От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Берия информировал Сталина 2 июля: «НКВД СССР докладывает об окончании подготовки мероприятий по подготовке приема и размещения предстоящей конференции. Подготовлено 62 виллы (10 000 кв. метров и один двухэтажный особняк для товарища Сталина: 15 комнат, открытая веранда, мансарда, 400 кв. метров). Особняк всем обеспечен, есть узел связи… Весь персонал из Москвы. Наготове два специальных аэродрома. Для охраны доставлено семь полков войск НКВД и 1500 человек оперативного состава. Организована охрана в три кольца. Начальник охраны особняка – генерал-лейтенант Власик. Охрана места конференции – Круглов».

В помещении самого дворца Цецилиенхоф капитально отремонтировали 36 комнат и конференц-зал с тремя отдельными входами. Американцы выбрали для апартаментов президента и его ближайшего окружения голубой цвет, англичане для Черчилля – розовый. Зал советской делегации был отделан в белый цвет. В Нойен Гартэн соорудили множество клумб, высадили до десяти тысяч различных цветов, сотни декоративных деревьев.

В Москве полным ходом шла подготовка и к содержательному наполнению конференции.

Союзники, как докладывал 3 июля Сталину и Молотову Максим Литвинов, «заинтересованы в том, чтобы мы вступили в войну с Японией… Именно поэтому они будут более расположены к уступчивости, чем после победоносного завершения ими войны на востоке». В этом смысле Потсдамская конференция рассматривалась как реальная возможность для закрепления советских интересов в послевоенном мире.

При подготовке конференции и в ходе ее возросший размах этих интересов обозначился вполне отчетливо. В дополнение к Восточной Европе и Дальнему Востоку речь шла уже о серии требований к Турции – совместный контроль над проливами, размещение там советских военных баз, возвращение Советскому Союзу Карса и Ардагана; а также об индивидуальной опеке над одной из бывших колоний Италии в Средиземном море или Африке; создании военных баз на норвежской территории – на Шпицбергене и острове Медвежий – и на датском острове Борнхольм. Москва также была намерена закрепиться на севере Ирана.

Подобное расширение зоны советского контроля представлялось Сталину и советскому руководству заслуженным вознаграждением Советского Союза за его огромные потери и решающий вклад в разгром фашизма. СССР, как считалось, имел, по крайней мере, не меньше прав на свою сферу влияния, чем США и Великобритания.

Кроме того, ряд предварительных запросов не встречал возражений со стороны союзников. Так, в ходе июньской переписки Громыко со Стеттиниусом Соединенные Штаты согласились поддержать заявку СССР на мандатное управление одной из бывших итальянских колоний. Положительной была и предварительная американская реакция на советские предложения по уровню репараций с Германии в пользу СССР (10 млрд долл.) и интернационализации Рурской области. То есть советские руководители делали в Потсдаме соответствующие предложения, имея предварительную поддержку со стороны США.

Перед отъездом в Берлин прошло совещание на Ближней даче Сталина, которое запомнил Громыко: «Прямых вопросов мне никто не задавал. Некоторые члены политбюро подчеркивали важность предстоящей конференции, употребляя иногда такие слова, как „решающий характер документов“, которые должны быть приняты по германскому вопросу. Проявив инициативу, я высказался так:

– Конечно. Трумэн – не Рузвельт. Это хорошо известно. Вячеслав Михайлович Молотов встречался с ним непосредственно в Белом доме. Полагаю, что по некоторым вопросам президент займет жесткую позицию. Например, по вопросу о репарациях в пользу Советского Союза, о Польше, о демилитаризации Германии. К этому, конечно, надо быть готовым.

Никто – ни Молотов, ни другие участники встречи – не высказывал никаких иных мнений по этим вопросам. Молотов говорил, но в том же ключе. Предполагалось, что Трумэн постарается проявить твердость в предстоящих обсуждениях. Тем более что согласованного заранее между союзниками плана в связи с необходимостью решать важнейшие, поистине исторические, проблемы Германии и Европы не было».

