Коллектив авторов - Черногорцы в России
Из этих слов императрицы, безусловно возникших на почве суждений о Черногории Василия Петровича, верным было то, что черногорцы находились в постоянной вражде с турками (под турками черногорцы подразумевали всех мусульман, вне зависимости от их национальной принадлежности), а также что ранее принадлежавшие Черногории приморские земли были уступлены без согласия черногорцев. Впрочем, в соответствии с нормами международного права этого согласия и не требовалось, поскольку формально Черногория являлась составной частью Османской империи.
В Черногорию Василий Петрович вернулся в сентябре 1754 г. Полученные в России деньги позволили превратить монастырь Станевичи (одна из резиденций митрополита Саввы) в «рассадник русской агитации». Сюда стекался народ не только из Черногории, но и из Приморья и Брды (примыкающая к Черногории горная область). Василий Петрович наделял прибывших деньгами, израсходовав при этом большую часть денежных средств, полученных в России. Благодаря этой акции резко возрос его авторитет не только среди черногорцев, но и приморцев и брдян, поскольку они увидели, что за владыкой стоит могущественная Россия. Среди черногорцев распространилось устойчивое мнение, что царица Елизавета Петровна вступит в войну с Турцией, если та нападет на Черногорию.
Воодушевленный результатами поездки в Россию, Василий Петрович начинает активизировать политику в отношении Турции и Венеции, что означало отход от политики митрополита Саввы, направленной на поддержание умиротворяющих отношений с турками и венецианцами. Вскоре после возвращения из России на народном собрании в Цетинье Василий Петрович призвал «свободный и независимый народ» навсегда отказаться от уплаты харача туркам, что с воодушевлением было воспринято собравшимися22. Генеральный провидур (наместник) Далмации Ф. Гримани точно определил главные направления политики Василия Петровича в сложившейся ситуации: «Освободиться от власти Порты, добиться доверия народа, укрепить свое влияние»23. Демонстративный отказ от уплаты дани не мог безнаказанно сойти с рук черногорцам. Это понимал не только Василий Петрович, но и венецианские власти. Правящие круги Венеции считали, что черногорский владыка не решился бы на подобный шаг, если бы не рассчитывал на поддержку России.
Понимая серьезность ситуации, когда черногорцы каждодневно ожидали нападения войск боснийского визиря Хаджи-Мехмед-паши, Василий Петрович стремился не только объединить внутренние силы, но и заручиться поддержкой России в борьбе против надвигающейся турецкой агрессии. В этих целях он вел обширную переписку с А. М. Обресковым, канцлером А. П. Бестужевым-Рюминым, вице-канцлером М. И. Воронцовым, а также с императрицей Елизаветой Петровной24.
В сентябре 1755 г. оба черногорских владыки, Савва и Василий Петрович, сообщали А. М. Обрескову о концентрации многочисленных турецких сил из Боснии и Румелии на черногорских границах, а также о фирмане султана, которым предписывалось: «Нас архиреев поймать и живых на кол посадить, а вельмож наших повесить на виселицах, народ попленить и в работу взять и переселить в Косово поле, в нашей Цетинской резиденции крепость себе построить…, а церкви и монастыри разорить»25.
В письме к М. И. Воронцову (январь 1756 г.) Василий Петрович, предупреждая, какие трагические последствия будет иметь поражение Черногории для балканских народов, замечал: «Плачет бедная Сербия, Болгария, Македония, рыдает Албания в страхе, чтоб не пала Черная Гора; уже Далмация пала и благочестия лишается, будучи напоена униатством; Герцеговина стонет под ногами турецкими. Если Черная Гора будет освобождена, то все к нам пристанут; если же турки Черною Горою завладеют, то христианство во всех упомянутых землях исчезнет»26. В это время Россия была занята активной подготовкой к войне с Пруссией, поэтому любое осложнение отношений с Портой было крайне нежелательно. Однако Елизавета Петровна в секретном рескрипте предписала Обрескову: «чтоб не привести черногорцев в отчаяние, надобно вам, хотя стороною, сделать все возможное в их пользу; наперед посоветовавшись с переводчиком Порты как с единоверным, постарайтесь исходатайствовать облегчение этому единоверному и усердному к нам народу и давайте знать им тайно обо всем, что будет делаться относительно их при Порте, чтоб они не были застигнуты врасплох»27.
