Олег Стрижак - Секреты балтийского подплава
Когда убедились в ошибке (часа через три), было поздно: вся схема приказа сработала. Уцелели находящиеся в отдалении две береговые батареи и некоторые удаленные объектны, и остались в гавани 5 торпедных катеров капитан-лейтенанта С. А. Осипова (будущего Героя Советского Союза).
Странную "правду" жаждут поведать читателям адмирал Смирнов и "баталист-маринист" Корсунский: "В дни кровавой обороны Лиепаи, когда обороняющиеся ощущали острейшую нехватку личного состава, Афанасьев принял решение (!) направить матросов на сухопутный фронт и сам стал во главе отряда. Были взорваны эсминец "Ленин" (...), цех судоремонтного завода, боеприпасы, другое флотское имущество. Отряд Афанасьева храбро сражался на суше, а когда пришел приказ прорываться, чтобы соединиться со своими, капитан-лейтенант встал во главе одной из групп матросов. Им удалось прорваться. Рано они радовались..."
На самом деле, в исторической литературе говорится: "...по приказу командования ремонтирующийся эсминец "Ленин" и подводные лодки были взорваны (ремонтирующиеся корабли не имели хода). В ту же ночь из личного состава эсминца был сформирован отряд морской пехоты, который под командованием старшего лейтенанта А. И. Майского и старшего политрука Н. И. Качурина на рассвете 24 июня занял рубеж обороны на восточном участке правее курсантского батальона училища ПВО..." ("Краснознам. Балт. флот... 1941-1944", с. 25).
Утром 24 июня под командованием капитана В. А. Орлова (это автор исторического очерка; к началу войны он был офицером военно-морского училища ПВО в Либаве) был создан сводный отряд, куда вошли 2 взвода курсантов, подразделение пехотинцев и взвод команды эсминца "Ленин". Этим взводом командовал командир БЧ-2 эсминца старший лейтенант Чеботарев. В. А. Орлов называет еще семь фамилий старшин и матросов эсминца, которые отличились в бою (см.: Там же, с. 28). Эти же сведения и эти же фамилии приведены в "Боевой летописи ВМФ...", с. 96. Фамилии капитан-лейтенанта Афанасьева мы здесь не встречаем. Отряд моряков эсминца был сформирован и ушел в бой без командира корабля.
Похоже, что в ночь после взрывов Афанасьев был арестован. Трибуц пишет: "...его обвинили в панике". Если военно-морская база уничтожается не ко времени, нужен "виновный". Вряд ли арестованный командир мог быть вывезен из Либавы после 23 июня. По суше 27 июня и в ночь на 28-е прорвались из окружения и ушли на восток лишь небольшие группы. Морем вырвались из Либавы и ушли на север утром 27 июня 1941 года три торпедных катера. На одном из них шел командир базы со штабом.
Вероятней, что Афанасьева расстреляли в Либаве,— где погибли тысячи и тысячи наших бойцов и командиров (и точного числа погибших мы уже не узнаем). Уже после ухода командира базы и его штаба из Либавы вышло последнее судно, транспорт "Виениба", переполненный ранеными. Его сопровождали три торпедных катера. "Виениба" и один катер были потоплены немецкой авиацией.
Бывшего командира Либавской базы каперанга Клевенского убрали с Балтики. Он продолжил войну в штабе Северного флота. Адмирал Головко (с сожалением пишет Н. Г. Кузнецов) Клевенского не любил.
Чему служит "реабилитация", которой подвергнул Трибуц имя капитан-лейтенанта Афанасьева?
Трибуц полностью устранил вопрос ответственности штаба базы и штаба КБФ за уничтожение Либавской базы. Трибуц сочинил, что немецкая пехота прорвалась к заводу: получилась картина трагедии, "последних минут".
И Трибуц хвалит Афанасьева за то, что Афанасьев "сам" принял решение, "сам" взорвал корабли и склады.
Решение Афанасьева (!), пишет Трибуц, было единственно правильным.
Не знаю, реабилитирован ли Ю. М. Афанасьев в судебном порядке. Грищенко в 78-м году говорил мне, что юридически (а не "устами Трибуца") Афанасьев не реабилитирован, и что вдова его тщетно просит о пересмотре дела.
Н. Г. Кузнецов в мемуарах своих повторил всё, изложенное Трибуцем: вечером 25 июня немцы прорвались к заводу, Афанасьев "сам" принял решение, это решение было единственно правильным... Для чего Кузнецов привел неверные факты и указал неверную дату? У мемуаристов в ранге фельдмаршалов, главнокомандующих - командующих — "нечаянной" ошибки в дате быть не может.
Видимо, к вечеру 24 июня 1941 года Кузнецов, нарком ВМФ, еще не знал, что база в Либаве уничтожена накануне (Трибуц не доложил). Иначе бы Кузнецов не отправил вечером 24 июня в штаб Либавской базы свой приказ: "Либаву не сдавать". Заметьте: об этом своем приказе Кузнецов в мемуарах не упоминает. Дата взрыва 23 июня неудобна для Кузнецова и тем, что "ослабляет" его главный тезис: командовать обороной Либавы должны были моряки.
