Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер
«Я познакомился с Элвисом, когда мы поехали к врачу для осмотра перед подписанием страхового полиса. Я сидел в кабинете, и тут он вошел со своими друзьями из Мемфиса… Потом мы проработали с ним вдвоем целую неделю, поскольку готовили открытие шоу. Он был молодым и беззаботным, словно мальчишка в кондитерской лавке, веселым и открытым. Неподалеку от съемочной площадки был маленький дешевый магазинчик, и как–то утром я нашел у себя на столике в гардеробной серьги и маленькие браслеты — целую кучу дешевой бижутерии. После этого я стал называть его Последним из великих мотов.
Он был полностью сосредоточен на роли Дэнни. Для новичка, только начинающего карьеру, у него было великолепное чувство ритма; играл он очень достоверно. Он был очень хорошим слушателем и сумел сразу превратиться в этого молодого парня, в Дэнни. Точно так же, как и своей музыкой, он был целиком поглощен творческим процессом, можно было посмотреть ему в глаза и сказать — да, это уже не он, а его герой».
Как всегда, Уоллис подобрал замечательный актерский состав (обычный набор персонажей для любого молодежного фильма, начиная с «Бунтовщика без идеала»): Уолтер Маттау (главный злодей), Долорес Харт (слезливая инженю), Кэролин Джонс (изрядно потрепанная женщина–вамп), Дин Джеггер (слабохарактерный отец). На съемках царила доброжелательная атмосфера. «Меня просто бесит, когда говорят, что он был «инстинктивным» актером, — рассказывал Уолтер Маттау корреспонденту ВВС. — Потому что это принижает его талант. Мне не раз доводилось слышать высказывания типа: «Ну, вы же понимаете, он просто тупое животное, а получается у него так хорошо, потому что он просто прислушивается к своим инстинктам». Ничего подобного. Это был вполне разумный человек, я бы даже сказал, интеллигентный. К тому же он был достаточно умен, чтобы понять своего героя и сыграть его, оставаясь самим собой, вписаться в сценарий. Майкл Кертиц называл его Элви, а меня — Валти. Он мог сказать: «Так, Элви и Валти, ну–ка пойдите сюда. Валти, тут не сцена Академии киноискусства, где тебе вручают приз, не надо переигрывать. Ты высокооплачиваемый актер, но здесь постарайся сыграть так, будто тебе платят гроши. Дай развернуться Элви. Пусть он переигрывает». Но Элви не переигрывал. Он не был дешевкой. Наоборот, он был очень элегантным, спокойным… рафинированным… и изысканным».
По словам Кэролин Джонс, «он всегда задавал множество вопросов. Господи, как же он был молод! Я не представляла, что кто–то может быть настолько молод! Он всегда говорил о своих родителях, о доме, который только что им купил». Джонс утверждает, что для того, чтобы по–настоящему сыграть свою роль, он даже решил брать уроки актерского мастерства, и его друзья взяли на вооружение одну из её реплик из фильма: «Вычеркни день из своей жизни и люби меня» — как своего рода насмешливый комментарий, которым можно воспользоваться в самых разных случаях.
Как–то в воскресенье, когда у него было грустное настроение, он сказал Джен, что провел большую часть дня просто в разговорах с матерью по телефону, и он был одновременно и обеспокоен и обрадован отчетом Джорджа по телефону о том, как уволили Дьюи из его полуночного ТВ-шоу. Оно занимало первое место среди дневных передач, пока не было заменено общенациональной программой Дика Кларка American Bandstand. Во время своего четвертого эфира Дьюи выпустил на сцену молодого художника–абстракциониста Гарри Фрициуса в костюме обезьяны, весьма недвусмысленно поглаживавшего вырезанную из картона в натуральную величину фигуру Джейн Мэнсфилд. «Он поставил станцию в неловкое положение, и меня лично — заявил управляющий Билл Грамблз. И хотя Дьюи продолжал выходить в эфир со своим радиошоу по субботам вечером, его протеже Гарри Фрициус был уже человеком конченым. «Пожалуй, это лучшее из того, что могло со мной произойти, — заявил тот. — Мне уже двадцать пять, пора что–то сделать в своей жизни».
