Николай Данилевский - Россия и Европа
Начиная дело, в котором (в случае успеха) европейские симпатии были бы на его стороне[13]. Наполеон имел, собственно, в виду возвысить значение латинской расы и стать во главе ее в той или другой форме, имея повод считать себя ее предопределенным представителем. В самом деле: по происхождению итальянец с отцовской, креол - с материнской стороны, француз, так сказать, по усыновлению, он связан по жене с испанскою народностью.
Победа Севера разрушила, как известно, его планы и надежды, и вскоре постигла его другая, более горькая неудача. Граф Бисмарк - еще более смелым и ловким маневром, чем Кавур, усыпив или обманув как его, так и многих других,положил широкие и прочные основания единству Германии. Семена, посеянные Утрехтским миром (основание Сардинского и Прусского королевств), взросли и принесли наконец плод свой сторицею: Италия и Германия вышли из своей разъединенности.
Таким образом, мы видим, что все предлоги и соблазны к нарушению системы политического равновесия Европы (основания которой, как мы сказали, лежат в самом этнографическом составе ее и в топографическом характере стран, занимаемых ее главнейшими племенами) один за другим постепенно исчезают - и политическое равновесие, после всякой новой борьбы, все более и более укрепляется, становится все более и более устойчивым. Чего не могли сделать конгрессы при содействии коллективной дипломатической мудрости Европы, то устраивается само собою, из самых стремлений к нарушению естественного для Европы политического порядка вещей, и в настоящее время в этом отношении можно смотреть на него как уже на почти совершенно установившийся, ибо все пять главных европейских народностей достигли и объединения, и независимости. Возможно и вероятно поглощение меньших народностей большими, как-то: Португалии - Испанией, раздел Бельгии и Голландии между Францией и Германией, объединение Скандинавских государств; но все это едва ли в состоянии произвести общее возмущение в европейском мире. Собственно говоря, нерешенным остается только один существенный вопрос равновесия: примирится ли Франция с имеющим рано или поздно совершиться расширением прусской гегемонии на юго-западную Германию и на все вообще германское племя?
Но так ли это или не так - для нас важен теперь тот несомненный факт, что с объединением всех главных европейских народностей и, следовательно, с совершенным почти устранением поводов и соблазнов к нарушению политической системы равновесия падают все прежние препятствия в распространении европейского владычества над прочими частями света.
Действовавшее с самого начала европейской истории, сильное своим религиозным фанатизмом и воинственностью магометанство пало вместе с духом, одушевлявшим последователей этого учения. Громадность, массивность и отдаленность таких политических тел, как Китай и Япония, занимающих Восточную Азию, утратили свое оборонительное значение с применением пароходства к военным целям, ибо теперь стало возможным перевозить на противоположное полушарие массы войск, достаточно сильные для быстрого и энергического подавления того сопротивления, которое они могли бы оказывать, и даже доставлять эти войска глубоко внутрь страны по рекам. Наконец, самое действительное препятствие к всемирному владычеству Европы - внутренняя борьба европейских государств, за установлением правильных между ними отношений, тоже устраняется почти полным уже достижением устойчивого равновесия. Вся честолюбивая деятельность Европы (а недостатка в ней нет) в большей и большей степени обратится на то, что - не Европа, как бывало всегда во времена перемирий во внутренней ее борьбе; Drang nach Osten[14]* от слов не замедлит перейти к делу.
К счастью, по мере того как падали только что поименованные старые препятствия к всемирному владычеству Европы, возникли два новые, которые одни только и в состоянии остановить ее на этом пути, положить основание истинному всемирному равновесию. Эти два препятствия: Американские Соединенные Штаты и Россия. Но первые ограничиваются ограждением Нового Света от посягательств Европы и по своему положению они сравнительномало заинтересованы в том, как будет она распоряжаться со Старым; да по причине этого же положения и не могут, сами по себе, оказывать большого влияния на этом театре действий. Следовательно, вся тяжесть охранения равновесия сил в Старом Свете лежит на плечах России. Но если Американские Штаты, благодаря своему заокеанскому положению, совершенно достаточно сильны для успешного выполнения доставшейся на их долю задачи, нельзя того же сказать о России.
