Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
268
Георгий — церковное имя Игоря.
269
Берковец — древнерусская мера веса, равная десяти пудам (160 кг).
270
Муромо-рязанские Ярославичи были во вражде с Ольговичами, из гнавшими их отца из Чернигова (см. с. 179—180).
271
Должно быть, мех гепарда, употреблявшийся в походах в качестве полсти или ковра. Впрочем, обученные гепарды могли принимать участие в княжеских охотах.
272
Под именем Гавриил, как сообщают поздние черниговские синодики (см.: Карпов А.Ю. Войны Юрия Долгорукого. Ст. 1—6 // Карпов А.Ю. Юрий Долгорукий. М., 2006 // http://www.portal-slovo.ru/rus/history/ 49/59/., ст. 1. С. 2).
273
По известию летописи, он предупреждал Ольговича о военных замыслах его врагов.
274
«Брате, — писал великому князю старший Давыдович, Владимир, — се заял Олгович Святослав волость мою Вятиче. Поидиве на нь [пойдем на него], аже и проженеве [прогоним], то и поидеве на Дюрдев [Юрьев] Суждаль: любо с ним мир створим, любо ся с ним бьем». Потом он еще раз поторопил Изяслава: «Земля наша погибаеть, а ты не хощеши пойти!»
275
По поводу наименования Давыдовичей Ольговичами С.М. Соловьев пишет: «Киевляне называют Ольговичами вообще всех Святославичей, по тому что фигура знаменитого Гориславича выдавалась в их воображении на первый план; Давыд вовсе не был столь известен» (Соловьев С.М. Сочинения. История России с древнейших времен. Кн. I. Т. 1—2. С. 688, прим. 246).
276
Пятнадцатилетний Владимир был младшим из Мстиславичей. Летописи называют его «мачешичем», то есть сыном мачехи, так как он был рожден во втором браке Мстислава Великого.
277
Л.В. Черепнин в связи с этим полагал, что Изяслав намекает на стремление черниговских князей к искоренению вечевых порядков, «ведь нельзя же думать, что речь шла об уничтожении всего киевского населения» (Черепнин Л.В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 256). Однако примеров упразднения князем городского веча в летописях не встречается, да и вряд ли это было по силам кому бы то ни было.
278
Ипатьевская летопись передает содержание речи безымянного подстрекателя в следующих словах: «По князи своем радо идем [рады идти], но первое о семь промыслимы, якоже и преже створиша при Изяславе Ярославиче [в 1068 г.], высекше Всеслава [Полоцкого] ис поруба злии они [злые люди], и постави князя собе и много зла бысть про то граду нашему. А се Игорь ворог нашего князя и наш не в порубе, но в святемь Федоре, а убивше того, к Чернигову пойдем по своем князи, кончаимы же ся [и покончим] с ними». Обоснованно считается, что вложенная в уста «единому человеку» историческая параллель с событиями далекого 1068 г. является творчеством самого летописца, отражающим его собственный взгляд на достопамятный мятеж, приведший на киевский стол Всеслава Полоцкого (см.: Фроянов И.Я. Начала русской истории. С. 881).
279
Сени — крытая галерея второго этажа в древнерусском тереме.
280
В.Н. Татищев сообщает неизвестные другим летописям подробности, что Игорь перед смертью «просил, чтоб дали ему священника исповедоваться. Но народ кричал на Игоря: «Когда вы с братом Всеволодом жен и дочерей наших брали на постели и домы грабили, тогда попа не спрашивали, и ныне поп не надобен».