Сумасшедший старина Дьюи — сочувствовали все знакомые, и у Элвиса был сильный соблазн к ним присоединиться. Он даже подумывал ему позвонить, но знал, к каким последствиям это может привести, и не был уверен, что ему захочется иметь с ним дело именно сейчас, когда ситуация, казалось, выходила из–под контроля. Но как бы то ни было, несмотря на все волнения, он никогда еще не чувствовал себя на съемочной площадке столь расслабленно и спокойно. Встретив Пэта Буна на автостоянке «Парамаунта», Элвис весело приветствовал его отрывком из его же песни «April Love»; в студии он распевал серенады коллегам–актерам и съемочной группе; он даже ухитрился с помощью нехитрого трюка познакомиться с Марлоном Брандо. Это случилось в присутствии Джен Шеперд, с которой Элвис отправился перекусить в буфет киностудии. «За соседним столиком сидели Софи Лорен и Карло Понти, и, помню, к нам подошел Корнел Уайлд и попросил автограф для своей дочери. Элвис был просто потрясен: «Ты представляешь, сам Корнел Уайлд попросил у меня автограф!» И тогда я ему сказала: «А ты знаешь, что у тебя за спиной сидит Марлон Брандо?» Элвис аж задрожал от волнения, а я добавила: «Он все время оборачивается и смотрит на тебя». — «Господи, — зашептал он, — я не могу… не могу… это же сам Марлон Брандо…» — «Ну вот что, когда мы встанем, тебе останется только отодвинуть стул, и ты с ним столкнешься».
Так оно и произошло, и тогда Марлон тоже встал и пожал ему руку. Когда мы вышли, Элвис пробормотал: «Надо же, я пожал руку самому Марлону Брандо!»
1 февраля был единственным днем, когда можно было в последний раз на ближайшие два года записаться для RCA, и по мере того, как окончание отсрочки от призыва быстро приближалось, Стив Шоулз впадал во все большее отчаяние. Элвис отрепетировал две песни еще 23 января, но настаивал, чтобы в студии присутствовали Лебер и Стоуллер, неделей раньше вернувшиеся в Нью–Йорк после начальной сессии. Как обычно, Полковник попросил Тома Дискина проинформировать Шоулза, что требуется их присутствие, — Элвис считал, что они приносят ему удачу. Шоулз им писал, посылал телеграммы, пытался дозвониться, но все было тщетно — Стоуллер нигде не мог найти своего партнера, который, как оказалось впоследствии, лежал без чувств в гарлемской больнице с пневмонией.
«Никто не знал, где я, пару дней я и сам этого не знал. Когда я пришел в сознание, я отправился на поиски телефона. Я позвонил Майку, и тот отвез меня домой, и, когда я открыл дверь, под ней был целый ворох телеграмм с одним и тем же текстом: «Вы немедленно нужны в Лос–Анджелесе».
Я позвонил Абербахам, и к телефону подошел Джулиан. Он сказал: «Ты должен немедленно ехать в Калифорнию. Пресли готов записываться, но без вас в студию заходить отказывается». — «Не думаю, что я смогу приехать сразу, но постараюсь побыстрее», — ответил я. И позвонил врачу, который категорически запретил мне выходить из дома в ближайшие две недели. И когда я перезвонил Абербаху, они начали наезжать на меня по–настоящему. Наконец к телефону подошел Паркер и сказал: «Парень, тебе лучше приехать, иначе… Между прочим, разве ты не получил мой контракт на новые проекты?» — «Нет, — ответил я, — я прочитал только первые восемь телеграмм и не думал, что остальные чем–то отличаются». — «А ты глянь остальные», — посоветовал он.
Я просмотрел их все, и действительно — там был конверт от Паркера, на котором было написано: «Контракт внутри. Прошу подписать и отослать обратно». Я повертел в руках этот листок бумаги, абсолютно чистый, только в самом низу была строка для моей подписи. Я взял трубку и сказал: «Том, должно быть, тут какая–то ошибка. Это чистый лист с местом для моей подписи». — «Никакой ошибки нет, парень, ты его просто подпиши и отошли обратно». — «Но там же ничего нет». — «Не волнуйся, мы заполним его потом».
Больше мы с ним не работали и вообще никогда не общались».
Сессия прошла ужасно. Элвис и его музыканты провели в студии восемь часов и записали всего две песни, которые можно было хоть как–то использовать. Элвис был вымотан — словно его магия куда–то испарилась, — и Полковник впервые испытывал неловкость за своего подопечного — напрасно потраченное студийное время означало для RCA лишние траты (впрочем, это касалось и Полковника с Элвисом). Две недели спустя Элвис захотел вернуться в студию исправить ущерб, и этот вопрос обсуждался между всеми заинтересованными лицами, но это означало бы, что Полковник признает свою неудачу перед Стивом Шоулзом, о чем не могло быть и речи. В итоге тому пришлось иметь дело с ранее записанным материалом. Полковнику же этот случай помог сформулировать правило: не позволять никому, не говоря уже о композиторах, вмешиваться в свои дела. И строго наказал Битей Мотту на будущее — держать этих людей от Элвиса подальше, внимательно присматривать за всеми, кто вертится вокруг него, и еще раз — Бога ради — держать их подальше.