Путь советской делегации в Берлин лежал на поезде через разрушенную Смоленскую область и Белоруссию. Специальный поезд подошел к дебаркадеру минского вокзала 15 июля. Сталин и Молотов вышли на вокзальную площадь, где их приветствовали аплодисментами жители города.

– Всюду, начиная со Смоленска, всеобщее разрушение, – произнес Сталин. – Из поезда уже было видно, что Минск представляет собой одни развалины. Видимо, цифры разрушений по стране, публикуемые Чрезвычайной государственной комиссией, близки к истине. Но разрушения в Белоруссии превосходят все представления. Это можно понять и оценить, только увидев.

Пригласили в вагон первого секретаря Белоруссии Пономаренко, и с ним вплоть до пересечения госграницы шло совещание о восстановлении республики и ее экономики.

Советская делегация, представлявшая столь разрушенную страну, имела в голове, направляясь в Потсдам, материальные вопросы в гораздо большей степени, чем их партнеры по переговорам.

И дальше – через Польшу и Германию. Железнодорожная колея от границы СССР до Потсдама была «перешита» по советскому стандарту, по ней прошли пробные спецпоезда. Для путешествия сформировали три литерных состава. Первым шел контрольный состав с сорока оперативниками из VI Управления. Далее – поезд Сталина, который охраняли 90 офицеров. Машинисты также были офицерами госбезопасности. В поезде ехал также нарком путей сообщения генерал-лейтенант Иван Владимирович Ковалев. Замыкающим шел поезд с 70 сотрудниками охраны.

На каждой станции по пути следования были размещены усиленные наряды из милиционеров и сотрудников НКГБ. Железную дорогу охраняли 17 140 бойцов войск НКВД: от Москвы до Бреста по 4–6 солдат на километр пути, на территории Польши и Германии – до 10 человек. Опергруппы НКВД и НКГБ обеспечивали агентурно-оперативные мероприятия в полосе отчуждения. На самых подозрительных участках железной дороги курсировали бронепоезда.

Сталин приехал в Потсдам 16 июля 1945 года – с задержкой на день из-за переговоров с китайцами.

Члены советской делегации из числа военных прибыли раньше и по воздуху. 13 и 14 июля – группа советников и экспертов делегации Советского Союза. «Из военных в работе конференции участвовали Г. К. Жуков, Н. Г. Кузнецов, Ф. Я. Фалалеев, С. Г. Кучеров, – писал Штеменко. – От Генштаба поехали А. И. Антонов, А. А. Грызлов, Н. В. Славин и М. А. Вавилов с небольшим обслуживающим аппаратом. Я был оставлен для текущей работы в Генштабе».

Вспоминал адмирал Кузнецов: «14 июля еще затемно наш самолет оторвался от взлетной дорожки Центрального аэродрома и взял курс на запад. В 1936 году с этого же аэродрома я отправился в Испанию… На огромном летном поле аэродрома Темпельгоф стояло много самолетов. В основном это были наши, советские, но, помнится, пока мы спускались по трапу, приземлилось несколько самолетов с американскими и английскими опознавательными знаками.

Нас встретили командующий Днепровской флотилией В. В. Григорьев и советский комендант Потсдама. Участие моряков в боях за Берлин было, конечно, более чем скромным. Но все же приятно сознавать, что наши корабли и здесь повоевали.

Командование Днепровской флотилии приготовило для приехавших на конференцию моряков особняк неподалеку от Потсдама. Как рассказывали, он принадлежал богачу Адлону, владельцу фешенебельных отелей во многих европейских столицах… Я всего дня два прожил в этом особняке. Членов советской делегации разместили потом в Бабельсберге.

В Бабельсберге мы часто встречались с Антоновым, прилетевшим в один день со мной. Его уже больше всего занимали дальневосточные проблемы. Начальник Генерального штаба интересовался состоянием и готовностью Тихоокеанского флота.

– Возможно, в ближайшие дни вам тоже придется поехать туда, – предупредил он».

Трумэн и бомба

Президент Трумэн отправился в Потсдам в ожидании и предвкушении важного события – испытания ядерного оружия.