При доказанной долговременным опытом непримиримой враждебности Европы к России можно смело ручаться, что, как только она устроит свои последние домашние дела, когда новые элементы политического равновесия ее системы успеют отстояться и окрепнут, первого предлога (как во время Восточной войны) будет достаточно для нападения на Россию; а таких предлогов доставят всегда в достаточном количестве Восток и Польша.
Но бороться с соединенной Европой может только соединенное Славянство. Итак, не всемирным владычеством угрожает Всеславянский союз, а, совершенно напротив, он представляет необходимое и вместе единственно возможное ручательство за сохранение всемирного равновесия, единственный оплот против всемирного владычества Европы. Союз этот был бы не угрозою кому бы то ни было, а мерою чисто оборонительною - не только в частных интересах славянства, но и всей вселенной. Всеславянский союз имел бы своим результатом не всемирное владычество, а равный и справедливый раздел власти и влияния между теми народами или группами народов, которые в настоящем периоде всемирной истории могут считаться активными ее деятелями: Европой, Славянством и Америкой, которые сами находятся в различных возрастах развития.
Сообразно их положению и общему направлению, принятому их расселением и распространением их владычества,- власти или влиянию Европы подлежали бы преимущественно Африка, Австралия и южные полуострова Азиатского материка; Американским Штатам - Америка; Славянству - Западная, Средняя и Восточная Азия, т. е. весь этот материк за исключением Аравии и обоих Индийских полуостровов.
Но, возразят нам, всемирное владычество Европы совсем не то, что всемирная монархия - этот страшный враг прогресса; ибо Европа не одно государство, а собрание совершенно независимых государств. Такой взгляд на опасности, которыми угрожает всемирное владычество, был бы крайне близорук. Всемирная ли монархия, всемирная ли республика, всемирное господство одной системы государств, одного культурно-исторического типа - одинаково вредны и опасны для прогрессивного хода истории, в единственно справедливом смысле этого слова; ибо опасность заключается не в политическом господстве одного государства, а в культурном господстве одного культурно-исторического типа, каково бы ни было его внутреннее политическое устройство. Настоящая глубокая опасность заключается именно в осуществлении того порядка вещей, который составляет идеал наших западников: в воцарении не мнимой, а действительной, столь любезной им общечеловеческой цивилизации. Это было бы равнозначительно прекращению самой возможности всякого дальнейшего преуспеяния или прогресса в истории внесением нового миросозерцания, новых целей, новых стремлений, всегда коренящихся в особом психическом строе выступающих на деятельное поприще новых этнографических элементов.
Чтобы убедиться в этом, стоит только обратиться к сокровищнице исторического опыта. Представим себе, что владычество римлян было бы всемирным не в гиперболическом, а в действительном смысле. За отсутствием внешнего толчка, который ускорил бы разложение громадного римского культурно-исторического типа, пришедшего в гниение вследствие внутренних причин, и развеял бы по всем ветрам поднимавшиеся из него заразительные миазмы,- откуда явилось бы обновление? Само христианство не могло влить новой жизни в это испортившееся тело и успело только высказать свою несовместимость с римским порядком вещей. Сам божественный Основатель его не сказал ли, что вино новое не вливается в меха старые, ибо и меха лопнут, и вино прольется. Не все ли было равно в этом единственно существенном отношении, составлял ли бы Рим монархию, республику или даже просто ряд связанных между собою (или даже не связанных) какою-либо определенною политической связью государств? Не одинаковы ли были, в сущности, последствия разложения греческого культурного типа, хотя он и был разбит на многие независимые друг от друга политические единицы: царства Македонское, Сирийское, Египетское, греческие республики и даже республиканские федерации? Не видим ли мы, напротив того, что там, где (как в Китае) не происходило разрушения древних переживших себя культур, обновление не приходило извнутри? В устаревших политических телах, точно так, как и в отдельных людях, с иссякновением родника живых сил остается одна лишь форма, за которую они хватаются, как за священный Ковчег Завета, и в охранении ее во что бы ни стало видят свое единственное спасение.
