Юрий Скуратов - Вариант дракона
Одна отдушина — группа консультантов. Люди там собрались блестящие. Было что почерпнуть, было у кого почерпнуть. Кондрашев рассказывал разные случаи из жизни КГБ.
В сталинские времена, когда начались гонения на космополитов, их стали искать и на Лубянке. И нашли. В 1-м управлении, в разведке. Подполковника Бородина — заместителя начальника американского отдела, и майора Надеждина. Им вменили в вину то, что они пьют виски и курят американские сигареты. Хотя начальство курило и пило то же самое: заморским товаром генералитет Лубянки снабжали ребята Бородина.
И Бородина и Надеждина судили судом офицерской чести. Бородина понизили в звании и в должности, и он вскоре скис, Надеждина уволили и через год он умер от рака.
Рассказывал Кондрашев и о дневниках Геббельса, которые ныне хранятся в МИДе. Тот вел, оказывается, три вида дневников. Один он диктовал секретарше на службе, второй диктовал дома, по итогам дня, третий писал сам.
Немцы готовы купить эти дневники за большие деньги.
Широнин был чистым оперативником. Он рассказывал, как, например, писателя Ивана Ефремова разрабатывали на причастность его к сотрудничеству с британской разведкой. Было решено вшить в пальто писателя специальное передающее устройство, так называемый «жучок». Для этого пальто в толпе испачкали краской. Ефремов снял пальто, повесил у себя дома и надел плащ. Оперативники выкрали у него плащ, и только тогда Ефремов, которому надо было в чем-то ходить, сдал свое пальто в чистку. В чистке ему вшили «жучок».
Были и другие случаи, анекдотического свойства. Так, однажды решили установить прослушивающее устройство на одной из квартир, но там жила старуха, которая никуда не выходила. Тогда в ее квартиру подсыпали клопов. И старуха покинула свои хоромы, побежала в магазин за дустом.
Сторожев рассказывал, как «сильные мира сего», достигнув преклонного возраста, начинали чудить. Так, Бещев, министр путей сообщения, пытался ходить двумя ногами одновременно. Как-то он вызвал к себе своего помощника.
— Кто это мне сейчас докладывал?
— Ваш первый заместитель.
— Да-а? А я-то думаю, откуда он все так хорошо знает про нас!
Мы тогда смеялись, не предполагая, что история повторится и вскоре вся Россия будет горько смеяться, слушая пассажи Ельцина о «38 снайперах» и «не так сели!».
Много Кондрашев рассказывал о Германии, о своем друге Мише, как он называл Меркуса Вольфа, руководителя «Штази». Кстати, Путин, работавший в Германии, получил на Лубянке прозвище Штази.
Месяца через два месяца после прихода Баранникова на Лубянку меня пригласил Фролов Василий Елисеевич, земляк-свердловчанин, заместитель министра по кадрам.
— Министр вынашивает идею создания Управления правового обеспечения, сказал он, — вас собирается поставить во главе новой структуры.
Но меня устраивала моя работа. К той поре я вернулся уже и к научным изысканиям — удавалось находить время и для этого, вместе с Шаталиным, Никоновым и Мишиным подготовил проект новой Конституции России, проект был опубликован в «Независимой газете»; опубликовал также несколько статей в журналах… В общем, дело шло. И я отказался от новой должности. Отказался в пользу полковника Демина — помог ему во второй раз. Расписал коллегу такими яркими красками, что Фролов не устоял.
Но Демину я поставил условие — чтобы он взял себе первым заместителем Розанова Александра Александровича, работающего в городской прокуратуре на незначительной должности «старпома» — старшего помощника… Розанова я знал давным-давно, еще по Свердловску. Демин условие это выполнил.
Вскоре и он, и Розанов стали генералами, а я продолжал оставаться полковником. К генеральскому званию я не стремился совершенно, мне хватало и полковничьих погон. Кстати, в системе госбезопасности многие проработали по тридцать лет, жизнь посвятили этому делу. Это им надо давать генеральские звания, а не мне, а с меня хватит и того, что должность моя генеральская…
Да и система госбезопасности, в которой я работал, стала меня тяготить — слишком уж она закрытая… Надо было думать о новой работе.
