(Бирюк) Петров - Перед лицом Родины
Среди станичной бедноты находились и такие, которые ластились к Василию Петровичу, заискивали перед ним и рассказывали ему обо всем, что говорилось в станице. Василий Петрович, слушая все эти разговоры, лишь посмеивался.
- Да шут их дери, - говорил он, - нехай говорят. Поговорят - и перестанут. Ведь на то он и язык-то людям дан, чтобы, значит, брехать им. Чудаки! Это ж они из зависти. На чужое добро у них глаза разбегаются. Как это в пословице-то говорится: не вылакает собака реки, так она всю ночь стоит над ней да лает. Начхал я на всех... Супротивного власти я ничего не делаю. Зараз же но-ова-ая эко-оно-омическая политика, - нараспев произносил он. - Не зря ее придумали. Стало быть, богатей - и все!.. Разрешается.
Наступила осень. Потянулись длинные вечера. Управившись с делами по дому, напоив скотину и наметав ей на ночь корму, станичники направлялись на огонек в станичную избу-читальню, которой ведала недавно присланная из Ростова молоденькая, тоненькая, розовощекая и светлокудрая комсомолка Тоня Милованова.
В избе-читальне вечерами было интересно. Здесь читались разные лекции, молодежь устраивала спевки. Сюда приходили не только молодые парни и девчата, но тянулись и пожилые казаки и казачки.
Приходили иногда в читальню и станичные власти. Как-то выступил Сазон Меркулов, рассказал собравшимся о советском строительстве. Хоть немного и путаный был этот доклад, но его выслушали с большим интересом.
Заглядывал сюда и секретарь станичной партоорганизации Конон Незовибатько. Его всегда обступал народ, засыпал разными вопросами. Незовибатько, человек бывалый, из донбасских шахтеров, повидавший на своем веку немало; он любил почитать газету, журнал, книгу. О прочитанном и пережитом им самим он, случалось, и другим рассказывал, хотя вообще-то человек он был замкнутый и молчаливый.
В гражданскую войну Незовибатько служил в буденновской кавалерийской части вместе с Сазоном Меркуловым. И вот, когда наступил долгожданный конец - отгремели кровопролитные сражения и конников Буденного стали распускать по домам. Конон Незовибатько задумался, загрустил: куда идти?.. Ведь он безродный, у него ни дома, ни семьи. Рос с детском приюте, а воспитывался на шахте. Для него Сазон Меркулов был родным, очень близким человеком. Вместе ведь и в партию вступали... Там, под Варшавой, где дрались с белополяками.
Сазон Меркулов, получив проездные документы до станции, подошел к своему другу и спросил его дрогнувшим голосом:
- Ну что же, будем прощаться, а?
На глазах Конона сверкнули слезинки.
- Друг мой! - вскрикнул Сазон, обнимая Конона. - Да ты что? Поедем к нам, в станицу. Поживешь у меня, обглядимся, оженим тебя на доброй казачке. Подберем такую голубку, черноокую да голосистую. Будет тебя песнями забавлять.
- Тож скажешь... - усмехнулся Конон. - А как с работой?
- А что работа? Без нее не останешься. Поехали, а?..
- Поехали, - просветлел Незовибатько. - Что было, видали, а что будет - побачим. У меня, брат, руки твердые, - потряс он огромными кулаками. - Могу стать и ковалем. Це дило мне знакомо...
Вот таким-то образом и попал донской шахтер в казачью станицу.
До сих пор он пока не женился - невесты не мог подыскать подходящей. И кузнецом тоже не стал. Вскоре после приезда станичные коммунисты избрали Незовибатько руководителем своей партийной организации.
Обязанности свои Незовибатько выполнял добросовестно, умело. Всегда общался с народом, терпеливо выслушивал жалобы, справедливо решал спорные вопросы. Народ его полюбил, и он стал пользоваться большим авторитетом.
В станице еще с начала двадцатых годов существовала небольшая сельскохозяйственная артель из двух десятков казачьих хозяйств, организованная энтузиастами новой жизни. Председателем ее был избран бывалый солдат, из бывших красногвардейцев, иногородний постовал Коновалов, мужчина среднего роста, с черными пышными усами.
Коновалов человек был исключительно хороший, добрый, честный, отзывчивый. Но как руководитель артели - никудышный. Беда в том, что земледелием он никогда не занимался, а поэтому опыта сельскохозяйственной работы не имел. И артель влачила жалкое существование.
Народ смеялся над артелью и ее делами. Незовибатько же страдал от этого. Ему все хотелось доказать, что казаки не правы, артель, дескать, еще покажет себя.
Однажды в избе-читальне собралось много народу. Тут были бедняки и середняки, бывшие красные партизаны и казаки, служившие раньше у белых. Казаки, иногородние, калмыки, молодые и старые, мужчины и женщины - все перемешались здесь.