Неверная дата взрыва 25 июня удобна, она утверждает, что: вечером 25-го оборона была прорвана, неприметный капитан-лейтенант принял "правильное решение" и уничтожил базу, а штабу фронта уж ничего не оставалось на другой день, как дать приказ оставить Либаву... Командир корабля капитан-лейтенант Юрий Афанасьев стал жертвой трижды.
Первый раз, когда выполнил приказ и уничтожил свой корабль. Второй раз, когда его за это расстреляли. Третий раз, когда командующие-мемуаристы сделали имя Афанасьева картой в своей игре.
В "Соли службы" Грищенко тоже привел версию Трибуца и Кузнецова. Я не помню уже (19 лет прошло), как обсуждалась эта страничка в ходе нашей работы над рукописью. Грищенко сказал: "Пусть будет, как у Кузнецова". При обсуждении иных мест в рукописи, Грищенко делался неразговорчив.
Я, будучи сам человеком пишущим (и страдающим от чванливых редакторов), считал, что умный автор имеет право на "свои соображения". Теперь, читая исторические труды, вышедшие после "Соли службы", я вижу, что Грищенко в четвертой главе совершил отличный противоцензурный зигзаг". Если сложить разбросанные в тексте главы фразы и замечания, получится самая правдивая (на то время) история обороны Либавы.
Грищенко не просто вторит версии Кузнецова, Грищенко доводит её до абсурда: "...противник к вечеру 25 июня вынужден был временно приостановить наступление. Эта задержка позволила выйти из Либавского порта танкеру, восьми транспортам и шести подводным лодкам" ("Соль службы", с. 68). Лишь историки, допущенные к "секретам", могли в 79-м году увидеть, что Грищенко пишет намеренную чепуху: ибо танкер, 8 транспортов и 5 подводных лодок ушли из Либавы во второй половине дня 22 июня 41-го, а шестая лодка, "С-3",— вечером 23 июня (см.: "Боевая летопись ВМФ...", 1983, сс. 95-96).
Грищенко этой фразой "дезавуирует" сообщение Н. Г. Кузнецова.
Грищенко точно указывает время выхода "С-3" из Либавы: вечером 23 июня, в понедельник, до наступления темноты. Грищенко уточняет, что "С-3" имела неисправность системы погружения, шла без охранения, потому и погибла.
А что происходило вечером 23-го в Либаве? Грищенко (с. 59) пишет, как с наступлением темноты его лодка "Л-3" всплыла для зарядки аккумуляторной батареи: "...С мостика отчетливо было видно, что порт и город в огне. Горели топливные склады, завод "Тосмари", штаб военно-морской базы и наши казармы..." (В Либаве были взорваны 11 тысяч тонн жидкого топлива, более 100 торпед, 2500 глубинных бомб, более 700 мин, 1440 минных защитников — это двадцатая часть всех запасов Балтфлота к началу войны, см.: "Краснознам. Балт. флот...", 1973, сс. 410, 415.) "На мои донесения — "Противник не обнаружен, продолжаю дозор" — никто не отвечал..." Штаб базы больше не поддерживал связь с четырьмя своими лодками, вышедшими в дозор. По этой причине погибла "М-83": не зная обстановки, она из-за повреждения вернулась в Либаву...
О сдаче Либавы немцам Грищенко узнал 28 июня по радио: не из шифровки штаба флота, а из сводки "Совинформбюро".
Есть в четвертой главе у Грищенко загадочное сообщение. Из литературы явствует, что командир базы Клевенский покинул Либаву по приказу Трибуца в 3 часа утра 27 июня. А Грищенко пишет, что Клевенский уже ранним утром 26-го был в Таллине. Грищенко ошибся? Не знаю...
Грищенко пишет, что в первый вечер войны начал вести дневник и вёл его "долгие годы, поверяя ему свои нелегкие думы".
Теперь, я полагаю, отрывок из диссертации Грищенко, любезно предложенный читателю профессором Мрыкиным, можно понять следующим образом: "Штабу флота следовало бы не минировать в Либаве 22 июня ремонтирующиеся корабли и подводные лодки, а сделать всё, чтобы увести их..."
Трагическая эта тема крепко увязана с другой, тяжелой для Грищенко: минированием кораблей Балтийского флота в сентябре 41-го.
Часть четвертая
Есть в истории обороны Либавы ещё один неприятный эпизод. Упоминание о нём можно найти в книге Грищенко "Соль службы".
"—...этот самый Грязный предал своих курсантов, занимавших оборону Либавы с юга, и переметнулся на сторону врага — Такой концовки можно было ожидать,— сказал я" (с. 26).
Грищенко мог ожидать "такой концовки", потому что хорошо знал человека по прозвищу Иван Грязный: он был у Грищенко в училище командиром роты (см.: "Соль службы", сс. 21-22). Грищенко, по причине цензуры, не называет ни фамилии, ни должности предателя. Устное предание гласит, что это — генерал-майор береговой службы Благовещенский, начальник военно-морского училища ПВО.