Исполняя повеление императрицы, А. М. Обресков имел доверительную беседу с главным драгоманом (переводчиком) Порты, греком по национальности. Тот отсоветовал российскому дипломату обращаться с демаршем в защиту черногорцев, поскольку это «ускорит гибель не только черногорцев, но и всех православных, находящихся под игом турецким». Драгоман считал, что «ничто не может быть для Порты чувствительнее, а для бедных православных опаснее, как если русская императрица явится покровительницею последних. Этим турка, как заснувшего льва, можно разбудить». Обресков, находя суждения драгомана резонными, отписал в Петербург, что, избегая открытого заступничества за черногорцев перед Портой, он будет тайно поддерживать их28. Тем временем в Черногории состоялся экстренный сбор, на котором его участники единогласно провозгласили, что «лучше всем умереть, нежели вольность свою потерять»29. Это решение народного собрания было триумфом политической концепции Василия Петровича, но оно же делало неизбежным военное столкновение с турками, тем более что фирман султана Османа III о наказании мятежных черногорцев был уже издан.
Готовясь к войне, Савва и Василий Петрович предприняли еще одну, последнюю попытку заручиться русской поддержкой. В начале ноября 1756 г. митрополиты приняли решение направить в Россию «епископа Зетского» Владимира. В выписанном на его имя паспорте было указано, что он отправляется для сбора милостыни на нужды своей разоренной епархии, но, кроме того, он должен был обратиться с просьбой к императрице о защите черногорцев «в их бедствиях, претерпеваемых от злосчастных агарян»30.
В самый канун нападения турок произошло еще одно событие, взбудоражившее всю Черногорию. 11 ноября 1756 г., ночью, Василий Петрович вместе с игуменом Теодосием (Феодосием) Мркоевичем, оставив за себя губернатора С. Радонича, тайно покинул Черногорию и укрылся в австрийских владениях, в Риеке (Фиуме).
Историки склонны по-разному оценивать этот поступок владыки. Г. Станоевич считает его оправданным, поскольку было ясно, что в предстоящих боевых действиях между турками и черногорцами последние не могли добиться победы, а в ходе последующих мирных переговоров турки обязательно потребовали бы выдачи владыки, своего главного врага, для неминуемой расправы 31. С этим суждением югославского историка можно согласиться, памятуя о том, что военачальником Василий Петрович, в отличие от, скажем, митрополита Данилы, не был. В то время, когда все должно было решаться на поле брани, присутствие Василия Петровича в Черногории мало что значило и было бы лишь дополнительным раздражителем для турок, и без того до крайности обозленных на черногорцев.
Во второй половине ноября 1756 г. Ахмед-паша с двадцатитысячным войском вторгся в Черногорию, сметая все на своем пути. Турки уничтожали всех, кто попадался им под руку, включая детей старше восьми лет. Война проходила в сложных для черногорцев условиях. Продолжалась установленная еще летом 1755 г. блокада Черногории со стороны Венеции. Несмотря на упорное сопротивление черногорцев и большие потери в турецком войске, состоявшем в основном из башибузуков, турки все же захватили «сердце Катунской нахии» село Чево, но так и не сумели пробиться к Цетинье, главной цели их военной операции. Военные потери и осенняя распутица заставили турок отступить, что было воспринято черногорцами как моральная победа. Однако сил для дальнейшего сопротивления, в случае повторного турецкого нападения, у черногорцев не хватало. Черногорско-турецкое военное противостояние завершилось договором в Никшиче в январе 1757 г. Черногорцы обязались не заниматься четованием на турецкой территории, платить дань султану и не принимать иностранных посланцев32. Результат этой войны не удовлетворил ни одну из сторон. Турки были недовольны тем, что им не удалось нанести сокрушительное поражение черногорцам, захватить Цетинье. В свою очередь, черногорцы, для которых отказ от уплаты харача был делом принципа, вынуждены были смириться с выплатой дани.
Война закончилась, но Василий Петрович не спешил возвращаться на родину, где его ждали не только друзья, но и враги, предлагавшие в случае возвращения владыку убить, а его имущество конфисковать, чтобы затем использовать его для выплаты харача33. Не судят только победителей, а в глазах многих черногорцев, в том числе и самых влиятельных, митрополит был тем человеком, который наиболее резко выступал против уплаты дани туркам, но конечный результат его действий оказался неутешительным.
