Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина
Троцкий блефовал. Эта телеграмма, имевшая форму приказа, грубая по тону и циничная по содержанию, была составлена Троцким единолично. Он даже не согласовал ее с Реввоенсоветом Республики. Конечно, заносчивый Троцкий увлекся. Сталин был таким же членом ЦК и тоже наркомом, поэтому принять по отношению к нему «суровые меры» было не столь просто. Троцкий еще не стал диктатором. И все-таки, что воодушевило Лейбу Бронштейна на откровенный демарш? Имелись ли у него основания для демонстрации высокомерного начальствующего тона?
Да, такие предпосылки существовали. Дело в том, что сразу после ранения Ленина, когда 2 сентября ВЦИК объявил страну на положении «военного лагеря», Свердлов вызвал срочной телеграммой Троцкого в Москву. По его предложению наркомвоенмора назначили Председателем Реввоенсовета Республики, а главкомом советских войск стал И. Вацетис. Новый пост Троцкого являлся гораздо более емким, чем у Председателя Совнаркома Ленина.
Он не только обеспечил Троцкому возможность «надеть галифе», но и придал уверенность его желанию первенствовать. Ему уже грезилась не ограниченная ничем власть. Правда, оправившись от болезни, в ноябре 1918 года Ленин устранит это несоответствие, когда создаст Совет Труда и Обороны, лишивший РВС и Троцкого неожиданно приобретенной «верховной» власти. Но в этот момент Троцкий еще упивался собственным всесилием.
Подыгрывая Троцкому, Председатель ВЦИКа Свердлов тоже телеграфировал Сталину и Ворошилову: «Все решения Реввоенсовета (Республики) обязательны для военсоветов фронтов. Без подчинения нет единой армии... Никаких конфликтов не должно быть».
Однако Сталин был не из тех людей, кто проглатывает оскорбления молча, а затем страдает. Но он не стал отвечать хамством. Хотя заносчивый тон Лейбы Бронштейна не мог не задеть его самолюбия, в тот же день, 3 октября, в Москву ушла подчеркнуто официальная телеграмма:
«Председательствующему ЦК партии коммунистов Ленину. Мы получили телеграфный приказ Троцкого... Мы считаем, что приказ этот, писанный человеком, не имеющим никакого представления о Южном фронте, грозит отдать все дела фронта и революции на Юге в руки генерала Сытина, человека не только не нужного фронту, но не заслуживающего доверия и поэтому вредного (курсивы мои. — К. Р.).
Губить фронт ради одного ненадежного человека мы, конечно, не согласны. Троцкий может прикрываться фразой о дисциплине, но всякий поймет, что Троцкий не Военный Революционный совет Республики, а приказ Троцкого не приказ Реввоенсовета Республики.
Приказы только в том случае имеют какой-нибудь смысл, если они опираются на учет сил и знакомство с делом. Отдать фронт в руки не заслуживающего доверия человека, как это делает Троцкий, значит попрать элементарное представление о пролетарской дисциплине и интересах революции, фронта. Ввиду этого мы, как члены партии, заявляем категорически, что выполнение приказов Троцкого считаем преступным, а угрозы Троцкого недостойными...»
Это обращение, подписанное: «член ЦК партии Сталин, член партии Ворошилов», заканчивалось предложениями: «Необходимо обсудить в ЦК партии вопрос о поведении Троцкого, третирующего виднейших членов партии в угоду предателям из военных специалистов и в ущерб интересам фронта и революции.
Поставить вопрос о недопустимости издания Троцким единоличных приказов, совершенно не считающихся с условиями места и времени и грозящих фронту развалом. Пересмотреть вопрос о военных специалистах из лагеря беспартийных.
Все эти вопросы мы предлагаем ЦК партии обсудить на первоочередном заседании, на которое, в случае особенной надобности, мы вышлем своего представителя».
Но дело заключалось не в доверии или недоверии мало известному генералу, я в кадровой политике Троцкого. И уже сама ретроспекция деятельности Троцкого свидетельствует, что его политика была далеко не безупречной. Это и стало причиной трений между двумя наркомами.
Безусловно, присутствуя на месте событий, Сталин трезвее оценивал ситуацию, чем она виделась из-за зубцов Кремлевской стены. Но он не занимался «самодеятельностью». Еще приступая к реорганизации фронта и организации обороны Кавказа, он написал в Москву о своих намерениях, запросив полномочия непосредственно от наркома Троцкого.
И лишь когда стало ясно, что ответа не будет, он сообщил Ленину: «...Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей, свергать всех командиров и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит».