Судьба страны на спецслужбах отразилась наиболее болезненно. Людей по любому поводу выводили за штат, проверяли на благонадежность. У многих сдавали нервы, многие начинали пить. Страдали от нападок нечистоплотных людей, таких, как священник Глеб Якунин, который работал в архиве КГБ, а потом под рясой выносил материалы, компрометирующие иерархов церкви, сотрудничавших с Лубянкой, или Полторанин — идеологический рупор раннего Ельцина. Подчиненные, спасая оперативную агентуру, не докладывали всего, что знали, своему начальству. Даже Ковалев, который был на Лубянке своим человеком, и тот получал не более тридцати процентов всей информации, Путин — и того меньше. Подчиненные стали бояться своих руководителей, стали бояться вообще провалить свою агентуру. А ведь спецслужба — аппарат тонкий, разрушить его можно быстро, вот только настраивать долго.
Президент, как-то приехав на Лубянку, пошутил по обыкновению неуклюже:
— Мы вас тут корчуем, корчуем, а вы еще живы!
Шутка. Но в ней столько правды, что даже шутки не видно.
И все равно время работы на Лубянке я вспоминаю с благодарностью, я там многое узнал и многому научился.
…НА ДОЛЖНОСТЬ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА
Как-то мне позвонила Валентина Леонидовна Полякова из Управления кадров Генеральной прокуратуры:
— Юрий Ильич, не могли бы заглянуть к нам?
— Нет проблем!
Я появился у Поляковой и получил совершенно неожиданное предложение перейти работать в НИИ Генеральной прокуратуры. Это — отраслевой институт, не академический. Раньше он назывался длинно: Всесоюзный научно-исследовательский институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, потом — НИИ проблем укрепления законности и правопорядка Генеральной прокуратуры РФ. Институт очень сильный, с великолепными кадрами, раньше я с ним, как уже говорил, сталкивался, специалисты института всегда оставляли о себе самое доброе впечатление.
— Перейти в НИИ? Кем?
— Первым заместителем директора.
Руководил институтом в ту пору Игорь Иванович Карпец — специалист с мировым именем. Милицейский двухзвездный генерал, бывший начальник уголовного розыска страны, гроза бандитов и убийц; когда здоровье стало пошаливать, Игорь Иванович перешел на более спокойную работу и возглавил главный институт прокуратуры. Авторитет его был непререкаем.
Но и факты, которыми располагало Управление кадров, тоже были непререкаемыми: в последнее время Игорь Иванович много болел, в институте появлялся не так часто, как хотелось бы начальству, вот Генеральная прокуратура и начала подбирать человека, который бы сумел, что называется, подпереть Карпеца.
Наверное, потому Полякова очень аккуратно, очень деликатно намекнула мне, что назначение это будет иметь некую перспективу. Я все понял и также решил быть аккуратным, не торопить события. Сказал в ответ:
— Я подумаю.
Вернулся к себе на работу — пешочком пройтись это совсем недалеко — и решил посоветоваться с коллегами, прежде всего — с Александром Александровичем Розановым. Тот:
— Идти заместителем не советую.
— Почему?
— Карпец — профессионал высочайшего класса, интеллектуал, аппаратный силач, он живо поймет, что к чему, поймет, что тебя готовят на замену ему, и очень красиво и вкусно тебя съест. Если уж идти, то только директором. И никак не меньше.
Я понимал: в этом суждении есть доля истины — и изрядная доля истины, — и не пошел в замы к Карпецу. Все осталось на своих местах. Тем более я получил звание полковника, должность, на которой я находился, была генеральской, впереди намечались неплохие перспективы, поэтому и не следовало, как говорят нынешние молодые люди, особенно дергаться. Про себя, мысленно, пожелал Игорю Ивановичу доброго здоровья: все-таки специалистом он был редчайшим. И дай Бог, чтобы он подольше посидел на своем месте.
Жизнь продолжала течь дальше.
Через некоторое время пришла скорбная весть: Карпеца не стало. Все-таки добили его разные хвори и болячки.
После похорон кадровики прокуратуры вновь вернулись к моей кандидатуре.
Меня пригласил тогдашний Генеральный прокурор России Валентин Георгиевич Степанков и предложил принять институт. Обязанности директора НИИ в ту пору исполнял Александр Яковлевич Сухарев, бывший Генеральный прокурор СССР. Казалось бы — надо идти. Коллектив в институте сильный. Одних только докторов наук — тридцать человек. По должности директор института обязательно — член коллегии Генеральной прокуратуры. Но все равно червь сомнения глодал душу. Институт решал целый блок вопросов, связанных с правовым обеспечением деятельности прокуратуры, связанных с преступностью и причинами ее возникновения, еще ряд вспомогательных «сюжетов», направленных на борьбу с криминалитетом, а я по своей профессии — государствовед, то есть специалист по конституционному праву… Совместится ли одно с другим, смогу ли я адаптироваться?