Станичный агроном Виктор Викторович Сытин, плотный мужчина с небольшой рыженькой бородкой, только что закончил свое выступление. Он рассказывал о преимуществах в сельском хозяйстве коллективного труда перед единоличным.
Присутствовавшие задавали ему вопросы, и он, теряясь, не совсем уверенно отвечал на них.
- Вы вот, товарищ агроном, сказали, что настанет такое время, когда кулаков не будет, - сказал молодой казак с лукавыми глазами. - Так ежели, к тому, не будет кулаков, а останутся, стало быть, одни лишь бедные да середняки, так зачем нам артели? Мы ж все едино равны будем...
Агроном стал что-то отвечать, но так невнятно и неуверенно, что Незовибатько попросил слова.
- Товарищи, - проговорил он, - ежели мы, предположим, уже ликвидировали бы кулачество как класс, да на этом остановились, то есть поставили бы вас, товаропроизводителей, на мелких, хотя и равных клочках земли, то все едино, хотите вы того али не хотите, из вас впоследствии станут появляться новые кулаки... Да я же вам зараз прочту об этом...
Он развернул книжку, которую держал в руках, перелистал ее и, найдя нужное слово, прочитал:
- "Мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе..." Так писал Владимир Ильич. Это значит, товарищи, что раз не будет у нас эксплуататорских классов, то надобно создавать коллективные хозяйства с общественной собственностью на землю и средства производства.
- Это ты про артель гутаришь? - засмеялся кто-то из казаков. - Так вон она есть у нас, полюбуйтесь... Ежели так жить, как артельщики, так лучше загодя умереть.
Казаки загудели, захохотали.
- Они, артельщики-то, как раки, - выкрикнул рыжеусый казак. - Люди работают, норовят вперед идти. А наши артельщики-то пятятся назад...
- Да не, кум, они не раками ползут назад, - засмеялся взлохмаченный казачок с черными усиками и большой серебряной серьгой в правом ухе. - А как это у Крылова в басне, - еще дитенком учился в школе, запомнил:
Когда в товарищах согласья нет,
На лад их дело не пойдет,
И выйдет из него не дело, только мука.
- А это ты про басню...
- В той басне правда говорится... Знаешь, лебедь рвется в облака, рак пятится назад, а щука тянет в воду. Так и у них, в артели.
- Ловко! - хохотали казаки. - Вот ты их разделал, Иван, этих артельтищиков, под орех...
- И правильно. У них все выходит, как в этой басне.
- А вы дюже-то не смейтесь, товарищи, - сказал бородатый казак Лукинов, насыпая из кисета махорку в цигарку. - Я был вот на днях на Медведице, так там организуются артели правильные. Хо-оро-шие артели. И народ в них идет... Работают дружно и достаток имеют... Машины покупают, тракторы. Ежели б мы поддержали свою артель, так, глядишь, она и встала бы на ноги.
Сазон Меркулов, присутствовавший здесь, набросился на Лукинова:
- Вот ты так гутаришь, да?
- Так гутарю, а что?
- Ты красный партизан?
- Ну, красный, а что? - оторопел казак от такого бурного натиска Сазонова.
- Так что ж ты, супостат ты этакий, не вступаешь в артель, чтоб она встала на ноги-то, а?.. Болтать-то ты горазд, а вот как к делу приступить - лытаешь.
- А ты, Сазон?
- Да я хоть зараз запишусь.
- Конон Никонович, - запальчиво обратился Меркулов к Незовибатько. Чтоб это, значит, не было голословно, - садись за стол и открывай собрание.
Незовибатько покрутил белый ус и медлительно, как и все он делал, подошел к столу, за которым сидели агроном Сытин и избач Тоня, и сказал:
- Добре. Зараз откроем собрание. Товарищи, - обратился он к сидящим станичникам, обводя их взглядом своих серых глаз. - Вот по просьбе товарищей я открываю собрание, чтоб, значит, укрепить нашу артель. Мы идем к кооперированию сельского хозяйства. А в кооперации, товарищи, и есть суть социализма. Понятно?
- Понятно, товарищ секретарь! - закивали сидящие на скамьях, хотя никто из них толком не понял, к чему это говорит секретарь станичной партоорганизации.
- Разговоры разговорчиками, - продолжал Незовибатько, - а дело делом. Балакать-то мы усе умеем. Я так разумею, ежели есть желание укрепить артель, то в добрый час! Давайте потолкуем, кто, стало быть, пожелает еще вступить в нее...
Из избы-читальни торопливо, словно боясь, что их насильно задержат здесь, вышли один за другим человек десять. Меркулов захохотал:
