Федор Успенский - История Византийской империи. Эпоха смут
Переходим к рассмотрению обстоятельств, при которых произошла отмена иконоборческой политики. Царь Феофил умер 20 января 842 г. По господствующему мнению, которое до сих пор держится в науке, уже в марте того же года, в первую неделю Великого поста, последовало провозглашение торжества православия после того, как новое правительство созвало церковный собор, сменило одного патриарха и избрало нового и приняло множество других мер с целью полного изменения церковной политики. Ясное дело, что в один месяц нельзя было произвести всех указанных перемен и что византийская летопись в этом отношении не дает нам надежных указаний. Лучший летописец, переживший эпоху торжества православия, Георгий Амартол, остановился в своей хронике на 842 г. и сообщил о событиях, имевших место в это время, очень скудные и весьма сбивчивые сведения [504]. В самом деле, заключительная страница, посвященная Михаилу и Феодоре, представляет жалкое упражнение, из которого ничего нельзя построить в историческом отношении. Поэтому весьма важно выяснить вопрос, каким путем сохранились известия о соборе 842 г. и об утверждении православия, читаемые в хрониках, составленных в X и последующих веках? Мимоходом заметим, что ответ на этот вопрос имеет для нас — именно для объяснения первых страниц русской летописи — принципиальное значение. Не только по отношению к тем событиям, о которых идет речь, но и вообще о времени Михаила III попадаются в литературе X в. такие указания, которые возбуждают научное любопытство, но и источник которых до сих пор не удается определить. Выше было указано, что особенно крупное значение имеет для этого времени летопись Генесия, составленная по фамильным преданиям. Находимые у него данные о последовавших за смертию Феофила событиях заключаются в следующем. За малолетством Михаила III во главе управления стояло регентство из царицы Феодоры, патрикия и канцлера Феоктиста, протомагистра Мануила, к ним присоединяется еще Варда, брат царицы Феодоры. Все эти лица принадлежали, несомненно, к приверженцам Феодоры и в религиозном отношении разделяли ее воззрения.
Итак, для православных, находившихся при Феофиле в принижении, наступила пора поднять голову. Члены регентства, Феоктист и Мануил, вступают в переговоры с царицей Феодорой по отношению к ближайшим мерам к отмене иконоборческих постановлений, и т. к. не предвиделось особенных противодействий со стороны иконоборцев, то правительство смело вступило на путь реформ. Решительными мерами по отношению к патриарху Иоанну регентство освободило себя от главного соперника, который мог бы еще, опираясь на высшее духовенство, поставить некоторые затруднения правительству, но, как мы видели, Иоанн VII не нашел нужным вступать в борьбу и удалился в назначенный ему монастырь. Затем предстояло решить вопрос об избрании патриарха. Ни при иконоборческом заместителе патриаршей кафедры, ни при вакантности ее нельзя представлять себе осуществления задуманных регентством реформ, следовательно, избрание в патриархи монаха Мефодия, известного уже борца за православие и давно бывшего в сношениях с царицей Феодорой, должно было последовать непосредственно за низвержением Иоанна VII. Все дальнейшие мероприятия по отношению к подготовке собора, на котором был окончательно решен вопрос о восстановлении почитания святых икон, равно как председательство на соборе и приведение в исполнение соборных постановлений, затрагивавших существенные интересы многочисленного духовенства, получившего посвящение от иконоборческих епископов, все это должно быть отнесено к деятельности патриарха Мефодия. Но следует сказать, что рассмотрение летописной традиции оставляет нас в крайнем смущении: она не знакомит с событиями с достаточной полнотой, мало характеризует главных деятелей и вообще не дает ответа на многие существенные запросы. Но что всего печальней, в летописной традиции не нашлось указаний на два факта: 1) когда и как происходил собор, чем он занимался и какие результаты его деяний; 2) совпадает ли происходивший в Константинополе собор с торжеством православия.
Прежде всего нужно признать не подлежащим сомнению вывод, что собор должен был происходить в 843 г. Это столько же вызывается сложностью и разнообразием предварительных административных распоряжений, какие должны были предшествовать созванию собора, сколько подтверждается заключениями из греческих текстов, появившихся в печати в недавнее время [505]. Оказывается, что избрание Мефодия в патриархи, равно как и собор для восстановления православия, происходило во втором году правления Михаила и Феодоры и что дата восстановления православия должна падать на 11 марта 843 г.