281
Почитание Игоря как блаженного страстотерпца возникло, если верить Ипатьевской летописи, в самый день его убийства. Пока его тело лежало «на торговище», рассказывает летописец, «человеци же благовернии приходяще, взимаху от крове его и от прикрова, сущаго на нем, на теле его, на спасение себе и на исцеление, и покрывахуть наготу телесе его своими одежами». Скоро стали распространяться слухи о знамениях над телом убиенного князя-инока. В церкви Святого Михаила, где покойника оставили на ночь, будто бы сами собою зажглись все свечи. Об этом известили митрополита Климента, но осторожный иерарх велел утаить случившееся. (Поздние церковные памятники сообщают уже о появлении над телом Игоря светозарного столпа, о громе и молнии, даже о землетрясении.) 5 июня 1150 г., когда Киев был занят Юрием Владимировичем, Святослав Ольгович организовал торжественное перенесение мощей князя Игоря в Чернигов, где они были положены в раку в кафедральном Спасском соборе. Тогда же было установлено празднование памяти святого. Своего сына, родившегося 3 апреля 1151 г., Святослав Ольгович назвал Игорем (в крещении Георгием) — в честь своего брата-мученика. Большим почитанием на Руси пользовалась Игоревская Чудотворная икона Божией Матери, перед которой, по преданию, мученик молился в последние минуты своей жизни.
282
Одно церковное сочинение расценивает действия киевлян совершен но иначе: «Если киевляне, укоряя, возложили на него [Игоря] честный монашеский образ, и в том восприял он нетленный венец, то без укорной славы они его сподобили, а себя муки вечной» (цит. по: Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси. XI—XIII вв. С. 152).
283
«Верхними землями» для киевлян были Смоленская волость и во обще верховья Днепра и Волги.
284
Геза II был женат на Изяславовой сестре Евфросинии.
285
Как видим, оба собеседника совершенно позабыли о еще живом и здравствующем на Волыни Вячеславе Владимировиче, который, признав первенство Изяслава, сам себя уронил в старшинстве.
286
По известию Новгородской Первой летописи, в конце лета 1148 г. новгородский владыка Нифонт «ходи Суждалю, мира деля, к Юргеви». Юрий встретил его «с любовию», освободил по его просьбе новгородских пленников, «но мира не дасть», — согласно предположению Татищева, из-за того, что новгородцы отказались принять на княжение его сына. Что бы обеспечить верность Новгорода, Изяслав вывел оттуда Святополка Мстиславича, с которым у новгородцев возникли какие-то ссоры (Новгородская летопись пишет о его «злобах» на горожан), и прислал вместо него своего сына Ярослава.
287
Из этих слов Ростислава историки обыкновенно делают вывод, что обвинения Изяславовых бояр против него были небезосновательны.
288
По Лаврентьевской и Ипатьевской летописям. В Львовской летописи стоит другая дата — 24 июня. Но видимо, 24 июля все же вернее. Это день памяти святых Бориса и Глеба — самое удобное время для выступления под покровом небесных сил. Летописцы подчеркивают, что Юрий шел против Изяслава, «надеяся на Бог».
289
Причины, побудившие Изяслава отказать Юрию, Татищев передает в следующих словах (от лица великого князя): «Я Киев и Переяславль достал головою моею, ныне же для чего дам сыну Юрьеву Переяславль и посажу врага подле боку моего».
290
«Сиа убо ему глаголющу, надеяся на множество воинства своего, — поясняет его промах Никоновская летопись, — а помощь от Бога есть, егоже [кого] хощет смиряет, и егоже хощет высит, возставляет от земля нища, и от гноища воздвизает убога, посадит его с силными людми и на престоле славы наследствуя его; смиренным бо благодать дает Господь Бог, гордым же противляется».
291
За ним была замужем Изяславова племянница Верхуслава, дочь нов городского князя Всеволода Мстиславича.
292
Зимой 1143/44 г. какая-то его родственница вышла замуж за брата Изяслава, Святополка Мстиславича.
293
Возможно, что эта мысль была подсказана гордому Изяславу его братом, смоленским князем Ростиславом, который был настроен более миролюбиво («Яз люблю, брате, мир», — приводит летописец его слова). Впоследствии, в одном из посланий к нему Изяслав как-то оговорился: «Ты ми еси, брате, много понуживал, якоже положити честь на стрыи своем и на отци своем [то есть отдать киевский стол Вячеславу]».
294
Западноевропейские источники говорят также, что в январе 1150 г. германский император Конрад III, враждовавший с Болеславом, добился от папы Евгения III наложения на польского князя церковного интердикта (запрещения).
295
Татищев особо выделяет из них Ростислава Юрьевича: «Сей князь Ростислав желал всею Русью един обладать, для того, отца своего на братию и сыновцы возмущая, многи беды и разорения Руской земле нанес…»