Но не ошибался ли Сталин, столь решительно критикуя Троцкого? Впрочем, поставим вопрос иначе: был ли Троцкий выдающимся организатором Красной Армии?
Троцкий никогда не был военным. Он не имел ни военного, ни высшего образования, никогда и нигде не учился военному искусству, никогда не служил в армии. У него вообще не было никакого образования, кроме гимназического. И, кроме стороннего созерцания баррикадных боев в Москве в революции 1905 года, он не имел никакого опыта ведения боевых действий. Троцкий не спланировал и не провел ни одной стратегической операции, заслуживающей изучения как пример искусства военачальника.
Вся военная деятельность Троцкого сводилась к расправам с неугодными ему военачальниками, расстрелам «каждого десятого» красноармейца из строя и прочим расстрелам. Кровавыми жертвами этой политики Троцкого во время Гражданской войны стали: командующий кавалерийским корпусом Б.М. Думенко и его сослуживцы М.Н. Абрамов, М.Г. Колпаков, СА. Кравченко; командующий 2-й Конной армией Ф.К. Миронов и многие другие командиры.
Да, от Троцкого во многом зависела кадровая политика армии. Однако привлечение в армию профессионалов не было его изобретением. И дело даже не в том, что, осознавая свою военную некомпетентность, собственное дилетантство, Троцкий пытался восполнить их услугами военспецов. Без знания и опыта бывших царских офицеров строительство регулярной Красной Армии становилось неэффективным Это вытекало из закономерных обстоятельств: в Красной Армии служило «около 43 процентов наличного к 1918 году офицерского состава, в Белой же — 57 процентов (примерно 100 000 человек)». «Из 100 командиров армий у красных в 1918 — 1922 годах 82 были «царскими» генералами и офицерами».
Все это прекрасно понимал и Сталин. Уже его успешная работа с военспецами Егоровым, Думенко, Буденным, Мироновым и многими другими бывшими служащими царской армии — очевидное свидетельство его доверия профессионалам. И в конфликте с военспецами на Царицынском фронте речь может идти не о подозрительности Сталина к военспецам вообще, а лишь о конкретных людях, не отвечавших его критериям.
Но вернемся в 1918 год. В Царицын. Интриги Троцкого против царицынцев продолжались, и 6 октября Сталин был вынужден выехать в Москву. Конфликт двух наркомов был рассмотрен в высших инстанциях. Результатом этой поездки стало то, что постановлением от 8 октября Совет народных комиссаров назначил Сталина членом Реввоенсовета Республики, а 17 сентября он занял пост председателя нового Реввоенсовета Южного фронта. Командующим 10-й армией, непосредственно защищавшей Царицын, утвердили Ворошилова. Но главным итогом стали последовавшие события — результат «второй обороны» Царицына.
Сталин вернулся на фронт 11 сентября, когда противник уже приблизился к городу. Пешие и конные полки Войска Донского переправились через Дон между станицами Нижне-Чирской и Калачом по трем плавучим мостам. Генерал Мамонтов наблюдал за переправой с высокого холма: конные сотни казаков, пехота, лошади, тянувшие тяжелые гаубицы, скрежещущие гусеницами десять танков. Войска генерала Мамонтова — двенадцать конных и восемь пехотных дивизий — наступали на Царицын пятью колоннами.
Красные отступили. Морозовцы отошли к Сарапете и селу Чапурники. Мобилизованные по хуторам Первый и Второй крестьянские полки, подняв винтовки, сдались в плен. Отступила и потерявшая связь с северным и южным флангами 10-я красная армия. В Царицыне на ружейном, механическом и лесопильных заводах заревели гудки. Отправленные с предприятий на фронт три тысячи рабочих закрыли прорыв и с тяжелыми потерями отбросили мамонтовцев.
Однако положение было почти катастрофическое. Перестроив ночью штурмовые колонны, утром Мамонтов перенес удар на участок, слабо прикрытый рабочими дружинами. По тянувшимся до города двум глубоким оврагам казачья конница подобралась почти к окопам красных. Белые вышли на подступы к Царицыну и кое-где прорвались к Волге.
На центральном участке противник захватил станцию Воропоново, находившуюся в десяти верстах от города. Теперь линия обороны города напряженно выгнулась дугой. Она начиналась на севере у станции Гурмак и кончалась на юге. В тылу красных частей простиралась невысокая гряда холмов, а за ней, до самого города, тянулась покатая равнина. Дальше отступать было некуда — только в ледяные воды Волги...
