупречному использованию Сталиным врученных ему полномочий.
То есть выбор Ленина был сделан, но он закрепляет его подчеркиванием отрицательных качеств всех других вероятных кандидатов, не сулящих им никаких перспектив.
Указание на НКПС и то, что Троцкий «отличается не только выдающимися способностями», современникам говорило о многом Речь шла о том, что в 1919—1921 годах Лейба Бронштейн, занимая посты наркома путей сообщения и одновременно председателя Союза транспортных рабочих, пытался противопоставить профсоюзы партии, превратив их в собственную опору для борьбы с ЦК и Лениным.
Он стоял за слияние хозяйственных и профсоюзных организаций и «передачу им верховной власти в стране». Практически это следовало рассматривать как создание «под тряпьем теоретического спора» новой партии в противовес большевистской с «заменой Ленина Троцким».
Ленин не забыл это. Поэтому Троцкого как оппонента Сталина Ленин уничтожает уже самой констатацией факта признания его «выдающихся способностей». Дипломатический «реверанс» в отношении сомнительных способностей Троцкого напрочь перечеркивается обвинениями — в хвастовстве, чрезмерной самоуверенности и административном бюрократизме.
Но и сами «выдающиеся» способности Троцкого, оказывается, проявились только в его «борьбе против ЦК» в связи с вопросом о профсоюзах. Такая оценка равносильна комплименту в духе черного юмора — «способный враг».
И заключение из характеристик Сталина и Троцкого носит пророчески предупредительный смысл для членов партии. Ленин делает вывод: «Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно».
Чтобы не быть обвиненным в невнимании к остальным членам ЦК, Ленин как бы походя ставит всех на место и дает почти язвительно уничтожающие оценки. Он напоминает о штрейкбрехерстве Зиновьева и Каменева в октябрьских событиях и делает разнос Бухарину и Пятакову. «Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил)?.. — обнадеживающе отмечает Ленин. Более того, словно подслащивая пилюлю, он подчеркивает: — Бухарин — ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем партии».
И из этого почти ребячливого «достоинства» Ленин делает неожиданный вывод: «но его теоретические воззрения с очень большими сомнениями могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал диалектики)».