Благополучно совершившаяся и не вызвавшая внутренних потрясений церковная реформа 842–843 гг. до такой степени соответствовала желаниям большинства населения империи и так горячо была поддержана самым влиятельным и популярным сословием — монашествующим духовенством, что она скоро сделалась предметом монастырской и народной легенды и в разукрашенном фантазией виде вошла в жизнеописания деятелей и героев, имевших соотношение к этому важному перевороту. Но живая действительность с последовательным ходом постепенно развивавшихся событий утрачена бесповоротно, т. к. ни официальных актов, ни современных записей не сохранилось, а ближайшие потомки тех лиц, которые участвовали в событиях, доверчиво относились к дошедшим до них повествованиям. Таким образом, историку необходимо ограничиться самыми общими указаниями и скорей истолковывать факты, чем излагать их. Мало того, что нет современных известий, утрачены самые протоколы деяний собора со всеми литературными материалами и местами из Священного Писания и отцов церкви, которыми подтверждались принятые на соборе постановления. Совершенно одиноко стоит церковное слово, сказанное по случаю перенесения останков патриарха Никифора и относящееся еще к патриаршеству Мефодия (†847), в котором сохранились живые черты современности. «Понимая, — говорит оратор, — что ничто так не будет способствовать безопасности империи, как окончание церковной смуты, царица Феодора, переговорив с высшими сановниками государства, призвала наиболее влиятельных между монахами и предложила им на обсуждение вопрос о восстановлении иконопочитания. Когда же нашла, что все они согласны и ежедневно горят одним желанием и болят сердцем о перемене религии, потребовала от них, чтобы они выбрали места из святоотеческих книг в подтверждение истины, указала место во дворце, куда предполагалось созвать собор, и обратилась с манифестом к народу. Собралось такое множество, что нельзя было перечесть, ибо прибыли не только те, которые сохранили чистый ум во время нечестия, но очень многие из тех, что разделяли еретические мнения и были назначены на церковные должности иконоборцами. Переменив свои мысли, и они предали проклятию врагов святых икон» [506].
Созванному регентством собору предстояло возвратиться к постановлениям VII Вселенского собора. Утвердив своим авторитетом и вновь придав каноническую важность определениям собора 787 г., отцы собора, созванного Феодорой, должны были и в своих действиях сообразоваться с практикой того же собора. Не имея актов собора, восстановившего православие, мы имеем то, что до некоторой степени заменяет их, — первую часть Синодика в неделю православия [507]. Этот замечательный памятник церковной литературы по своему существу есть ряд кратких положений, которые были результатом деятельности собора 843 г. Если отцы собора отправлялись в своих решениях от упомянутых соборных деяний, то очевидно, что в той части, которая касалась учения о святых иконах, утраченные деяния занимающего нас собора должны были совпадать с протоколами VII Вселенского собора. Из предыдущего можно выводить заключение, что Синодик может быть рассматриваем как документальное свидетельство о том, что происходило на соборе 843 г.
Принимая во внимание обычную практику делопроизводства на соборах, мы должны допустить, что последними его распоряжениями были те статьи сохранившегося Синодика, которые касаются вопроса об иконах. Как известно, эти статьи были торжественно прочитаны в церкви св. Софии в неделю православия, и по настоящее время с некоторыми сокращениями они читаются в кафедральных соборах раз в год, в первое воскресенье Великого поста. Кроме отлучения от Церкви иконоборцев и провозглашения похвал и вечной памяти подвижникам и ревнителям православия, здесь обращают на себя внимание статьи христологического содержания, в которых приводятся ветхозаветные пророчества и обетования о Христе и Богородице. Этим прежде всего определяется богословский и философский смысл иконоборческого вопроса, волновавшего Церковь и Византийское государство более ста лет. Затем из рассмотрения этой части Синодика вытекает, что иконоборческое движение само подвергалось с течением времени известному процессу развития в зависимости от внешних условий. Так, к борьбе из-за церковного обряда присоединились не только мотивы государственных реформ, но и этнографические и социальные особенности и притязания эллинизма и восточных народов, входивших в империю. Нет сомнения, что победой над иконоборчеством нанесен был удар и тем либеральным тенденциям, которые были выдвинуты в рассматриваемый период. Но было бы также односторонним заключение, что иконоборческая борьба дала только отрицательные результаты. В течение этого периода выдвинулись многие культурные и политические вопросы, вытекавшие как из поступательного движения византинизма, так и из громадного успеха, сделанного в это время германским миром на западе и мусульманским — на востоке и юго-западе империи. Уже самая элементарная справедливость требует признать, что если бы иконоборческий период не заключал в себе никаких прогрессирующих элементов, то византинизм не был бы в состоянии ни сохранить в себе жизненных сил для дальнейшей эволюции, ни уделить достаточно духовных сил славянам, которые именно в конце IX в. пробуждаются к исторической жизни.
